я покажу, как разговаривают с такими сладенькими на Рифах».
И в ответ — мечтательная, полная предвкушения улыбка молодого парня в серой форме. Улыбка, которой можно заморозить надежнее, чем Даром Холода.
Жезл парень перебрасывает кому-то из других охранников. Потом небрежно шагает вперед — и кулак Фогга проходит возле его скулы, и второй удар не достает до плеча, потом до челюсти. Фогг сопит и рычит ругательства, а охранник неспешно ведет вокруг него плавный, завораживающий танец смерти: уходит от ударов, обтекает их, уклоняется… Потом делает несколько коротких, жалящих движений — таких, что не сразу можно увидеть и, наверное, мы и видим не все… видим только, как руки здоровяка Фогга обвисают плетью. Потом он валится на землю, в грязь, и его начинает дергать, как от боли.
«Скат», прозванный Стрелком, смотрит на эти конвульсии ничего не выражающими глазами.
— В карцер, — говорит он так, будто он не новичок здесь, а начальник охраны. Но остальные «скаты» почему-то послушно утаскивают старину Фогга в карцер…
Местный устранитель перевел взгляд на бабочку в рамке. Аккуратно пристроил поверх бабочки стеклышко — закрепил.
— Ну так что? — рискнул я. — Ты меня не знаешь, я тебя не знаю? Или вместе прогуляемся к начальству, падем на колени и покаемся в грехах? Учти: попытаешься применить свои штучки со слабыми точками — я орать начну. То, что ты слышал на Рифах — были цветочки: тут-то я отъелся и заработал голос на распевках. Пришлось, знаешь ли, в хоре при храме Снежной Девы попеть. Не так давно.
Он только усмехнулся, любуясь бабочкой под стеклом — архонтом как-его-там.
— Для мага холода ты слишком горячишься. Кейн. Я не имею привычки углубляться в воспоминания. Что я должен прибавить еще — «Добро пожаловать»?
— Да я, в общем-то, могу обойтись и не разрыдаться, — отозвался я. Подумал, что еще через пару мгновений он выдаст что-то наподобие: «Ну, тогда приятно встретить тебя здесь». И ухмыльнется той улыбочкой, которая меня потом будет преследовать во сне.
Так что я просто вымелся не прощаясь. Потому что и так ведь увидимся. То, что мы еще увидимся — это, к слову, нехило так отравляло нам с внутренним грызуном жизнь.
Что нужно его убирать — даже вопрос не стоит. Мало он мне крови на Рифах попортил — чего доброго, сдаст просто для развлечения, а тогда уже и заданию каюк. Вот только как бы старой доброй крысе Гроски не сломать себе зубы о такое препятствие. Я и на Рифах-то видел, на что этот молодчик способен, а теперь он — местный убийца бестий, и ссориться с ним вряд ли с руки… с руки…
— Какая Печать? — пробормотал я про себя. Странно ведь — смотрел же, вроде. Неужто растерялся под оценивающим взглядом старого знакомого? Хотя такое встретишь — еще не так растеряешься, диву даюсь, что я по двери не влез на потолок…
И все же — какая Печать? Какой у него Дар?
Прислониться к стене и вспомнить.
Вот он пристраивает бабочку в рамке. Вот берет иголку, поворачивает ладонь… и на руке след — не снежинка, как у меня, не лук и стрела, как было бы у мага-лучника… не меч, не огонь, не волна, не знак ветра, не цветок…
Меня некстати потянули за рукав — и в полутьме я чуть было от чрезмерного расстройства не заехал в нос некрепко стоящему на ногах Лортену.
— Дружище! — возмутился тот. — Везде тебя ищу. Готов был спасать от… ужасной женщины, да. Как из логова дракона. Постой, ты что, решил побеседовать с Нэйшем? Да ведь он же чокнутый — точно говорю тебе, чокнутый!
На это мне возразить было нечего. Я только перебирал мысленно виды Печатей — пламя, рыба, длань — знак Целительницы, глаз — Знак Следопыта, свирель… что же там было?
— Совершенно чокнутый, — бурчал между тем Лортен. — Никто понять не может, зачем Гризельда взяла его в группу… ни разу не явился пропустить стаканчик — можешь себе представить!!
Тут я на время отвлекся от мысленного перебора Печатей. И до меня дошло во всей красе.
— Ты же не хочешь сказать, что местные ковчежники — четыре бабы и этот маньяк?!
— И теперь еще ты, — нежно заверил глава питомника, обвивая меня за шею. — Это нужно отметить, а? Совершим возлияние в честь твоих великих подвигов, а?
У меня духу не хватило отказаться.
Когда я уже уходил за Лортеном, крыса вскрикнула, будто ударившись обо что-то твердое. И я наконец вспомнил, что за знак был на ладони у моего неприятного прошлого, с которым нужно расстаться как можно скорее.
Щит. Знак полной неуязвимости.
Вот тогда-то я и понял, что сигануть с этого корабля будет непросто.
БАБОЧКА В КРЕПОСТИ. Ч. 1
«…и разгневались боги на людей за грехи и злобу. Призвали они Снежную Деву Дайру —
и наслала она на землю страшный холод. А супруг Девы, Даритель Огня Йенх,
затушил все очаги, и людям нечем было разжечь даже свечи.
Собрались тогда люди в храме и начали молиться Дарителю Огня и Снежной Деве,
чтобы те смилостивились над ними. И даже суровая Снежная Дева усомнилась
и спросила у супруга: не дать ли людям тепла? «Я дам им огонь, —
ответил ей Даритель, — если хоть кто-нибудь согласится стать огнём ради них».
А время шло, и дети плакали, и женщины возносили молитвы —
и не было в мире тех, кто сгорел бы ради грешных людей.
Но тут от снежного сна очнулась маленькая бабочка, случайно
согретая теплом людских тел. Как стало ей их жаль, как захотелось
спасти несчастных детей! И когда сердце храброй бабочки переполнилось
жалостью — её крылья вспыхнули в воздухе пламенем. Всего только
несколько мгновений горела она — но этого хватило людям,
чтобы зажечь первую свечу. Даритель и его супруга помиловали
людей и вернули им тепло, как и обещали.
А Даритель Огня сделал так, что крылья бабочки аталии и сейчас ещё будто
обагрены пламенем…»
Нук Йалокин
«Легенды и мифы древней Кайетты»
ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ
Даарду Хаата слушает лес. Перекликается со птицами на их трескучем наречии, неслышно ступает по мхам, шепчется с папоротниками. Иногда растопыривает длинные пальцы, похожие на корни диковинного растения — и приникает к коре дуба или сосны. И сама — маленькая, хрупкая, в грубой накидке, свитой из стеблей крапивного волокна — кажется деревцом, потревоженным ветром. Случайно прислонённым к лесному гиганту.
Гриз не торопит, хотя времени немного.
