Но я почему-то не боялась. Я не замедлилась и не задрожала.
Вместо этого я… рассмеялась.
Я смеялась. Я смеялась, пока не услышала себя сквозь ветер. Когда у меня кончилось дыхание, я легла на клаксон. Я держала, и он гудел. Потом я снова нажала.
Кляйн узнала, что я была за рулем. Даже издалека я видела, как ее лицо исказилось, а ее спина дрогнула. Она рявкнула на половину линии, и они опустили винтовки, чтобы прицелиться в землю. Другая половина целилась в мои колеса.
Что-то щёлкнуло в моей голове, когда офицеры заняли эту позицию. Перед глазами мелькали расплывчатые картинки: я видела, как бело-голубые энергетические лучи яростно ударялись об асфальт, нагревая дорогу до тех пор, пока не вскипела смола. Новые лучи ударили в шины мчащегося грузовика. Когда расплавленная резина попала на горячую смолу, они слились, образуя уплотнение, которое захватило грузовик, как муху в луже клея.
Я знала, что так шериф Кляйн намеревалась остановить меня. Не ясно, откуда я это знала, но у меня не было времени беспокоиться об этом. Едва Кляйн опустила руку, я слетела с дороги в кювет.
Шины ударились о край, и я вскочила со своего места, когда Билл бросился через яму. Позади меня дорогу освещали сине-белые вспышки.
Вождение по траве оказалось более сложной задачей, чем я ожидала. Мир вращался, задняя часть мусоровоза виляла. В один душераздирающий момент левая шина полностью оторвалась от земли. Вес стальных челюстей угрожал опрокинуть нас на спину. Я резко дернула руль влево, надеясь, что такой резкий поворот заставит Билла снова встать на четвереньки.
Это работало.
Шины ударились о траву и сильно заскользили, взметнув облако пыли на офицеров. Я поехала вперед вместе с силой скольжения, пока мы не потеряли скорость. Потом я нажала на газ.
Колесам потребовалось около двух секунд, чтобы найти опору и толкнуть нас вперед. Едва хватило времени, чтобы сделать глубокий вдох. Тем не менее, за это время Кляйн успела выхватить револьвер, прицелиться мне в горло и выпустить луч, на ярко-синей передней части которого нацарапано мое имя.
Я не знала, как она нашла время отреагировать. Я не знала, как она вообще смогла разглядеть меня сквозь пыль. Все, что я знала, это то, что когда меня ранят в шею, это будет чертовски больно.
— Ах! Что за…?
Я не успела закончить. Как только я схватилась за горло, машина сбилась с курса. Она сделала почти полный поворот на девяносто градусов в сторону будки контрольно-пропускного пункта, которая, похоже, была сделана из чего-то гораздо более прочного, чем кирпич, потому что Билл спереди захрустел, как пустая банка из-под газировки.
Моя поездка была окончена. В моих волосах было стекло, а из носа текла кровь. Моя грудь так сильно ударилась о руль, что дыхание осталось примерно в двадцати ярдах позади меня. Я толкнула дверь и плюхнулась на траву.
Чтобы снова начать дышать, потребовалось несколько секунд. Я оставалась сгорбленной, как собака, пока не стала уверена, что не задыхалась. Когда я попыталась поднять голову, воротник комбинезона задел свежий ожог на шее.
Кожа там была сырой и липкой. Я слышала шипение. Пахло смертью. Я встала на колени и попыталась оглядеться.
Полиция выстроилась передо мной. Когда облако пыли опустилось, первой я увидела шерифа Кляйн — с расставленными ногами и желто-зелеными глазами, она прорычала мне из-за прицела ее револьвера:
— Шарлиз Смит, — крикнула она, — что, черт возьми, ты делаешь?
Я не видела ее с того дня, как умер Ральф. Последнее, что она сказала мне, помогая лаборантам пристегнуть меня, было: «Так бывает».
— Успокойся, Шарлиз, — ее рука прижалась к моей груди, глубоко вжала меня в складки узкой лабораторной кровати. На ее лице ничего не было. В ее глазах ничего не было. Ни сочувствия, ни раскаяния. — Успокойся, хорошо? Так бывает. Это происходит каждый день. Нет смысла расстраиваться из-за этого.
