- Что, сдрейфил сухопутный? – осклабился в улыбке Полундра.
- Считай, что да, - кивнул я. – Давай из окна посмотрим, а потом будет понятно, что и как.
- Эх! – Полундра махнул рукой, но всё же присоединился к нам.
Теперь мы уже втроём наблюдали за происходящим.
Со второго этажа было видно, как сквозь толпу проталкиваются двое, судя по форме – краскомы. Они двигались в сторону крыльца губрозыска, а бойцы беспрекословно расступались перед ними, как морские воды перед Моисеем.
Я облегчённо вздохнул. Сейчас эти двое наведут порядок.
Не дойдя до здания, краскомы остановились. Один вдруг вскинул руку с наганом.
«Хочет выстрелами привлечь к себе внимание?» – подумал я.
- Товарищи! – закричал краском с револьвером.
Толпа всё ещё бурлила, но уже не так сильно.
- Товарищи! – снова крикнул командир.
- А ну тихо! – цыкнул кто-то в самой гуще красноармейцев, а с другого конца донеслось не менее громкое «цыть!».
Наступила тишина, в которой я услышал звук моего дыхания.
- Товарищи бойцы революционной Красной армии! Вчера мы стали свидетелями, как контра, засевшая в губрозыске, задерживает наших братьев, таких же как мы – верных борцов за дело революции! Это страшная несправедливость, товарищи! И кто, как ни мы должны положить ей конец!
- Верно говоришь, - одобрительно выкрикнули откуда-то слева.
По толпе прокатился ропот.
- Твою мать! – сорвалось с губ у Полундры. – Это же… Это же они против нас мятеж устраивают…
- Ты знаешь этого краскома? – спросил я.
- Знаю, комбат учбата.
- Того самого, откуда была вчерашняя банда?
- Да.
Я ошалело моргнул. Понятно, что на дворе начало двадцатых, что ситуация во многих местах неустойчивая, но чтобы так… Прямо на моих глазах.
Толпа зашумела ещё громче.
- Смушко! – взволнованно брякнул Полундра.
- Где? – не понял я, но в ту же секунду увидел, как возле краскома оказался начальник губрозыска.
Он успел подобно этим подстрекателям ввинтиться в толпу и добраться до крыльца губрозыска, пройдя через всю улицу.
- Товарищи красноармейцы! – призвал Смушко. – Я – начальник губрозыска Смушко. Если вы считаете, что мы совершили вчера противозаконные действия, я готов выслушать вас. Но помните, товарищи бойцы, вчера мы арестовали не бойцов Красной армии, а грабителей, терроризировавших город! И у нас есть доказательства.
- Брешешь, собака! – к крыльцу подскочил низкорослый солдат и плюнул в сторону начальника губрозыска.
Толпа одобрительно загудела.
Смушко страшно побледнел, его рука легла на кобуру маузера, но в последнюю секунду он опомнился.
- Мужики! – с надрывом крикнул начальник губрозыска. – Хорошенько подумайте, над тем, что сейчас происходит! Вы нарушаете закон.
- Мы и есть закон! – проголосил низкорослый солдат, в котором было что-то от шакала Табаки.
- Верно! Мы закон! – Похоже, подавляющее большинство на улице было на стороне мятежников.
- Кого вы слушаете? – пытался призвать к голосу разума Смушко, но было поздно – его уже начали обступать взбудораженные люди.
- Бей его! Топчи, скотину!
Ораторствовавший краском не даёт начальнику губро выхватить маузер.
- Что вы делаете?! – орёт Смушко, но его голос только ещё сильнее заводит окружающих.
- Порвём падлу!
- Убьём суку!
- Смерть легавому!
Ну детишкина жизнь! Ну твою в душу…
Я бросил взгляд вниз – второй этаж – метра три до мостовой. Прыгать рискованно. Но если побегу по ступенькам – опоздаю.
Чувствую себя самоубийцей, но решаюсь.
Хрен с ним.
- Ты что творишь? – бросил мне в спину Мишка, но я уже летел из открытого окна.
Дурак! Ой, дурак!
Бум. Было чувство, что у меня сейчас голова от туловища оторвётся, виски обдало жаром. Но вроде ничего, боли нет. Кажется, ничего не сломал, не вывихнул – сгруппировался удачно.
И сразу к крыльцу.
