Бабайка
От мамы мальчик Владя унаследовал беспомощно жиденькие волосы, от бабушки – узковатые глаза и оттопыренные уши, а от бронзоволикого дедушки-академика – вытянутую голову, которая у деда смотрелась благородно, а у Влади напоминала лопоухий чурбанчик. Был еще папа, одаривший Владю хилым телосложением и аллергией на всё, которая постоянно цвела на мордочке сочной сыпью.
Возможно, именно поэтому все были Владей недовольны. Папа считал, что Владя уродился в мамину женственную породу, и звал его, назло маме, Славиком. Мама боялась, что Владя пошел как раз в папу, и с ужасом ждала того дня, когда он начнет пить что-нибудь кроме воды, молока и соков. Еще Владя казался ей непонятливым и, вполне вероятно, отстающим в развитии, и мама буквально плакала, пытаясь научить его алфавиту и получая в ответ неуверенное мычание. Владина бабушка, из особого типа кислоликих страдалиц, удачно выдала замуж и отселила к супругам двух дочек, Машу и Клаву, а вот браком третьей, Люси, была недовольна, а уж закрепившим этот брак малахольным Владей – и подавно. С выселенными дочерьми она поддерживала постоянную телефонную связь – с помощью крупного лакированного аппарата с крученым шнуром, потому что о мобильных тогда никто и не слышал. Владя в этих разговорах если и фигурировал, то только как невоспитанный и избалованный ребенок, третирующий бабушку своим непослушанием. Бабушке было жизненно необходимо, чтобы ее кто-нибудь третировал.
Владя знал, что им недовольны, совершенно не мог понять почему и больше всего на свете любил спать и возить по коридору зеленый грузовик на веревочке. Попутавшись там у всех под ногами, он по-собачьи скребся в тяжелую дверь кабинета, из-за которой тянуло крепким кофе. Потому что тогда у Влади был еще и дедушка.
Дедушка сидел за столом в старой клетчатой рубашке и растянутых домашних штанах и мусолил свой вечный пасьянс.
– Кофе будешь? – не глядя на Владю, цедил он, водя картой над раскосыми дамами, нездорово румяными валетами и одноглазыми тузами.
– Мне низя, – честно отвечал Владя.
Дедушка кивал и снова задумывался. Владя заползал на свободный стул, брался диатезными ручками за край стола и, выдержав из вежливости паузу, начинал советовать:
– Тетьку вот сюда…
«Тетька» была дама, а короля первобытно безграмотный Владя называл «ейный муж».
– И чего лезешь, шел бы поиграл, – бурчал дедушка, но карту клал.
На самом деле Владя и дедушка приятельствовали, и в пасьянсах Владя давно уже научился разбираться. Дедушка не был недоволен Владей, скорее казалось, что он внука благодушно игнорирует. Раскладывая пасьянс и ведя пунктирную беседу, они даже не переглядывались. Но именно дедушка как-то взял швабру и с грохотом проехался ею под Владиной кроватью, чтобы изгнать жившее там чудовище.
– Видал? – Дедушка поставил на пол лампу, заставил Владю заглянуть в опозоренное пыльное логово чудовища и сказал: – Нет никакой бабайки.
– Бабайка, – повторил Владя имя чудовища и посмотрел на дедушку влюбленными глазами.
Владиного папу, пьющего альтиста, бог знает как прибившегося к приличному дому (даже не скрипача, что приводило бабушку в особенное негодование), семейство исторгло из себя довольно быстро и незаметно. Он и сам, кажется, обрадовался и немедленно уехал в небольшой поволжский город, взыскуя мягких непритязательных женщин и места в каком-нибудь здешнем оркестрике, тоже непритязательном.
Когда папа вечером не вернулся, Владя вышел в прихожую в пижаме и стал ждать. Потом об него споткнулась бабушка.
– Иди спать, – почти ласково сказала она. Бросил же папаша ребенка, пожалеть надо.
Владя посмотрел на нее, помолчал и вдруг буркнул:
– Сама иди!
– Никакого воспитания, – привычно отметила бабушка и отвернулась.
Владя еще подождал, а потом пошел к дедушке в кабинет. Забрался на свой стул, подпер голову руками и начал пыхтеть.
– По папе скучаешь? – спросил дедушка.
Владя подумал и помотал головой.
Потемневший от времени, как старый хмурый бог, дедушка неожиданно фыркнул:
– А чего ж ты тогда?
Неудачный Владя смотрел куда-то в сторону почти так же кисло, как бабушка, и пыхтел.
– Так не пойдет, – строго сказал дедушка. – Ну привык ты с папой, привыкнешь и без папы. Давай-ка я тебе лучше ценную вещь покажу.
Дедушка долго, с кряхтением возился на верхней полке шкафа, всегда запертого на ключ. На пол упала веточка искусственных цветов – Владя не понял, да и не мог понять, что они кладбищенские, потом посыпались деревянный подсвечник, какая-то коробочка, костяшки домино… Наконец дедушка вернулся к столу с огромной пыльной книгой. На книге было старинным кокетливым шрифтом оттиснуто: «Альбом для фотографий». Мама зря ругала Владю – буквы он давно выучил.
Так Владя впервые познакомился с ними со всеми – с той частью семейства, очень многочисленной, которая не была им недовольна. Это были разновозрастные люди кофейного оттенка, в богатой складками одежде, с застывшими в легкой печали лицами и прозрачными глазами. Тщательно подобранные позы, длительность самого процесса фотографирования (дедушка сказал, тогда говорили не «фотографировать», а «кодакировать»), нежные руки ретушера делали всех очень красивыми.
Дедушка тыкал тоже коричневатым, пропахшим кофе пальцем в бледные овалы лиц:
– Вот дядя двоюродный… Вот дед мой, офицер. Видишь – с барышней… А в руках у нее что?
– Сирень… – помолчав, признал Владя. – Только желтая, разве так бывает?
– А кто ее поймет, какая она была. Вот тетя моя. Красавица известная.
Рядом с красавицей тетей сверкала улыбкой какая-то черненькая, со сросшимися бровями девица. Владю поразило то, что у девицы, прямо как у его тети Маши, были вполне себе заметные усики, но при этом девица была красивая.
– А это кто?
– А кто теперь поймет… Знакомая ее. А вот это, смотри – кто такие?
Перевернулся лист картона, и Владя увидел большой, истершийся уже снимок: просторная комната, диван, драпировки, пальмовые пятерни растут сбоку как будто из воздуха – кадку время съело, а их не тронуло. А посреди комнаты – семейство.
– Краси-ивые… – затряс головой Владя.
На краешке дивана сидел, по-оленьи приподняв голову, господин с мягкой бородкой. Рядом расположилась дама с поэтической грустью в прозрачных глазах. Ее юбка занимала весь оставшийся диван, и Владя будто услышал, как шумела тяжелая ткань, когда дама садилась. А на ковре пытались изображать беспечную игру в мячик, но на самом деле – тоже застыли восковыми фигурками два мальчика и девочка. Один мальчик смотрел прямо на Владю, второй шевельнулся и получился полусмазанным, а от девочки, сколько Владя ни вглядывался, оставались в памяти только кружева, бантики и ручка с вытянутым указательным пальчиком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
