Жози не боялась, напротив, она гладила его волосы, стискивала плечи, изгибалась под его губами и громко застонала, запрокидывая голову, когда его зубы сомкнулись вокруг ее соска. Все они врали, нет у нее никакого страха! Она хочет, чтобы Том… вернее, теперь уже не Том… продолжал.
Но Том, тяжело дыша, уже застегивал ее платье.
— Жозефина, ты замужем, — твердо говорил он. — Я не могу. Это подло.
Она опускала ресницы, соглашаясь. Он прав, конечно. Подло. Но очень хочется.
— А мне можно? Или ты тоже… женат?
— Кажется, нет, — растерянно покачал головой не-Том. — Я думаю, нет. Жози, понимаешь… ты мне очень нравишься. И именно поэтому я ничего лишнего не могу позволить. Я хочу, чтобы ты была счастлива. В идеале — с мужем.
— А если все — ложь? — тихо спросила девушка. — А если он монстр, который меня насиловал?
— Осмотр врача…
— Подделан? Ему заплатили? Не знаю… Ты думаешь, я просто так его… ножом? Я боюсь, Том. Я не хочу домой. Я хочу остаться здесь. Я знаю, что я сделаю! Я напишу письмо канцлеру Браенгу!
Томас дернулся, как от удара.
— Канцлер Браенг? — переспросил он глухо.
— Да. К нему можно обратиться. Он справедлив. Он бы докопается до сути.
— Зря ты так думаешь, — прошептал Том. — Какое дело до нас власть имущим?
— Ты не прав! — горячо воскликнула девушка. — Ему до каждого подданного дело есть! Он настоящий!
— Браенг… Как его имя?
— Кирьян.
— Не то…
— У него есть сын Джеральд.
— Вот, — спокойно ответил мужчина. — Кажется, меня зовут Джеральд.
Жозефина засмеялась, явно считая его еще более сумасшедшим, чем она сама. Не-Том молча смотрел на нее, и ее смех плавно перетек в стон.
— Хорошо! — закрыла она лицо руками. — Я буду называть тебя Джеральдом, да?
— Нет. Томом.
— Я не понимаю!
— Не хочу, чтобы кто-то знал, что ко мне возвращается память.
— Но почему?
— Потому что я понятия не имею, как сюда попал.
Его возбуждение рассеялось как дым. Он хотел, чтобы Жози ушла и позволила ему обдумать то, что он сейчас о себе узнал.
— Джеральд…
— Пожалуйста!
— Том. Ты ведь меня не бросишь?
— Я попробую тебе помочь.
— Спасибо.
Она тихо, послушно растворилась в ночи, а мужчина сидел и смотрел в пустоту.
Он — Джеральд Браенг. Возможно ли это? Память подсказывала ему, что быть сыном канцлера очень престижно. А еще — что канцлер мертв, его убили зимой. А Жози здесь с осени, она и не знает, что мир уже поменялся.
— Джеральд. Джерри, — попробовал на языке мужчина.
Да. Это имя принадлежит ему.
--
Они встретились наутро в своей беседке, будто ничего и не было ночью. Только Жози рассеянно улыбнулась, сплетая свои пальцы с его. Сама, без страха, без сомнений. "Да я отличный лекарь, — с горечью подумал Джерри. — Куда лучше, чем эти коновалы."
Жози понимала, что не-Том ускользает от нее все дальше, ей хотелось схватиться за него обоими руками и не отпускать. Но разве нужна она ему такая… сумасшедшая, почти убийца? Возможно, будь он беспамятным бродягой — сгодилась бы, а теперь… какой мужчина в здравом уме на нее посмотрит?
Плечи у Жозефины поникли, на глаза навернулись слезы. Она отвернулась от Джерри, чтобы он не увидел. А тот все ещё смотрел вдаль, не выпуская ее руки, машинально поглаживая запястье шершавыми пальцами.
От самого слова "муж" ее охватывала глубинная дрожь. Она помнила его весьма смутно, как что-то большое и с чёрной бородой. Это было странно. Жози помнила свое детство, помнила родителей, брата и двух сестёр, немного помнила день свадьбы — особенно платье, белое, обманчиво-простое, с кружевным корсажем и пикантно приподнятой спереди юбкой. Помнила, что правая туфелька натирала ногу, но была такой красивой, что Жози терпела. Кажется, она тогда была счастлива. Где во всем этом детском светлом мире был ее жених — она теперь не понимала.