Возбуждённая серая масса обступает Смушко, сейчас его собьют с ног, разорвут на части. Не знаю, что нашло на этих мужиков или скорее парней – почти все молоды, это ведь учебный батальон. Однако на лицах у них читается одно – ненависть.
В таком состоянии запросто убьют или покалечат.
Я распихиваю одного, другого. Пока без последствий - меня принимают за своего. Есть такие, что сами уступают дорогу. Не все ж психи, есть и осторожные.
У меня такой же взъерошенно-взволнованный вид, солдатская гимнастёрка… Это помогает прокладывать «тропку» в возбуждённой солдатской массе.
Лишь только один или двое что-то шипят позади, но мне нет до них дела. Успеваю оказаться возле Смушко, отдираю от него волосатые ручки низкорослого гадёныша, успевая рассмотреть его пропитую харю – каким же ветром тебя занесло в армию, дядя? Хотя, может никакой ты не красноармеец?
Подставив спину под удары, почти затаскиваю Смушко на крыльцо, толкая в успевшую распахнуться дверь (молодцы ребята, сообразили). Потом разворачиваюсь и мёртвой хваткой вцепляюсь в оратора, дёргаю на себя и практически закидываю как мешок с картошкой внутрь здания.
Раз пошла такая пьянка, нам может пригодиться заложник.
В ту же секунду начинается винтовочная пальба. Лопаются и разбиваются стёкла, трещат оконные рамы, а дверь начинает ходить ходуном – в неё ломятся разгорячённые бойцы снаружи.
Меня начинает трясти – это отходняк после происшедшего. До последней секунды ждал, что между лопатками прилетит пуля или воткнут штык…
Чудо, что всё обошлось.
Нас оттаскивают к толстой каменной стене и сейчас же дверь прошивается в нескольких местах винтовочными выстрелами. А ведь я как раз находился на этом месте… Да из меня бы сделали решето.
Как выясняется, не всем везёт.
Вскрикивает раненый чоновец, из кабинета вываливается окровавленная женщина – пишбарышня, зачем-то пораньше пришедшая на работу. Её подхватывает на руки Полундра. Он успел сбежать по лестнице на первый этаж, и сразу оказался в гуще событий.
Увиденное охлаждает меня, заставляет взять себя в руки.
- Пулемёт есть? – кричу я.
Но кто-то успевает меня опередить. Сверху нашего особняка лает «максим». Надеюсь, пока не в людей… всё же там, на улице не чужие нам люди – это красноармейцы. Им запудрили мозги, такое бывает, но это свои. Не хочется их убивать.
Пулемётная очередь лишь ненадолго успокаивает горячие головы. Особняк превращается в осаждённую крепость.
После того, как на моих глазах прилетает шальная пуля и убивает парня из бригады Полундры, я зверею – хватаю за грудки подстрекателя и подтаскиваю к себе.
В руке у меня револьвер, его дуло приставлено к подбородку комбата.
- Или успокоишь людей или я тебя шлёпну, - скрежещу зубами я.
- У меня не получится, люди на взводе, - лепечет он, и я вижу, что не врёт. – К тому же там есть пьяные. Мы разгромили магазин по дороге.
- Какой магазин?
- Нэпманский… А чего их жалеть, кровопийц! – недоумённо поясняет комбат.
Вот что я могу объяснить таким людям? Как им вправить мозги?
Особняк огрызается винтовочно-револьверными выстрелами. Пулемёт пока молчит. Почему? Что-то случилось?
- Почему молчит пулемёт?! – не выдерживаю я.
- Лента одна, - отвечает Смушко, внимательно слушавший наш разговор с комбатом. – Экономим.
- Подмога будет?
Смушко пожимает плечами.
Бардак, господи, какой бардак! А ведь это моя страна! Как же она устояла! Каких трудов стоило всё наладить, после того как мир слетел с рельсов!
У меня нет претензий к Смушко, но я категорически отказываюсь понимать, почему таким, как этот комбат доверили столь ответственный пост! Настолько плохо с кадрами? Или эта скотина умело маскировалась?
Наверное, и то, и другое!
Телефон у дежурного разрывается от звонков.
- Товарищ Смушко, вас, - тычет трубкой в начальника угрозыска дежурный.
- У аппарата, - кричит тот. – Нет, выехать не можем – окружены. И вы тоже? Держитесь.
Он разочаровано возвращает трубку дежурному.
