— Я вам, суки, покажу! Не шевелиться! Частник развернул по малому радиусу свою машину и тормознул возле Колешко.
— Гони на Москву! — приказал ему Колешко, вскакивая в салон.
Глава XVII. Ночной визит
Майор ФСБ Максим Степаненко проснулся глубокой ночью от неясной тревоги. Приподняв голову над подушкой, он прислушался. В комнатах стояла тишина, за стенами квартиры жила своей обычной ночной жизнью Москва.
И все же, почему он проснулся? Может, подумал майор, звонил телефон? Звонок был случайный и оборвался?
Спал Максим всегда чутко: память успела бы четко зафиксировать сигнал телефонного аппарата, если звонок, разумеется, был.
Что могло его разбудить?
Максим, откинул край одеяла, нащупал ногами шлепанцы и прошел на кухню, щелкнул выключателем, зажигая свет.
Какая рань, всего три часа ночи.
Взгляд его остановился на банке с молотым кофе. После смерти матери он стал заправским кофеманом: устойчивая связь между кофе и ледяным отношением матери к нему нарушилась. Подобно многим холостякам, к тому же еще и одиночкам, майор устраивал себе при помощи бодрящего напитка ночные бдения, в пещерной тишине которых пытался разобраться как в самом себе, так и в сложных перипетиях дел, которыми занимался по службе.
Едва днище чайника глухо зашипело, в прихожей послышался какой-то странный звук, словно кто-то скребся в дверь.
Степаненко насторожился, освободился от шлепанцев, беззвучно прошел в прихожую и приник ухом к замочной скважине.
Скорее почувствовал, чем услышал, что за дверью кто-то есть. Максим озадаченно прикинул: текущие дела были столь незначительны, что никому из тех, кто в них фигурировал, в голову не могло прийти беспокоить его ночью. Все же, наученный опытом, Степаненко посчитал нужным предостеречься. Он проскользнул в зал, натянул тренировочный костюм, вооружился пистолетом, вернулся в прихожую и только затем взглянул в глазок.
То, что он там увидел, сильно озадачило его! Перед дверью с измученным лицом стоял его бывший одноклассник Алешка Колешко.
«Пьян он, что ли?» — мелькнула мысль. В самом деле, вытянутое широкоугольной оптикой дверного глазка лицо друга как нельзя более свидетельствовало в пользу последнего предположения. Его трудно было сравнить с тем Ко-лешкой, который неделю назад бодрым голосом приглашал в гости, на дачу, расположенную на лесном озере сравнительно недалеко от Москвы, а потом попросил на несколько дней попользоваться его «Ауди».
Сейчас, в данный момент, Колешко стоял, пошатываясь, не решаясь нажать на кнопку дверного звонка. Что же случилось?
— Ты один? — глухо спросил майор ФСБ.
— Макс?! Слава богу, ты дома… — также глухо пробормотал Колешко. — Открой…
Щелкнул замок, и первое, что увидел Степаненко, это увесистый рюкзачок, который его друг протолкал впереди себя.
— Что с тобой, Алеша? — спросил Степаненко, когда друг очутился в прихожей. — Загулял, что ли? Или Ира выгнала?
— Разбился! — с досадой вымолвил Колешко, наблюдая, как Степаненко запирает дверь.
— Вот те на! Где? — уставился на друга майор ФСБ.
— Сразу за кольцевой дорогой. По «рязанке»…
— Влип? — с неодобрительной миной посмотрел на Колешку Степаненко. Видя, что тот не совсем понимает его, пояснил: — Я имею в виду — виноват?
— Да нет. «Волга» подрезала… Белая…
Степаненко зажег в прихожей свет и заметил, что раны на голове у друга обработаны йодом, а обтертости покрыты корочкой.
— Ты хоть цел? Может, скорую…
— Да цел я, цел. Кости целы, во всяком случае, а вот «жигуль» вдребезги.
— «Жигули?»
— Твоя «Ауди» цела… Я на ней и приехал. Так вышло.
— Иди в ванную, сейчас мы тебя взбодрим, — сказал Максим и потянул на себя рюкзачок, который Колешко по-прежнему держал в руках. Алексей как-то нервно дернулся, но рюкзак выпустил.
— Ого! — майор едва удержал рюкзак одной рукой. — Что тут у тебя?
— Да так, книги…
Степаненко умостил увесистый рюкзак в пустой угол под телефонной полкой, отметив про себя, что его нежданный ночной гость проводил рюкзак настороженным взглядом.
В ванной комнате Степаненко наметанным глазом определил, что Колешко говорит правду — он был помят, исколот осколками стекла, но не избит.
— Умывайся, а я — на кухню.