Потом все как в тумане. Что было после?
Боль. Страх, даже ужас. Сломанные ногти с запекшейся кровью под ними. Почему в ее голове не осталось ничего?
В себя она пришла уже тут, в лечебнице. Сейчас Жози считала — прошло полгода, даже немного больше. Полгода! А с момента ее брака — год. Замуж она выходила весной. Сейчас тоже весна.
Сама того не замечая, Жози сильно, до боли сжала руку Джеральда.
Развод. Она может развестись со своим мужем. Она его не любит и боится. Но… она в лечебнице, кто послушает сумасшедшую? Жози горестно покачала головой, шевеля губами и репетируя речь, с которой она обратится к канцлеру.
Джерри, не выдерживая, хоть и понимая, что это неправильно, прижал ее к своей груди, погладил по волосам. Бедная девочка, как она волнуется. Имеет ли право он бросить её одну? Как ей помочь?
Она, кажется, и в самом деле уверена, что ее муж чудовище. А что, если весь мир лжёт, а она нет?
Сможет ли он простить себе, если её муж окончательно загубит девочку?
Жозефина ему нравилась. Ему импонировала ее хрупкость и нежность, которая порой (как при их ночном набеге на кабинет главврача) оборачивалась самым настоящим мужеством. Нравился лёгкий характер. Нравились тонкие пальчики в его ладони. Но он не знал ее настоящую. Кто она на самом деле — сумасшедшая убийца или жертва чудовищных обстоятельств? А кто на самом деле — он сам?
Смутно припоминались в этот момент слова отца (отца ли?), что, конечно, лучше отпустить виноватого, чем осудить невиновного, но вообще-то в любом деле надо разбираться до конца, до того момента, когда сомнений не останется. Джерри сомневался, а значит — нужно разбираться. Потому что у Жози сейчас он — единственный друг.
Решено. Он должен своими глазами увидеть её мужа. Побывать в их доме. И если всё действительно так, как говорит девушка — он ее спасёт. Увезет, поможет устроиться в жизни. Кажется, у него есть друзья, которые помогут.
Кстати, о друзьях.
— Жози, мне нужна твоя помощь.
— Какая? — девушка смотрела доверчиво и нежно.
— Выпроси у дока газеты. Придумай что-нибудь. Ну… что тебе скоро возвращаться в реальный мир, нужно быть в курсе того, что происходит.
— Хорошо, я попробую. Но как ты собираешься их читать?
— Я отлично вижу в темноте. Приду к тебе ночью.
Жози хмыкнула. Звучало это крайне двусмысленно, но она-то знала, что Джерри (это имя ей нравилось куда больше того, неправильного) относится к ней скорее, как к другу. Нет, он реагирует на нее, как на женщину, но особых чувств не испытывает. Жаль. Ей бы хотелось забыться в его объятиях. Хотелось подставлять шею под его губы. Хотелось гладить его обнажённые плечи, зарываться пальцами в кудрявые рыжеватые волосы на груди.
— Приходи, конечно, — вздохнула она.
— И еще, — он протянул ей свой нож (зачем-то его не отобрали при поступлении в клинику) рукояткой вперед. — Я хочу научить тебя убивать людей. Чтобы в следующий раз ты точно знала, куда бить.
— Зачем? — испуганно вытаращила она глаза.
— Затем, чтобы ты могла защитить себя. И прекратила, наконец, шарахаться от каждого мужчины.
***
А с газетами получилось до смешного просто. Доктор даже обрадовался ее желанию, похвалил за разумность и принёс откуда-то несколько старых экземпляров "Льенских ведомостей". Сказал, что это исторические выпуски. Правда, предложил читать у него в кабинете. Пришлось читать. Она открыла первую и ахнула: аэростат! Первый в мире!
— И я это чудо пропустила! — простонала она. — Боги, как бы я хотела увидеть настоящий аэростат! Доктор, это потрясающе!
— Да-да, я тоже хотел бы увидеть это. Но увы, работа не позволяет. Не печальтесь, технический прогресс очень стремителен. Скоро аэростаты будут не редкостью. Знаете, я в молодости на дилижансе ездил, а теперь вот поезда. Раньше маг-светильники везде, они удобные, долговечные, но их поддерживать нужно было. А теперь в столице газовые фонари.
Жози кивнула, жадно вглядываясь в строчки, а потом горестно воскликнула:
