Опять этот глумливый смех, от которого цепенело все внутри. Я себя иллюзиями не тешила. Меня все это время спасало, как ни странно, то, что я почти не выходила из дома, когда жила у Выстроцких. Мать Игоря, моя тетя, большую часть времени работала дома, а Игорь ненавидел с ней пересекаться, да и в поселке друзей у него не было.
Но здесь... Главное, Степа убежал, а он приведет кого-нибудь. Просто надо продержаться...
— Сосать-то она умеет? — раздалось рядом. И чьи-то грубые пальцы схватили меня за подбородок.
— Научим, — спокойно ответил Игорь и резко дернул за шею на себя. — Держите ее за ноги, а то она брыкается хорошо.
Я и брыкалась, прислушивалась к звукам и старалась ударить побольнее, но церемониться со мной не стали: кто-то ударил ногой в солнечное сплетение, а второй удар прилетел по лицу. В голове зазвенело, и на пару мгновений я отключилась от реальности, а когда очухалась, то поняла, что лежу на животе с крепко перетянутыми руками на спине, с кляпом во рту, шорты сорваны до колен, майка порвана — видимо, ей и завязывали руки и рот.
— Я ж говорил. Такую грех не выебать. — Голос Игоря звучал высоко над головой, где-то рядом послышались смешки, а потом он присел и сказал около моего лица: — Ее наверняка всей Волчьей улицей натягивали, так что дырка нас всех выдержит.
Я дернулась резко, завозилась, пытаясь подняться, но чужая нога быстро прижала меня к земле.
— Какая она у тебя строптивая, Игорек. Ты ее не воспитывал, что ли?
— Все руки... не доходили, — ответил Игорь, а парни снова заржали. Я зажмурила глаза, пытаясь собраться, как-то успокоиться. Кровь стучала в висках отбойным молотком.
Дышать... Вдох-выдох. Нужно продержаться... Нужно...
Чья-то рука раздвинула мои голые ноги.
— Надо ее сначала помыть, а то вся потная.
— Гар, да ты эстет, — протянул незнакомый голос. — Может, еще розы попросишь нарвать?
— Слушай, Игорь, а ты уверен, что ничего не будет? — снова спросил тот Гар.
— Не будет. Я позабочусь, — слишком уверенно ответил Игорь, и у меня промелькнула жуткая мысль — он меня убьет. Не здесь и не сегодня, а когда наиграется. Я зло завыла, поползла вперед, обдирая кожу о камешки. Нет, пусть повозятся со мной, раз так хотят трахнуть.
— Слепая дрянь, — прошипел Игорь и крикнул одному из своих дружков: — Хватай за ноги и потащили к воде, раз Гарик у нас так брезгует.
В две руки меня подняли, будто я ничего и не весила, сжали предплечья и ноги до синяков, а потом окунули пару раз в воду. Со стороны это могло бы показаться весельем, забавой полупьяных ребят, а не групповым изнасилованием. Я считала в уме до десяти, сбивалась и снова считала. После аварии я привыкла к боли, можно сказать, мой болевой порог вырос многократно, я не боялась вывихов и ушибов, и так считая себя получеловеком. И если бы Игорь с дружками меня просто избили за тот случай с Ладой... Но нет, групповое изнасилование. Больные ублюдки, которых надо было в колыбели кастрировать!
Помутнение рассудка, состояние аффекта, детская травма — вот как в судах это оправдывали... Чушь собачья! В каком месте у этих троих детская травма? Они уроды и садисты — вот и все.
— Сейчас я тебя поглубже помою, — с хрипотцой прошептал мне на ухо Игорь и резко всунул два пальца. Я зашипела и попыталась боднуть головой, но кто ж мне это позволил, сжав горло в локтевой захват. Игорь трахал меня пальцами под водой, начиная явно заводиться от предвкушения. Я пыталась лягнуть ногами другого парня, но тот держал крепко.
— Надо связать ей ноги или лучше растянуть, — сказал друг Игоря.
— Отличная идея, — ухмыльнулся Игорь и загнал три пальца. Меня прострелило болью, но я продолжала считать — главное, не отключаться.
Последняя и самая болезненная попытка ударить Игоря закончилась сломанным носом. Он ударил меня по лицу в полную силу.
Я пыталась собраться в кучу, мысленно закрыться, отключиться от происходящего. Тело можно восстановить, мое тело сильное, я должна дождаться...
