одному дьяволу известно. Конечно, Глебу нужны деньги, часть финской казны, однако отнять ее у плененного Антикайнена будет сложно. Даже, если его разрежут на тысячи маленьких Антикайненов. Воздействовать путем шантажа? Так самый дорогой ему человек ушел, Лотте уже не страшны никакие угрозы.
Вероятно Бокий все это прекрасно понимает. Тогда зачем же он нужен? Сделать то, что не под силу ему самому ввиду объективных обстоятельств непреодолимой силы, то есть, чистоты крови. Ладно, может и так, Глеб всегда был в поисках чертовщины. Да и Соловецкий архипелаг настолько близко стоит к злу, как бы оно себя самое не проявляло, насколько далеко от этого всего отстоит Валаам.
Зато пока питаться можно, не теряя силы, а, наоборот, их приобретая. Хоть какой-то положительный момент от грядущего визита товарища Бокия.
7. Старые знакомые
Бокий приехал на Соловки через две недели. Об этом поведал красномордый Прокопьев, не преминув добавить, что вот теперь-то лафа у вас, контриков, и закончится. Будете, мол, землю грызть зубами, бревна на хребте таскать и тому подобное. Фантазия у рыжего охранника была небогатая, вот он и не особо оригинальничал.
За это время можно было отметить две вещи, которые могли бы удостоиться некоего внимания.
Первая — ничего такого, чтобы могло хоть как-то навести на идею с побегом ни услышать, ни увидеть не удалось. Игги и Мика регулярно привлекались на подсобные работы возле монастыря, но этим все и ограничивалось.
Вторая — Тойво вновь обрел способность самостоятельно двигаться: вставать с кровати и передвигаться размеренным шагом. Конечно, помощь выздоровлению оказала наступившая теплая погода и регулярно потребляемые внутрь бульоны. А также, конечно, забота партии и правительства под управлением вождя мирового пролетариата Вовы Ленина и его подручных.
Рыжий Прокопьев, отчего-то считающий себя ответственным за их, так сказать, коммуну в отдельно взятой келье, с особой торжественностью принес разработанный все тем же Успенским порядок «коллективного общежития» и, делая свирепые рожи, прочитал:
— Отдел 3. Статья 185. В ней говорится: «За побег заключенного отвечают, как за преступление по должности все лица, на обязанности коих лежало окарауливание заключенного и наблюдение за его поведением».
— Это как — «окарауливание»? — спросил Мика.
— Вот когда будут тебя молотить два вертухая, клоун, мигом поймешь, что это такое, — побагровел шеей Прокопьев. — Окарауливание — значит, окарауливание. Все равно, что «Капитал» Маркса означает Энгельса. Понятно?
Фон Зюдофф только фыркнул.
— Далее. Отдел 3. Статья 186, - продолжил охранник. — «Начальник отделения лагерей о каждом побеге заключенного производит дознание, протокол коего направляется в Управление СЛОН, которое о сем сообщает ОГПУ». Вот так-то, граждане осужденные.
— За что осужденные? — спросил Игги.
— Ну, вам виднее, — краска с шеи рыжего переползла на лицо. — У нас, как вам известно, за просто так никого не сажают. Это вам не царский режим!
Монах отвернулся к стене, желваки у него на щеках несколько раз дернулись, словно бы в тике.
— И последнее. Отдел 3. Статья 187. «О всяком покушении на побег составляется протокол начальником отделения лагерей и сообщается в Управление СЛОН».30 Все понятно? Вопросы есть? Вопросов нет.
Он развернулся на каблуках и вышел, крепко приложившись дверью о косяк.
— Мысли зачастую материальны, — разрядил наступившую тишину Тойво. — Прокопьев ничего не знает, он даже ничего не чувствует. Он зашел просто так, потому что до их сведения довели приказ об ответственности за побег при попустительстве. Да и, вообще, за побег. Так и должно быть в режимном учреждении.
— Так-то оно, конечно, так, — согласился Мика. — Уж только больно противный этот рыжий.
— Землячок, — усмехнулся Игги.
Фон Зюдофф ничего на это не сказал, только бросил на товарища по несчастью горестный взгляд.
Ежедневный рассказ о событиях дня не отличался множеством сюжетов: заходили туда-то, таскали то-то, охранники — уроды. Новых людей пока не прибавилось. Да и не убавилось — тоже.
— Ты прав, Тойво, что не знают эти охраннички ровным счетом ничего, — завершил свой отчет Мика. — Сегодня погнали нас в подвал — ну, один из тех, что с фундаментом из глыб — спустились мы вниз, а там воды по колено. «Черт, перепутал», — сказал конвоир и отправил в другой.
— Однако скоро навигация в полный ход откроется, будет вохра при параде командовать: никуда ходить не надо — знай себе, покрикивай, — это уже Игги сказал.
Действительно, пока на архипелаг баржи не приходили вовсе. Только какие-то небольшие катера, которыми сподручно лавировать между плавающими льдинами и протискиваться через кашу колотого льда. Вот когда вода станет чистой — повезут арестантов на Соловецкий архипелаг сотнями. Тут-то охрана и вздохнет спокойно: стадом легче управлять, нежели отдельными особями. Выбрал в толпе бригадира, нарезал ему задачи, а уж потом он сам будет рулить своими подопечными любыми доступными ему способами.
— Говорят, гидроплан прилетел, — снова сказал монах. — Пару дней назад, вроде бы.
Вот, стало быть, как — дождались московского начальства. Только важные гости могут позволить себе самолет.
Тойво вздохнул: ну, вот, придется общаться не сегодня — завтра. Вряд ли товарищ Бокий упустил такую возможность посетить архипелаг.
Уже почти за полночь дверь в их келью отворилась и стоящий в коридоре Прокопьев произнес:
— Заключенный Антикайнен — на выход.
Тойво хотел, конечно, спросить что-то типа: «с вещами?» — но передумал. Нету у него вещей.
Они шли бесконечными коридорами, рыжий отпирал здоровенными ключами какие-то бесконечные двери, бесконечное количество вооруженных вертухаев с подвязанными кожаными ремнями пузами норовили сказать гадость в спину финну.
Наконец, последняя дверь распахнулась, и затмевая фонари типа «летучая мышь», вырвавшийся из залы свет ослепил Тойво. Прокопьев четким движением отошел в сторону и замер по стойке «смирно». Антикайнен хотел, было, поднять руку, заслоняясь от ярких ламп, но не решился.
— А кто это тут у нас? — донеслось до него чье-то не вполне трезвое восклицание.
— Отвечать, сука, когда тебя спрашивают! — прошипел Прокопьев.
Тойво хотел, было, что-то сказать, типа — представиться, но почему-то в горле пересохло и все слова застряли.
— Он, видимо, плохо по-русски понимает. Чухонец белоглазый, — сказал кто-то из зала. — Так?
— Да, — согласился Антикайнен, после чего все присутствующие в помещении засмеялись, словно от замечательной шутки. Даже красномордый Прокопьев тоненько похихикал.
Финн присмотрелся, стараясь не шевелить при этом головой. Он ожидал, что встреча с Бокием пройдет в более узком кругу — тет-а-тет, как говорится. Здесь же Глеба вообще разглядеть не удалось. Затаился, наблюдает?
— Конвой свободен, — опять сказал тот же человек, что упомянул
