Вот такое взрывное взаимодействие началось за спинами Лоувелла, Андерса и Бормана. Реакция компонентов топлива в камере сгорания вызвала поток горячих выхлопных газов из сопла двигателя позади корабля. Слегка заметно корабль начал сбрасывать скорость. Бормана, Лоувелла и Андерса вдавило в их кресла. Невесомость, к которой они успели привыкнуть, стала превращаться в доли «g», и вес тел астронавтов стал расти от нуля до полноценных килограммов. Лоувелл посмотрел на Бормана и показал большие пальцы, а Борман слегка улыбнулся в ответ. Через четыре с половиной минуты двигатель выключился, и огонь в его внутренности погас.
Лоувелл посмотрел на приборную панель. Его глаза остановились на индикаторе, под которым было написано «ДЕЛЬТА V». Латинская буква «V» означала скорость, «ДЕЛЬТА» означало «изменение». А вместе это значило, на сколько упала скорость в результате химической реакции гипергольной жидкости. Лоувелл считал показания индикатора и чуть не поднял кулак от радости – 850! Тютелька в тютельку! 850 метров в секунду – это, конечно, далеко от полного торможения, когда вы мчитесь со скоростью 2.3 км/сек, но зато совершенно точное изменение для выхода с транслунной траектории и захвата гравитацией Луны.
Следующим после «ДЕЛЬТА V» был другой индикатор, мгновение назад еще темный. Теперь он показывал два числа 60.5 и 169.1 – это были перилуний и аполуний, ближайшая к Луне и самая далекая от Луны точки орбиты корабля. Любое тело, например метеорит, пролетая мимо Луны, имеет некоторое значение перилуния, но лишь одновременное знание перилуния и аполуния гарантирует вам, что вы на самом деле обращаетесь вокруг Луны. Фрэнк Борман, Джим Лоувелл и Билл Андерс, как показывали эти числа, теперь являлись спутниками Луны, двигаясь по яйцевидной траектории, самая высокая точка которой была 169.1 мили, а самая низкая – 60.5 мили.
– Мы сделали это! – ликовал Лоувелл.
– Мяч точно в лузу, – сказал Андерс.
– Орбита достигнута, – согласился Борман, – Будем надеяться, что он завтра включится, чтобы мы смогли вернуться домой.
Выход на окололунную орбиту, как и исчезновение за ней несколькими минутами ранее, принес астронавтам некоторый опыт. Поскольку двигатель выключился, и экипаж снова ощущал невесомость, на приборной панели уже ничто не напоминало о достигнутом. Луна находилась всего в шести десятках миль под ними, но вертикальное расположение корабля не позволяло астронавтам увидеть ее поверхность. Борман, Лоувелл и Андерс были в роли трех человек, попавших в картинную галерею, но еще не успевших посмотреть, что внутри нее. И вот теперь у них появилось свободное время – до возобновления контакта с Землей оставалось еще 25 минут, спокойное уединение – для первого обзора захватившего их небесного тела.
Борман взялся за ручку управления ориентацией справа от своего кресла и выпустил реактивную струю из стабилизаторов, расположенных вокруг корабля. Корабль пришел в движение, медленно поворачиваясь против часовой стрелки. Первые 90 градусов поворота столкнули невесомых астронавтов в кучу с Борманом внизу, Лоувеллом в середине и Андерсом наверху. Следующие 90 градусов перевернули их наоборот, так что теперь Луна, которая была снизу, теперь стала сверху. Борман первым увидел ее поворачивающуюся бледно серую, гипсовую поверхность в свой левый иллюминатор, и его глаза расширились. Следующим подошла очередь Лоувелла, когда Луна стала видна в его центральный иллюминатор, и, наконец – Андерса. У обоих астронавтов был такой же изумленный взгляд, как и у командира.
– Великолепно, – прошептал кто-то. Это мог быть и Борман, и Лоувелл и Андерс.
– Изумительно, – ответил кто-то.
Под ними скользила изрезанная и изломанная панорама, которую уже видели автоматические зонды, но человеческие глаза – никогда. Во все стороны раскинулось бесконечное, восхитительно-уродливое пространство сотен, нет – тысяч, нет – десятков тысяч кратеров, впадин и выемок, которым было сотни, нет – тысячи, нет – миллионы тысяч лет. Там были кратеры за кратерами, кратеры на кратерах и кратеры, уничтожившие другие кратеры. Были кратеры размером с футбольное поле, кратеры размером с большой остров, кратеры размером с небольшое государство.
Многие древние впадины были занесены в каталоги и получили имена, присвоенные им астрономами, впервые анализировавшими снимки, полученные с автоматических зондов. И после месяцев тщательного изучения, они стали хорошо знакомы астронавтам, как очертания земных объектов. Тут были кратеры Дедала и Икара, Королева и Гагарина, Пастера, Эйнштейна и Циолковского. Повсюду были разбросаны десятки других кратеров, никогда прежде не виденных ни человеком, ни автоматическим зондом. Очарованные астронавты не могли вместить все это в себя, их лица застыли напротив пяти узких иллюминаторов, и в этот момент они забыли о полетном плане экспедиции и о сотнях людей в Хьюстоне, ожидающих услышать их голоса.
Из-за перемещающегося горизонта появилось что-то тонкое. Оно было нежно-белое, нежно-голубое, нежно-коричневое, и оно, казалось, вырастало прямо из-под скучной местности. Трое астронавтов, конечно, знали, что они наблюдают, но Борман все равно назвал это.
– Восход Земли, – тихо произнес командир.
– Хватай камеру, – быстро сказал Лоувелл Андерсу.
– Ты уверен? – спросил его Андерс, фотограф и картограф экспедиции, – Не стоит ли нам подождать времени, отведенного для этого полетным планом?
Лоувелл пристально поглядел на мерцающую планету, выплывающую из-за покрытой шрамами и выбоинами Луны, затем посмотрел на своего новичка.
– Возьми камеру, – повторил он.
В Сочельник американцы проснулись с мыслью, что их трое соотечественников были на орбите вокруг Луны. Возле домов Бормана, Лоувелла и Андерса в Хьюстоне репортеры заполонили тротуары и вытоптали газоны, как еще не было с полетов «Меркурия». Некоторая информация распространялась о выходных планах их жен и детей, тем не менее, они намеревались посетить рождественскую службу.
Рано утром следующего дня, в Рождество, семьи испытали небольшое волнение, когда перед домом Лоувелла остановился Роллс-Ройс из департамента Ньюмана Маркуса. Офицер внешних связей «НАСА» встретил автомобиль, перекинулся несколькими фразами с водителем, а затем, к удивлению и возмущению репортеров, толпящихся неподалеку от дома, указал ему на дверь дома, где водитель и вручил большую коробку Мэрилин Лоувелл. Коробка была обернута в подарочную голубую королевскую фольгу и украшена двумя пластиковыми шарами, один – голубого цвета, другой – дымчато-мутного лунного цвета. Вокруг лунного шара вращался маленький пластиковый космический корабль. Мэрилин развернула фольгу, и показалась украшенная звездами ткань. Под ней был норковый жакет и подарочная открытка с надписью: «Веселого Рождества и любви, от твоего мужчины с Луны».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