К этому времени чайник уже закипел. Степаненко до половины налил кипяток в турку, дополнил минералкой, и вскоре в чашках задымился кофе. Умытый и немного посвежевший Колешко некоторое время наблюдал, как хозяин квартиры колдует над кофе, затем уселся за стол.
— Это мой фирменный, на минералке, — пояснил Степаненко.
— Кофе, минералка, — пробормотал Колешко. — А я кофе в последнее время редко пил.
— Я помню, ты пил кофе немеряно, литрами… Врачи запретили?
— Политики… — буркнул Колешко.
Степаненко недоуменно уставился на него.
— Да, да! Политики, финансисты и прочая нынешняя олигархствующая и жирующая шваль, — опять буркнул Колешко, уже раздражительно. — Развалили, б…, страну. Все развалили… Экономику, науку. Это в какой такой стране ученый не может позволить себе чашку кофе?!
— Да, известные дела, — согласился Степаненко, понимая, что крыть ему нечем — за последние годы его друг, будучи молодым ученым, изрядно обнищал.
— Ну рассказывай, что стряслось? — не терпелось Степаненко. — Тебе сахару сколько?
— Авария как авария… — отмахнулся Колешко, то ли от предложенного сахара, то ли от просьбы хозяина квартиры рассказать о причине столь внезапного визита.
— А что ты такой взъерошенный? Может, все-таки ты виноват. Превысил скорость там или…
— Да ну, виноват! — вяло взмахнул рукой Колешко. — Я под сто кэмэ даже не шел, а он, гад, сзади вынырнул, занял левую полосу, сигналит на опережение, а потом как долбанет… Вот это ударчик был. Думал, голову оторвет…
Степаненко смотрел, как оживает от чашки крепчайшего кофе его друг. Редко они встречались в последние годы. Все по телефону, да по телефону. Жизнь развела по разным путям-дорожкам. Колешко был задиристым пареньком из параллельного класса, которому прочили спортивную карьеру. А он неожиданно выбрал научную. И, как мог судить Степаненко по внешнему виду, выбор на сегодняшний момент, был неудачным. Из парня-крепыша Колешко превратился в этакого педанта-сухаря с ранними залысинами и выпирающим, как у беременной женщины, животиком. Хотя коренастость у него осталась прежняя.
Степаненко вспомнил, как где-то полгода назад ему позвонила жена Колешко и со слезами в голосе просила поговорить с ее непутевым, как она считала, муженьком.
— В чем проблема? — поинтересовался тогда Степаненко. — Пьет?
— Если бы пил… Денег нет… — в трубке слышалось прерывистое дыхание. — Его друзья коттеджи возвели, на иномарках катаются, а он все над открытием своим корпеет, будь оно неладно… На одном хлебе сидим.
— Я могу подбросить сотню-другую? — произнес тогда Максим. Никогда бы он не стал предлагать деньги, если в обращении Иры, жены Колешко, к нему — Максиму Степаненко, не было своих резонов.
Ира была не просто школьной подругой Степаненко. Она была его девушкой. Алексей отбил Иру у него еще в десятом классе, а на втором курсе института они, Алексей и Ира, поженились. У них постоянно появлялись проблемы в семейной жизни, и Ира иногда находила время и повод жаловаться Максиму на своего мужа, но Степаненко знал, чем могут окончиться подобные жалобы, и предпочитал не вмешиваться в чужую семью. У него были в семейном плане свои проблемы, а потом — свободных женщин было в избытке.
Жили Колешки в так называемом наукограде, городе-спутнике недалеко от Москвы. Городок до недавнего времени был закрыт, все в нем было поставлено на службу отечественной оборонке. Но вот заказы от Минобороны приказали долго жить, научный люд обнищал, стал разбегаться, а упрямый Колешко продолжал за медный грош, как выразилась Ира, просиживать штаны в лаборатории.
После того звонка Степаненко раздобыл денег, передал их Ире, которая приезжала ради этого в Москву. Женщины оставались женщинами — из чувства благодарности Ира почему-то призналась ему, что она глубоко несчастна с Алексеем, который «женат» скорее на своих научных проектах, нежели на ней. Женщина всем своим видом показывала, что она нуждается в утешении, но Максим был не из тех, кто мог воспользоваться случаем, чтобы наставить рога собственному другу, пусть даже и умыкнувшему у него в свое время эту самую женщину.
Степаненко не знал, как распорядилась деньгами Ира, но вскоре она позвонила и сообщила, что деньги может вернуть, так как муженек наконец-то вернулся к реальности, стал «таксо-вать», то есть подрабатывать ночью на машине. Это было правдой. Колешко несколько раз привозил пассажиров в первопрестольную, звонил Максиму, все в гости приглашал.
