видишь?». В ответ положено было заявить: «Семнадцать», после чего симпатичная медсестра станет тебя долго и всячески лечить, а потом и вовсе отдастся.
Так что вопрос товарища отвлек меня от матов и заставил задуматься. Впрочем природная сообразительность тут же подсказала правильный ответ. Я показал ему средний палец, демонстрируя интернациональный жест: «Fack».
Как ни странно, но мой поступок совершенно не оскорбил Женю, более того, однокашник обрадовался. А вот Ахмет возмущенно цыкнул зубом и пробормотал: «И где спрашивается справедливость? Почему одним все, а другим все что останется. Мало вам, погруженцам, аномальной энтропии, так еще и аномальную регенерацию вынь да положь». После чего стал отчаянно чесать щеку, покрытую заживающей коркой, оставшейся от ожога угольком.
Я с недоумением посмотрел на свой средний палец и обнаружил, что от кровавой раны оставленной дубиной Атланта не осталось и воспоминаний. Палец вернул свою прежнюю слегка кривоватую форму. Хотя последнее утверждение, несмотря на все попытки Ленки убедить меня в том, что у меня не только руки, но и пальцы кривые, не соответствует истине. Так совсем чуть-чуть кривоватые.
Через пол часа, посвященные тому, что бывалые путешественники в лице Жеки и Ахмета снаряжали меня в дорогу, мы наконец-то тронулись в путь. Оказалось, что нам предстоит совершить трехдневный переход до того самого места, где в настоящее время расположилось стойбище. Причем по местам диким и опасным. Так что я вынужден был смирится с тем, что мне на спину на взгромоздили двадцатикилограммовую котомку, предварительно облачив с ног до головы в звериные шкуры. Последние, по утверждению того же Ахмета, смотрелись на мне гораздо естественнее, нежели турецкий ширпотреб с принтом на груди в виде стилизованной красотки и надписью: «Наше все…».
Будь окружающая местность не столь лесистой, я бы с полным на то основанием не прекращал бы все три дня подряд напевать себе под нос: «День-ночь. День-ночь. Мы идем по Африке». А так оставалось только в пол голоса материться, проклиная неустроенность быта, отвратительную пищу, приготовленную на костре и многочисленных комаров. Так что к стойбищу первобытных людей, предположительному местоположению моего дальнейшего многолетнего обитания, я добрался в самом скверном расположении духа.
Поднятию настроения не способствовали и многочасовые ночные посиделки у костра, когда мои новые и старые товарищи пытались хотя бы теоретически подготовить меня к суровым реалиям первобытной жизни. Все что я вынес из этого перехода сводилось к двум простым истинам. Во-первых, если очень проголодаешься, то жрать сможешь любую дрянь, в том числе и запеченную в собственных перьях птицу, напоминающую обыкновенную ворону. Это по итогам приобретения практических навыков.
Во-вторых, если верить теоретическим выкладкам моих друзей, то очень важно заявить о себе в племени с первой же минуты. И для того, чтобы претендовать на достойное место в племенной иерархии рано или поздно придется отстаивать свое право на уважение с помощью собственных кулаков. Рассчитывать в этом плане на поддержку Вождя и Шамана племени не приходится. Как там у классиков по этому поводу говорится: «Сама. Все сама».
Наверное поэтому, как только нашу троицу невдалеке от стойбища окружила группа косматых звероподобных аборигенов, вооруженных копьями и дубинами, я, не раздумывая долго, выбрал среди них самого здорового и зарядил ему ногой в челюсть. Недаром же пять лет по молодости карате занимался.
Глава восьмая. Производственно бытовая
В которой главный герой демонстрирует прекрасный маваши гери, но никого этим не потрясает, зато провоцирует всеобщее недоумение, после чего погружается в себя и видит вокруг только плохое, а в заключении приходит к неутешительному выводу, что все ранее сделанное и ломаного гроша не стоит
Признаться, что после прекрасного, технически выполненного удара ногой с разворота в челюсть лохматому аборигену, я ожидал несколько иную реакции. Как от самого потерпевшего, так и от окружающих. Включая как моих спутников в лице Жени и Ахмета, так и пятерки звероподобных человекообразных, составляющих свиту моей жертвы. Нельзя сказать, что мое действие стало результатом импульсивной реакции на недоброжелательный взгляд в мою сторону, сопровождаемый невнятным рыком, в котором с трудом угадывалось что-то типа: «А это что за чмо к нам приперлось?» и в заключении этакий небрежный удар, вернее даже тычок мне в грудь. Из разряда: «Вьюноша, не мельтешите, вас здесь не стояло». Возможно все вышесказанное не более чем выдумка моей разбушевавшейся фантазии, обильно стимулируемой рассказами во время вечерних посиделок у костра, где главным рефреном звучала теза: «Драки не избежать и вообще, бей первым, Федя». Но это все субъективно. А вот то, что мой противник не проявил должного уважения ни ко мне, ни, более того, к моим сопровождающим, сомнения не вызывало.
Никакого почтении по отношению как к Вождю, так и и Шаману племени продемонстрировано не было.
Лохматый, а именно так на первый случай, я решил окрестить своего визави, демонстративно проявил свое неуважение к руководству как вербальными, так и невербальными методами. Сначала разразившись глухим нечленораздельным бормотанием в котором с трудом угадывалось что-то типа: «Ну и где вы сцуки шлялись? Лучше бы вы там и сдохли» а потом этак зло выщерился в сторону моего однокашника, демонстрируя немалые такие клыки, приличествующие скорее какому-нибудь пещерному медведю нежели представителю homo sapiens. Впрочем в видовой принадлежности лохматого, да и его окружения я как-то в тот момент засомневался. Хотя, с другой стороны, при всей неразборчивости его речи, изъяснялся он несомненно на знакомом мне языке. Что несомненно подтверждало наличие разума. Думаю, что заслуга в том, что мне удавалось различить отдельные слова в этой мешанине рыков, хрипов и урчаний, целиком и полностью принадлежала Жеке и Юрке. Вряд ли неандертальцы сами по себе пришли к словесности Гиппиус и Жириновского.
Так вот, по всем канонам, принятым в животном мире, такая наглая демонстрация зубов в сторону альфа самца — а Вождь племени несомненно по должности занимает именно эту ступеньку в иерархии — воспринимается не иначе как вызов на на битву за звание лучшего. Неужто, за те три дня, пока мы предавались рассуждениям на тему о великом и счастливом будущем, в племени произошел переворот. И появился новый Вождь. Это несколько расходилось с тем, что я себе надумал, когда услышал про то, как Юрка карал непокорных, развешивая их гроздьями по деревьям.