Меня перевернули на живот, кинув под меня какую-то вонючую подушку или куртку, чтобы поднять бедра. Ноги, и правда, растянули до боли, привязав к каким-то самодельным кольям. Кляп изо рта не вынули, из-за чего Я поняла, что начнут сразу снизу. Руки мои занемели, на бедрах я чувствовала что-то липкое и теплое... кровь... нос распух и дышать становилось очень тяжело, хорошо, что кляп закрывал рот не настолько туго.
«Нельзя отключаться», — повторяла я себе, но в голове плыл туман.
Грубые руки больно сжали голые ягодицы и раздвинули. Резкий удар по ним разогнал туман в моей голове.
— Не зажимайся! — рявкнул на меня Игорь и приставил головку члена ко входу.
«Не отключайся!» — мысленно крикнула я себе и сжала до хруста челюсть, готовясь к еще большей боли. К адской боли.
Но ее не последовало. Что-то огромное пронеслось над мной и смело Игоря. Послышался задушенный вопль и жуткий хруст костей.
Раз. Два. Три.
Я прислушивалась к звукам, поворачивала голову, но ничего не могла уловить. Ветер шумел в верхушках деревьев, солнце припекало голую кожу, пахло лесом и кровью, но меня колотило в ознобе от страха. Я чувствовала всем телом, что оно рядом, выжидает, готовится. А вдруг оборотни во второй ипостаси настоящие звери? Вдруг Оникисим ей врал...
— Ярушка. — Хриплый родной голос позвал меня, а теплые руки бережно стали развязывать узлы на руках и ногах. Когда меня аккуратно подняли и притянули к себе на грудь, я вся забилась от пережитого кошмара, затряслась, завыла. Я не могла нормально плакать, поэтому царапала пальцами все, до чего могла дотянуться: плечи, грудь, шея, спина. Ониксим меня не останавливал, лишь бережнее убаюкивал в руках. От мужчины пахло мускусом и лесом, пахло нагретой на солнце шерстью, пахло силой и мощью, и я вжималась в голую грудь Ониксима, не чувствуя своей боли, прячась от нее в крепких объятиях.
Я прошлась рукой до живота, ниже, еще ниже и рвано выдохнула. Ониксим был совершенно голый и предельно возбужденный, его мускулы вибрировали, будто он огромной силой воли сдерживал себя.
— Все закончилось, — тихо сказал он мне на ухо и поцеловал в висок. — Больше никто тебя не обидит. Обещаю.
Я знала это. Я сама слышала, как хрустят кости в пасти Зверя, но страха больше не было. Я сильнее прижалась к груди Ониксима и потеряла сознание.
![]()
Эпилог![]()
Спустя месяц
— Пап! — весело крикнул Степа Ониксиму, и тот резко повернулся к волчонку. После того дня Степан стал звать его папой. Ониксиму иногда снилась та сцена, будто в замедленной съемке, как, выбежав из пролеска, Степа рванул к его подъехавшей машине и кубарем кинулся в ноги, на бегу превращаясь обратно в человека. Как он страшно и громко выл в голос, схватив голыми ручками сильные ноги. Как Ониксим сорвался с места, как несся вперед, принюхиваясь, нащупывая связь с Парой, как чувствовал боль Ярославы и то, как она его ждет, как держится из последних сил на грани сознания.
И как Зверь не успевает...
Для вервольфов защитить Пару любой ценой — их право и святая обязанность.
Для человека — это убийство.
И хотя Ярослава заверяла его, что благодарна, что он спас ее от смерти, но Ониксим не верил до конца, что страха у Ярославы нет, поэтому из шкуры лез, чтобы стереть те жуткие воспоминания.
Первым делом Ониксим вызвал в поселок маму Даромира. Анна Викторовна была для их стаи ценным ресурсом. И не только потому, что была успешным психологом в Москве, но и потому, что вырастила Даромира сама после смерти мужа, приняв суть сына и правду о реальном мире, где обитали оборотни. Отец Дара был человеком, обычным человеком, но вот его дед был из Диких — самых страшных палачей у волков. Эти волки никогда не заводили семью, оставаясь почти монахами на всю свою жизнь. Все в стае знали, что рано или поздно за ним могут прийти: из каждой стаи раз в несколько лет забирали одного из волчат. И он собирался принести себя в жертву вместо маленького волчонка.
Эпилог