ее Моргану, который точно так же как и она, изо всех сил старался стать волком, но был лишь его подобием — он уже научился рычать, скалиться и кусать, но все еще оставался беззаботным щенком. Он все еще был глуп ровно настолько, насколько и смел.
— Останься с братом, — прошептал Стейн, заслышав снаружи низкое монотонное гудение. Он не впервые слышал его, и именно это заставило юношу насторожиться.
Выйдя из пещеры, Стейн прикрыл ладонью глаза, защищая их от яркого света. Над полем боя нависли устрашающие искрящиеся воронки, алое мерцающее свечение вспыхивало то тут, то там, оставляя в темном небе призрачные блики, воздух наполнялся тяжелым утробным звоном. Стейн уже видел нечто подобное раньше, когда воин, окруженный врагом, вдруг отбрасывал меч и обращался в стихию. Об этом нельзя было говорить, на это нельзя было смотреть, нельзя было оставлять эти воспоминания себе. Дар, свой или воина, бьющегося плечом к плечу рядом с тобой, должен был оставаться тайной.
Маги явили силу, защищая свой дом. Сражение быстро придет к своему концу, какую бы сильную армию не привели руалийцы.
— Скоро все будет кончено, — юноша услышал позади тихий голос Гудрун.
Стейн не смог обернуться — он неотрывно смотрел на вспышки, взметающиеся в небо, подобно молниям, и какое-то непонятное торжествование и гордость, не испытываемые ранее, наполняли его.
Он решил, что вернется в Эстелрос к утру, вернется туда, где больше не нужно будет скрывать свой дар. Он чувствовал вкус тех перемен, которые произойдут с ним в скором времени и едва сдерживал улыбку.
Маги явили силу.
— Что скажет король Эльрат, узнав об этой битве? — Стейн не заметил, как произнес это вслух.
— Для того чтобы сжечь нас всех, во всем Айриндоре не хватит хвороста, — засмеялся Морган, устремивший свои темные глаза прямо в небо, его смех подхватил и Аарон — мальчишки ликовали, но никто из них не мог объяснить почему.
Глава 7. Огненная дева
Глава седьмая. Огненная дева
Ранее. Улицы Меццы, Руаль
Реми запрещал ей заходить в порт, когда к городу подходили большие корабли. Поначалу она слушалась его, опасаясь этого места. И немудрено — это была настоящая клоака. Земля должна была давно разверзнуться и поглотить это место, пропахшее одурманивающими зельями, продажными женщинами и рвотой. Но время шло и Мириам научилась не отрывать лишний раз взгляда от мостовой, уложенной булыжниками, по которым стекали сточные воды.
— Я есть Тень, — шептала она себе под нос.
Лучше смотреть на эту грязь под ногами и на собственные дырявые башмаки, чем опасливо озираться по сторонам — так она решила для себя, прижимая к себе покрепче сверток с едой и быстро проносясь мимо грязных таверн и дешевых лавок, стараясь не замечать их. Ее ноги давно уже знали дорогу — каждый поворот, каждую ступеньку. Почувствовав запах полыни, она поняла, что скоро попадет на причал.
— Куда спешишь, девка? Хочешь, я покажу тебе Западный берег?
Если ты не моряк и не портовый рабочий, каждый встречный будет кричать тебе вслед непристойности — к этому тоже можно привыкнуть. На шее у Мириам висел кожаный чехол, укрывающий нож с острым, как жало, лезвием, он был таким маленьким, что умещался на ладони. С ним было не страшно даже в городском порту. Она стащила его у путника, когда была еще совсем малышкой. С тех пор она поняла, что может ловко своровать все что угодно, пока будет оставаться тихой и незаметной, пока в руках у нее будет этот крохотный нож. Она сможет все до тех пор, пока будет оставаться Тенью.
— Я — Тень, — проговорила она про себя и быстро прошмыгнула мимо захмелевшего моряка.
— Я к тебе обратился! Эй!
Мириам невольно дотронулась до ножа и ускорила шаг. Моряк бросился за ней и схватил за локоть — увернуться она не успела. По-прежнему прижимая к себе сверток, как свое самое большое богатство, она остановилась и собрала в своем взгляде всю ненависть к этому месту, ко всей своей голодной жизни и к этому мужчине, посмевшему остановить ее на пути. Она не раз замечала, что, если ей удастся собрать в своих глазах всю злобу, на которую она только может быть способна, человек, заставивший ее это сделать, замолчит, уйдет, скроется как побитый пес. Вот и сейчас моряк, встретив ее тяжелый взгляд, отшатнулся, но не выпустил ее руки.
— Я бывал в Тиронской империи и видел драгоценные камни яснее твоих глаз, — только и смог пробубнить он, прежде чем распахнулась дверь ближайшей лавки и из нее вышел старый седой торговец с тазом полным рыбьих потрохов. Они полетели прямо под ноги моряка. Мириам успела отскочить в сторону.
— Эта девочка ходит к Реми, Сезар, — проворчал торговец. — Оставь ее в покое. Дома у тебя тоже есть маленькая сестра.
А девочка уже скрылась за углом, прежде чем тот смог договорить. Когда она наконец оказалась на портовой площади, солнце было еще в самом зените. На причале стояло несколько величественных галер под пурпурными руалийскими флагами и множество ветхих рыбацких баркасов. Море, в котором плескались солнечные лучи, ослепляло каждого, кого туда приводили узкие улицы грязного портового квартала.
— Реми! — закричала Мириам, завидев его издалека. Она знала, что он едва ли услышит ее, но все равно без остановки выкрикивала его имя, бросившись со всех ног к галерам. — Реми! — еще раз и стая чаек, важно расхаживающих по причалу, лениво разлетелась по сторонам.
По пояс раздетый тощий паренек, услышав ее крик, опустил тяжелый тюк на землю. Он был загорелый и лохматый, с выгоревшими под солнцем волосами. Едва ли он чем-то был похож на Мириам, но, где бы они не появлялись, их считали братом и сестрой. Он был таким тонким, что под потемневшей кожей можно было разглядеть все кости. Рабочее место в порту досталось ему с большим трудом.
— Я принесла тебе еды, Реми, — протараторила девочка, слегка подпрыгивая от нетерпения. Ей нравилось приходить к нему в полдень. Обычно они уходили в сторону от порта и садились на траву в тени деревьев. В это время он еще не был смертельно уставшим, спина его не тревожила, и он мог поговорить с ней. А она очень любила слушать. Так любила, что даже готова была проходить изо дня в день через мерзкий портовый квартал.
Он выпрямился и стер со лба пот своей широкой ладонью, немного прогнулся вперед до хруста костей и крикнул что-то своему приятелю, бритоголовому тиронцу. Мириам не понимала этого
