— Пойдем, посидим на лавочке? — предложил он Маугли. — Нужно крепко подумать. Домой возвращаться не прижимает, меня там вся европейская полиция ищет, плюс в запасе еще два дня отпуска и выходные. Можно пока тут осмотреться, поискать что-нибудь ценное. Мосинка! Клеймо видел? Звезда со стрелой, Тульский оружейный завод. Руки чешутся, опробовать охота. Дома такую хрен найдешь, а если найдешь, цену выкатят — честно не заработаешь. Пол-Европы перестрелять придется. А это не вариант.
Кролик пошевелил ушами, одобряя желание посидеть в парке. Дмитрий Генрихович продрался сквозь заросли хмеля, оплетавшие мраморную балюстраду и вазы, отыскал более-менее крепкую лавочку, уселся, продолжая говорить:
— До Дыма бы еще докричаться. Не может быть, чтобы он обиделся. Наверное, своих неприятностей подвезли. Спросить у него хочу, надо ли покупать эти хожени. Вдруг они как-то пригодятся, помогут его вытащить?
Одностороннюю беседу прервал шорох перекатывающихся камешков. Кучка мусора возле балюстрады зашевелилась, из-под земли, протискиваясь между мраморными осколками и сухими плетями хмеля, пророс тонкий стебелек. Дима смотрел на диковину с отвисшей челюстью — ветка, вторая, третья… Блестящие ярко-зеленые листья, мгновенно пожелтевшие до самоварного золота и осыпавшиеся на землю. И снова листья, теперь уже вперемешку с цветочными почками.
— Нравится? — спросил чей-то голос. — Подойди поближе. Потрогай. Дерево не ядовитое.
Глава 3. Покупка и буфет
Дмитрий Генрихович посмотрел на здоровенного говорящего кота, на разросшийся куст, покрывшийся скверно пахнущими белыми цветами, и позволил Маугли спрыгнуть на землю — кроль так пнул его в живот, что дыхание перехватило. Цветы пожухли, съежились. Ветерок унес вонь тухлой рыбы, плодовые коробочки раскрылись, являя загадочные плоды — небольшие стеклянные пузырьки с пробками и цепочками-стебельками. Пузырьки были поменьше, чем тара для цветочного масла, рябили разноцветьем плоских чешуек, сухих бутонов и ягод, спрятанных за стеклом.
— Бери! — щедро предложил котяра. — Бери тот, который нравится.
Маугли зарычал — низко, грозно. Дима, который прежде такого звука от кролика не слышал, прикоснулся к вздыбившейся шерсти на спине — «тихо, не сорви гешефт» — кашлянул и уточнил:
— Слышь! А это редкость?
— Конечно! — мяукнул котяра. — Редкость редкая, у кого хочешь спроси. Дерево несбывшихся желаний. Открой пузырек и узнаешь, что тебе досталось. Может быть, тебя поцелует прекрасная принцесса, а может быть, тебе под ноги свалится мешок алмазов.
— Ага, то есть, не просто редкость. Ценная редкость. Так?
— Очень, очень ценная! — котяра выскользнул из-за балюстрады, завертелся вокруг деревца, стараясь не приближаться к Маугли. — Сорви пузырек, открой!
— А два можно?
— Ты сначала один откупорь. Потом договорим.
Кот оскалился, демонстрируя острые пожелтевшие зубы, царапнул когтями по мрамору, оставляя внушительные следы.
— Неохота мне ничего откупоривать, — сообщил Дима, встал и подошел к кусту, оставив «Винторез» на лавке. — Других забот навалом.
Он натянул рукав куртки на ладонь, наклонился, ухватил ценную редкость за основание, поднатужился и выдернул с корнем, обломав пяток мелких веток. Пузырьки попадали в кучу мусора, разбиваясь и оставляя быстро улетучивающуюся вонь и звуки — гарь, кровь, крики, стоны и проклятия. Котяра взвыл, прыгнул на Диму, но встретиться с ботинком не успел. Маугли вцепился ему в морду, подтянулся, лягнул задними лапами, располосовывая грудь и брюхо. Кроль и кот покатились по траве, разбежались, обменялись угрожающим воем. Дима отступил к «Винторезу», держа в руке теряющее пузырьки дерево и подыскивая подходящий камень. Ввязываться в драку не понадобилось: кот спасовал, вывалил ворох ругательств и сообщил:
— Ты не открыл — тот, кто у тебя возьмет, откроет. Наговор все равно его к кладу притянет. Поработаешь за меня, человек.