Она понятия не имела, какую ужасную вещь она только что сделала. Оттащив меня, она приговорила Ральфа к смертной казни. Возможно, Тейлор и нажал на курок, но убила его шериф Кляйн.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Похоже, она этого не знала. И теперь я видела по тому, как она держалась, что она никогда не узнает. Она слишком Нормальная, чтобы понять, каково это — потерять кого-то. Каково это, когда тебе больно.
— Что ты наделала? — снова сказала она.
И я пожала плечами.
— Такие вещи просто случаются, шериф. Нет смысла расстраиваться из-за этого.
Кляйн не поняла шутки.
— Угон грузовика, вождение без разрешения — превышение скорости? — теперь она держала револьвер обеими руками. Будто одна рука хотела меня застрелить, а другая пыталась этому помешать. — То, что ты сделала, — преступление. Ты преступница, Шарлиз, и мне придется тебя арестовать.
Обычно я не переживала из-за тюрьмы. Комнаты ненамного хуже моей квартиры, а еда примерно такая же — только нарезали ужин на мелкие кусочки и называли это кашей. Но Кляйн никогда раньше не говорила, что я преступница.
Это звучало плохо. Похоже, я останусь в тюрьме навсегда или, по крайней мере, дольше, чем на неделю. И когда я выйду — если я выйду — Говард так глубоко заберется в меня, что я не смогу присесть без его разрешения, не говоря уже о свободе делать что-то еще.
Я облажалась.
В этот момент я поняла, что полностью разрушила свою жизнь. Преступников не выпускали, потому что Опал не нанимал преступников. У них не было возможности собирать мусор. Если повезет, преступники могли заняться переработкой отходов. Но более вероятно, что они будут прикованы к своей квартире, крутя большими пальцами, всю оставшуюся жизнь.
Думаю, я предпочла бы… умереть.
— Просто пристрели меня, — прошептала я. — Пожалуйста, просто пристрели меня.
В конце мой голос надломился — не от страха, а от облегчения. Я поняла это теперь. Я знала, что Ральф обвинил Тейлора, потому что он хотел умереть. И что более важно, я понимала, почему он хотел умереть.
Я, наконец, поняла, что чувствовал Ральф, застрявший в жизни, которую он не выбирал. Не мог когда-либо выбраться. Ни имел надежды на улучшение ситуации.
Я скорее умру.
— Стреляй в меня. И на этот раз сделай это начистоту, а не просто задев, — я постучала по передней части своего комбинезона, отмечая место над сердцем. — Целься сюда.
— Я имею право стрелять только в жестокого преступника, — сказала шериф Кляйн протокольным голосом. — Ты не представляешь угрозы ни для кого, кроме себя. А теперь мне нужно, чтобы ты отошла от машины и заложила руки за голову.
Я сильно прижалась к смятому Биллу. Двигатель шипел и плевался, был все еще довольно горячий после гонки до Выхода. Что-то впилось в пальцы, когда я схватилась за капот, но мне было все равно.
— Я не двигаюсь.
— Ты должна… ты арестована, — снова сказала Клейн.
— Нет, — слово прозвучало со смехом. — Нет, я никуда не пойду. Лучше бы ты меня просто убила.
— Отлично. Если ты не отступишь сама, то мне придется тебя заставить.
Кляйн дала знак остальным отойти. Она держала свой револьвер в обеих руках, пока шла ко мне. Я крикнула ей, чтобы она остановилась, но она не замерла. У нее не было причин останавливаться, потому что мне нечем бороться. Она была сильнее меня, быстрее меня. И когда она доберется до меня, все будет кончено.
Кабина Билла начала гореть. Луч, который задел мою шею, попал в спинку сиденья. Теперь повсюду вспыхивало пламя и из нитей валит дым. Возможно, на полу валялся молоток или что-то еще, но я плохо видела, чтобы найти это.
Может, я смогу вытащить что-нибудь из двигателя — сделать пару хороших движений, прежде чем Кляйн схватит меня.
Капот был настолько покороблен, что потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, как его открыть. Я подняла его и закрепила на месте. Глядя на двигатель, я поняла, как глупо было думать, что он мог быть полезен.
Это был солнечный двигатель. Он на девяносто процентов был внутренним, все детали были заключены в толстую стальную коробку. Единственное, что торчало, это батарейный блок, и он…
