критические дни.
В постели Кэла.
Прямо рядом с Кэлом.
Кровь, наверное, дошла до Кэла.
Кэл испачкался в моей крови.
Слезы заливают глаза, ужас превращается в отвратительные рыдания, которые застревают где-то в глубине горла.
Когда я сбрасываю одеяло с таким ужасом, словно по моим ногам ползают тридцать тысяч древних жуков-скарабеев, Кэл шевелится рядом, а затем, потягиваясь, просыпается. На долю секунды в приступе откровенного отчаяния я подумываю о том, чтобы ударить его по голове и вырубить, прежде чем он узнает о моем худшем кошмаре, однако совесть, конечно же, берет верх.
И я начинаю рыдать.
– Что за чертовщина? – ворчит Кэл, окончательно просыпаясь.
Он протирает заспанные глаза, а затем оказывается в ужасающей реальности, в которой я залила кровью все его простыни. Моя ночная рубашка сбилась на талии, поэтому я стягиваю ее как можно ниже, пытаясь прикрыть испачканные бедра.
– Прости, – всхлипываю я, впадая в панику.
– Люси, что за хрень… – Матрас прогибается под его весом, когда он поворачивается ко мне лицом и говорит: – Черт.
Я всхлипываю сильнее.
– Мне так жаль. Я не… у меня начались месячные… я не хотела…
– Черт побери, эй… все в порядке. – Кэл придвигается ближе и обхватывает мое лицо ладонями, вынуждая посмотреть ему прямо в глаза. – Дыши, Люси. Все в порядке.
Я мотаю головой, едва не задыхаясь от унижения.
– Т-ты не понимаешь. Я чувствую себя ужасно. Я…
Кэл сжимает мои щеки своими большими, крепкими и грубыми ладонями, однако, несмотря на это, его прикосновение мягкое и нежное. Большим мозолистым пальцем он касается линии моего подбородка.
– Все в порядке, – повторяет он, прижимая мой лоб к своему. – Все в порядке. Дыши.
Эти детские слова струятся во мне, как солнечный ручей, успокаивающий бурные волны, что пытаются утопить меня. Мои веки трепещут, когда я пытаюсь успокоиться, сосредоточиться на дыхании и не слететь с катушек. Сосредоточиться на нем, его руках, коже, дыхании, нежно касающемся моих губ.
Волнение спадает, когда из уголка глаза выкатывается слеза. Кэл смахивает ее и целует меня вдоль линии роста волос. В эту секунду я хватаюсь за его запястья, чтобы не рухнуть на матрас от бессилия.
Вот в чем дело.
Я на взводе.
Кто-то посчитал бы случившееся лишь небольшой проблемой, но для меня это настоящая катастрофа. Однажды, когда мне было двенадцать, со мной произошел один инцидент, связанный с месячными, – случилось это прямо в школьном автобусе. После этого подобные ситуации стали занимать едва ли не самое первое место в списке страшных вещей, которые могли произойти с Люси; наряду с иррациональным страхом, что арахисовое масло прилипнет к нёбу.
Кэл проводит рукой по моему затылку, притягивая ближе, и шепчет на ухо:
– Теперь ты в порядке?
Я не уверена, однако от его слов мне становится хорошо, а от осторожного прикосновения – еще лучше, так что я киваю.
– Мне жаль.
– Перестань извиняться. Ты ведешь себя так, будто никогда раньше не сталкивалась с месячными, – говорит он, медленно отодвигаясь, чтобы внимательно посмотреть на меня. Его взгляд скользит по моему лицу, пытаясь понять причину моего странного поведения. – Скажи мне, что у тебя все хорошо.
Я сглатываю, а затем слизываю слезинку с губ.
– Я… думаю, у меня все хорошо. Я просто… мне нужно постирать твое постельное белье. И прибраться, – бормочу я все еще дрожащим голосом. – А потом вырыть на твоем заднем дворе двухметровую яму и похоронить себя в ней.
Его губы кривятся в подобии улыбки, но он отстраняется и проводит рукой по подбородку, чтобы скрыть это.
– Я помогу тебе, – бормочет он, поднимаясь с кровати.
– Ладно. Можешь взять лопату.
– Я помогу тебе прибраться, – уточняет Кэл, после чего встает с матраса и, повернувшись ко мне, слегка ухмыляется. Но он тут же прочищает горло и быстро стирает эту эмоцию с лица. – Ничего страшного, Люси. Иди, прими душ, пока я займусь стиркой.
– Нет! Боже, нет, я обо всем позабочусь. – Меня снова охватывает паника, и я вскакиваю с кровати, лихорадочно натягивая на себя простыню и одеяла. – Иди… спрячься или что-нибудь в этом роде. Я справлюсь.
– Люси.
– Пожалуйста, уходи, это унизительно. – Я собираю простыни в гигантский комок, пока он не оказывается прижатым к моей груди.
– Почему?
Я поднимаю на него широко раскрытые и остекленевшие глаза, когда в голове всплывают воспоминания об унижении в школьном автобусе. Оно обрушивается на меня камнем ужаса и стресса, который мне довелось пережить. Я пристально гляжу на него, чувствуя, как постепенно отключаюсь.
Кэл подходит ближе и щелкает пальцами перед моим лицом.
– Моргни, Люси. У тебя такой вид, будто ты вот-вот потеряешь сознание.
Выдыхая, я несколько раз моргаю, пока черты его лица снова не становятся четкими.
– Я… когда у меня впервые начались месячные, то произошло кое-что ужасное. Эмма была там, и она… – Я закрываю рот. – Не бери в голову. Это слишком неловко.
– Расскажи мне.
У меня перехватывает дыхание. Я трясу головой как сумасшедшая, а затем подрываюсь и со всех ног вылетаю из его спальни, сжимая в руках улики. Вместе с ними я врываюсь в ванную и захлопываю за собой дверь. Стянув с себя нижнее белье, я тут же запихиваю его поглубже в корзину, словно его никогда и не существовало, а затем начинаю приводить себя в порядок. В итоге я останавливаюсь, дабы перевести дух и напомнить себе, что, вероятно, в этом нет ничего особенного.
Не совсем.
На самом деле это нормально – иметь матку и… дверь ванной распахивается.
– Кэл! – кричу я, пиная пяткой постельное белье позади себя и упираясь руками ему в грудь, чтобы вытолкнуть его наружу. – Уходи. Пожалуйста.
– Я хочу помочь. – Его тело – как цементный блок, его невозможно сдвинуть ни на сантиметр. – Расскажи мне, что случилось.
Я толкаю сильнее, но по-прежнему ничего. Я просто пушинка, пытающаяся сдвинуть кирпичный дом.
– Я не могу.
– Можешь.
В мгновение ока он обхватывает меня за талию, поднимая с кафельного пола и сажая на раковину. Я резко вдыхаю. Его глаза пылают, впиваясь в меня. Кэл скользит между моих ног и сжимает бедра.
– Ч-что ты делаешь? – я заикаюсь.
– Я же сказал, что хочу помочь. – Отводя взгляд, но крепко прижимаясь всем телом к моим коленям, он тянется к полотенцу для рук, свисающему с серебряной планки, и включает горячую воду. Он достает полотенце, смачивает его, затем приподнимает мою рубашку ровно настолько, чтобы обнажить бедра.
Я замираю. Едва дышу.
Кэл на мгновение задерживает на мне взгляд, словно просит разрешения и согласия разрушить эту хрупкую стену близости и