После этих слов котяра отступил к лестнице и растворился в сгустившемся тумане. Очередной пузырек упал с ветки и разбился. Маугли полоснул когтями, разгоняя облачко горького дыма, вызывая чей-то далекий стон.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Спасибо, друг! — поблагодарил Дмитрий Генрихович. — Айда на базар, попробуем поменяться. Или просто загоним, чтобы были деньжата в буфете пожрать. Ну и на всякое… по мелочи.
Кроль кивнул. Дима спохватился:
— А что он там мяукал про клад? Может, надо было попробовать клад отжать? А я на дерево польстился.
Кроль отрицательно замотал головой.
— Ладно, — согласился Дима. — Обойдемся без клада.
Они вошли в подъезд, роняя пузырьки. Поднялись на второй этаж, прошествовали к «мосинке», сопровождаемые гулом удивленных голосов. Торговцы толкали друг друга локтями, указывали на Маугли, на куст, подсовывали и расхваливали свой товар. Дмитрий Генрихович посмотрел на заблестевшие глаза урюка и твердо сказал:
— Еще патроны. Б-30, с бронебойной пулей, и обычные. Бронебойно-зажигательные не надо. Хотя, если коробку добавишь, не обижусь.
Пока урюк бегал по рынку, отыскивая патроны, Дима осторожно отломил две тонкие веточки с пузырьками, стараясь не касаться стеклянной тары, и стал обладателем новехонького армейского рюкзака, аптечки и всей охапки хоженей, выложенных на прилавок. Тетка их в газету завернула, с поклоном Диме подала, ухватила ветку и слиняла, рассыпаясь в благодарностях. Да и урюк не подкачал, расстарался, притащил и патроны, и сумку-чехол для переноски винтовки, целехонькую, крепкую, с клеймом тысяча девятьсот сорок второго года — как из машины времени вынул — добавил чехол для ПУ и набор принадлежностей для чистки. Мелькнула мысль — «а не продешевил ли я?» — но Дима быстро ее отогнал. Как пришло, так и ушло. Главное, что винтовку никто перехватить не успел. Куст, в общем-то, Маугли у кота отбил, сам он только дернул. А раз Маугли против обмена не возражает, значит, так тому и быть.
Он продолжал попытки дозваться Дыма, но мысленные вопли как будто в вату падали.
«Может быть, тут что-то работает как глушилка. Надо отойти. Можно на лестницу какую-нибудь вскарабкаться, если подходящая площадка найдется — разбить временный лагерь, винтовку пристрелять. Но сначала в буфет сходим. Я толком не позавтракал, жрать уже охота. Да и кроль некормленый, вчера вечером три сосиски заточил, а утром колбасу разбросал по всей кухне, не прикоснувшись».
В последний момент аж сердце заныло, стало жалко, что ни одного пузырька себе не оставил. Вот тот, с крохотной алой гвоздичкой, издающий мелодичный перезвон… что-то знакомое было в этих колокольчиках — то ли рождественская песенка с новой родины, то ли звук кремлевских курантов.
Накатило — «открой, и окажешься там». В детстве. В беззаботном детстве, которого у Димы не было: открой пробку, сделай шаг, встань в хоровод, который закружит вокруг новогодней елки с алой звездой-верхушкой. Он почувствовал запах хвои и шоколада, потянул руку, укрепился в желании сорвать пузырек — к еловым радостям добавился пронзительный аромат мандаринов.
Маугли снова вгрызся ему в запястье — посильнее, чем когда с лестницы скидывал. Зарычал так, что Дима на два шага от деревца отступил. И наваждение рассеялось, оставив щемящее чувство в груди. Дима откашлялся, посмотрел на окровавленное запястье и буркнул:
— Спасибо.
Кроль дернул ухом и посмотрел на него сочувственно, как будто утешить хотел, да не знал как.
— Пойдем, — навьючиваясь поклажей, позвал Дима. — Сначала в скверик на лавку, я руку перебинтую, а потом в буфет. Посмотрим на ассортимент, понюхаем. Может быть, выберем что-нибудь. А если несъедобным кормят, поищем какое-нибудь кафе или кабак.
До знакомой лавочки не дошли, и не потому, что Дмитрий Генрихович был нагружен двумя винтовками и рюкзаком — своя ноша не тянула. Стоило сделать шаг от подъезда, как дорожка подозрительно зашевелилась: асфальт потрескался, сдвинулся с места, как будто на лед был уложен, а недосторой за спиной тряхнуло — спасибо, что никакие кирпичи и арматура на голову не прилетели. На барахолке раздались крики — то ли ужаса, то ли недовольства — из буфета дружно заорали в ответ. Диме пришлось подхватить Маугли с дорожки и сунуть за пазуху, потому что их чуть не затоптали. Урюки, гоблины и пресветлые эльфы бежали во все стороны, лезли заборы из бетонных плит, падали, отступали и скрывались в подвальных помещениях зданий, прячась от людей в форме.
