— Да твою-то мать… — выдохнул через десять минут я, обернувшись на звук сотрясающих брусчатку копыт. Ко мне вовсю спешил вчерашний битый в морду лица и колокольчики Уогунн Кенхельм, который, судя по злорадной усмешке и уже извлеченному мечу, а также четверке сопровождающих его всадников, вовсю хотел взять реванш. Возможно даже без смазки. Падонок какой-то, а не аристократ.
Нет, мне, конечно, всё хиханьки да хаханьки, но, кажется, сейчас меня будут на полном серьезе убивать. То, что это будет делать какой-то дебилушка, да еще и по высосанному из пальца поводу, как-то утешало совсем слабо. Даже наоборот, огорчало. Это как помереть, сбитым машиной управляемой блондинкой. Вроде бы тебе, покойнику, все равно, кто сидел за рулем, а всё равно обиднее, чем будь это похмельный слесарь.
Блин, вот если выживу, начал обещать я себе, то вот при первой возможности уйду в Большой Кач. Вот прямо в скушный, нудный, противный, до боли в деснах. И даму себе найду на постоянную основу. Приручу крысу какую-нибудь или крокодилу, назову петом, будет шкериться в кустах, когда я во имя её крокодиловой чести буду подвиги совершать и драконов забарывать.
— Ага! — тут же победоносно, но гнусаво проблеял спешивающийся баронет, — Мы тебя настигли! Сейчас ты ответишь за то, что избил меня как мужика!
Морды сопровождающих баронета парней были на редкость мрачные и даже местами извиняющиеся, но мечи и палицы они из-за поясов потянули дружно. А я понял, что отбегался и… обнаглел до чрезвычайности.
— Ты, придурок, мне выбор предоставил простой — либо избить тебя как мужика, либо отходить палкой как собаку, — плюнул я, вынимая свой косенький и маленький топорик из инвентаря, — Так что ты прискакал не благодарить, а мстить, говорит о том, что я тебе польстил!
— Низкая сволочь! — моментально вскипел баронетик, не спеша, впрочем, кидаться в атаку, а определенно дожидаясь подходящую сзади группу подержки, — Как смеешь ты так со мной говорить!
— Так я ж Герой, избранный богиней! — поднял брови якобы удивленный я, — А ты всего лишь сын барона, к тому же, может быть и не первый…
Парень побелел, захлебываясь злобой, а затем кинулся на меня, делая широкий вертикальный замах своим мечом.
…ну, точнее попытался.
Прилетевший ему сзади в голову глиняный горшок, очень даже напоминающий ночной, с которым я уже познакомился на постоялом дворе, раскололся, выпуская наружу здоровенное облако фиолетового густого дыма, накрывшего всю пятерку людей. Откуда-то позади облако донеслось звонкое, наглое и девичье:
— Получайте! Ведьминская кишечная бомба!
Облако неестественно быстро развеялось, демонстрируя застывших людей с очень странными выражениями на лицах. Молодые парни замерли, демонстрируя глубокую внутреннюю сосредоточенность с толикой подступающей тревожности. Я молчал, взирая на эту неожиданную композицию, совершенно не понимая, что делать.
Неожиданно баронет издал звук. Громкий, протяжный, переливающийся…
Но не ртом.
Через секунду он уже мчался опрометью в кусты, продолжая обогащать звуки природы трелями разбушевавшегося кишечника. Следом за ним последовали и его гвардейцы, ничем, в общем-то, не отличаясь. Вскоре я услышал другие звуки, куда менее благозвучные, но зато сопровождающиеся упятеренным протяжно-потрясенным «Оооо…»
— Вот так-то!
А это уже было произнесено стоящей в победной позе «руки-в-боки» худющей волшебницей-алкоголичкой, которая сейчас взирала на меня с видом полной победительницы. Даже нос задрала.
— Класс! — светанул я ей свою очаровательную ухмылку, заодно показывая оттопыренный большой палец, — Маладесь!
А вот дальше остановился, решая дилемму. Удобряющие сейчас землю долбодятлы никто иные как «противник обычный, дураковидный». Перли они на меня с ясно выраженными намерениями. Так не стоит ли воспользоваться их несколько стесненным положением, тем более что чахлая волшебница уже подкрабилась ко мне на расстояние вытянутой руки? Сейчас шлепну её по плечу, назначу «дамой», чего она определенно желает, а потом пойду сделаю этих ухарями сикись-накись. Во имя добра…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Покатав эту мысль в голове, признался сам себе, что не хочется совершенно. Так-то я начитанный и понимаю, что вот эти смешные 15-16-летние пацаны по местным законам вполне себе взрослые люди, жениться могут, да и зарезать, вон, не дураки… но мне, здоровому лбу из другого мира, который и не каждого 25-летнего взрослым мог счесть, вот как-то…
В общем, ну их.
— Спасямба! — выдал я лыбящейся мне чуть ли не в десны волшебнице, отодвигая её подальше, а затем пошёл по дороге дальше. Остановился, кое-что вспомнив, и заорал совет для засранцев, — Как закончите — вытирайтесь кроликами! Только помните — мягким концом! Не острым!
А то вдруг еще рог себе воткнут туда, куда не светит солнце, а скажут потом на меня.
— Постой! Я с тобой! — донесла до меня нежеланную информацию девчонка, предусмотрительно держа подол робы в руках.
— Зачем? — спросил любопытный я.
— Хочу быть твоей единственной!
— Да ни за что!
— Нет, я буду твоей единственной!
— Нет, не будешь!
Так и пошли мы с ней дальше по дороге. Спустя полчаса я не выдержал, остановился, положил одну руку на плечо неиссякаемому источнику болтовни, а с помощью другой сотворил великое колдунство, известное в народе как «челодлань».
— Так! Стопэ! — рявкнул я из-под успокоительной челодлани, — Вот сейчас по порядку давай! Кто ты!? Что ты?! За каким хреном я тебе нужен?! Коротко, ясно, по существу!
— Ты что, стражник что ли? — по блатному отвесила губу тощая выдра, неожиданно посмотрев на меня с презрением, как на какашку.
— Сейчас в лоб дам, ухи отклеются, — пообещал щедрый я возможные санкции, едва удерживаясь от того, чтобы их не воплотить немедленно. Эта наглая, вертлявая, тощая и хитрая… мышь вообще игнорировала все мои попытки цивилизованно вести диалог!
— Уэ… — скуксилась та, явственно прочухав реальность осуществления угрозы, — Ну, смотри…
А после этого она вытащила нож и напала на кролика. Битва была воистину легендарной и, несмотря на то что болел я в основном за белую пушистую животину, победила все-таки выдра. Бой был тяжелым, так как шел в одном весе — девчонка была практически равна кролику. Тяжело дыша после заслуженной победы, девчонка уставилась на меня с таким видом, как будто я всё должен был понять, простить, а затем тащить её в загс, звонко чмокая по дороге в тощий задик.
— И че? — вспомнил молодость я.
— И то! — девчонка вновь скорчила рожицу, а затем, закатывая глаза и тяжело вздыхая, начала объяснять.
Звали это тощее болтливое и наглое недоразумение Саякой Такамацури. А еще она была когда-то ведьмой. Точнее, она и сейчас ведьма, но всё сложно, без поллитры не разобраться, но можно попробовать. Итак, в этом мире ведьмы были не только классом, но и расой. На этом месте я уже словил жестокий клин мозга, встав, как машина «Тесла» посреди Урюпинска, то есть без малейшей надежды на заправку в обозримом пространстве. Однако, пришлось кое-как проглотить жестокую и алогичную правду мира — здесь была раса ведьм, отличающихся умом и сооб… вообще нет, вот ни разу. Если судить по демонстрируемым Саякой замашкам, то в основном они отличались вредностью характера, наглостью, неуживчивостью, ну и в бонус доступом к нескольким довольно странным классам отнюдь не доброй направленности.
Так вот, Саяку, за какие-то надуманные (как она сама заявила) прегрешения, мало того, что выперли из родной ведьмачьей деревни, так еще и вообще устроили невиданный покарахтунг, сменив ей класс на «волшебницу». В результате все её любовно раскаченные навыки (хотя что там качать на 6-ом уровне?) приказали долго жить, все ведьминские ухватки и приспособления перестали подчиняться (а класс оказался мирного направления), поэтому она пришла в Тантрум, где и тщила себя ложной мечтой найти себе дурачка, который прокачает её хотя бы на пару уровней, так как в таком виде она не могла ничего!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
