…А вот и пять. Валеру пробрала дрожь. То ли от волнения – а скорее от вечерней прохлады. И хотя он поддел под Володькину джинсовку водолазку, а сверху нее еще и рубашку с расстегнутым воротом, все равно апрельским вечером было зябко. Куртка совсем бы не помешала. Но куртка выглядела совершенно не хиппово, даже в сочетании с фирменными джинАми. Приходилось страдать.
И тут из перехода появилась она. Лиля. С опозданием всего на четыре минуты. У Валерки сердце ухнуло вниз, но он через силу улыбнулся. Улыбнулась и Лиля. Улыбнулась и простосердечно помахала юноше рукой. Он сделал к ней навстречу четыре шага. И в этот самый миг понял, что влюбился. Влюбился – окончательно и бесповоротно. И милее, чем она, чем ее лицо – чернобровое, чуть раскосое, улыбающееся – ничего у него нет в этой жизни. И все, что ни скажет и ни сделает она, ему будет в кайф. И он может говорить с ней о чем угодно – и ему это тоже будет в кайф…
Валера подошел к ней вплотную. Она оказалась высокая – почти одного с ним роста. От нее пахло чем-то невыразимо прекрасным – то ли ее духами, еше не знакомыми ему, то ли ее чистым телом и дыханием.
Валерка сказал заготовленную фразу:
– Вы одна?
Недоумение отразилась на ее лице. Он пояснил:
– Без инкассаторов?
Она расхохоталась.
– И правильно, что без инкассаторов! – сказал он. – Потому что вашу трешку я вам не принес.
– Зачем же вы здесь?
– Чтобы предложить вам проценты. Она лукаво улыбнулась:
– Девять копеек?
– Нет, лучше. Мы сейчас пойдем в одно место. Фирмовое. Очень интересное. Но которое в Москве мало кто знает.
Она нахмурилась и сказала даже холодноватым тоном:
– Я надеюсь, это будет не ваша квартира.
– Нет, сударыня! Что вы, гражданка?! Как вы могли подумать!
И Валерка, словно подражая сорокалетнему старцу с гвоздичками, предложил Лиле руку. Она доверчиво положила свою ручку на его предплечье. Ее кисть была без перчатки и чуть покрасневшая от вечерней прохлады. На беззащитном запястье виднелось несколько черных волосков. «Это хорошо, – против воли мелькнуло у Валерки. – Волосатенькие девушки, говорят, страстные. – Он оборвал себя: – О чем я думаю?! Просто быть с ней – уже радость!»
И рука об руку они спустились в полупустынное чрево метро «Площадь Ногина», где гуляли тепловатые ветерки.
1979 год: Измайловский парк
Пока Валерка и Лиля ехали в метро с двумя пересадками, они стали (как ему показалось) еще ближе.
В пустых прохладных вагонах они не садились, а стояли, держась за поручни, лицом к лицу. Валерка изучал ее – и говорил, говорил, говорил.
Он рассказал, в юмористических тонах, историю, случившуюся с ним сегодня в троллейбусе. Лиля ахнула.
– Не волнуйтесь, – вскричал он. – Мы не пропадем. У меня есть заначка. Пять рублей, конечно, не пятьдесят – но, я надеюсь, на сегодня нам хватит. А три рубля я отдам, если можно, в следующий раз.
Валера рассказывал анекдоты – в том числе и не совсем приличные. К примеру, про английскую королеву на поле сражения:
– Королева обходит поле битвы. Стонут раненые бойцы. Она обращается к одному из них: «Куда вы ранены, рыцарь?» – «В член, моя королева!» – «Кость не задета?» И тут раненый напрягает последние силы, привстает и кричит: «Да здравствует король!»
Девушка не жеманничала – смеялась, и это нравилось студенту.
Словно между делом, он рассказал о себе (слава богу, Асуанская плотина, которую придумал Володя, была ею забыта). Задавал, невзначай, короткие вопросы о ней. Оказалось, что она – тоже студентка. И уже – четвертого курса. Учится во Втором меде. Живет в Москве одна – в комнате в коммунальной квартире. Родителей у нее, как она сказала, погрустнев, нет, и Валерка не стал вдаваться в подробности: что значит «нет». Старший брат с молодой женой (эхо с ними она вчера была в «Пекине») завербовался на Север и как раз вчера вечером отбыл.
Во время их разговора сознание Валерки словно разделилось надвое: одна часть, отвечающая за эмоции, восхищалась милым широкоскулым лицом Лили, ее лучистыми глазами и безыскусной простотой ее речи. Вторая его половинка – видимо, рассудочная – считала про себя плюсы новой знакомой: нет родителей, отдельная комната в коммуналке, студентка меда (говорят, медички циничны и легкодоступны)…
Наверняка Валеркины плюсы и минусы считала про себя и Лиля. Женщины, говорят, гораздо рассудочней и меркантильнее мужчин. Но знать бы: только ли считала? Или – тонкое лицо Валерки, его сверкающие глаза, длинные пальцы вызывали в ней хоть какой-то эмоциональный отклик?
Как-то незаметно они перешли на «ты».
Когда вышли на станции «Измайловский парк», он предложил ей руку, и Лиля опять, не чинясь, положила свою ладонь на его предплечье.
Уже смеркалось и холодало. Молодые люди пошли ко входу в парк.
– Куда мы идем? – со смехом спросила она.
– Тш-ш, это секрет. Пока.
– Но я надеюсь, мы не будем гулять по дорожкам?
– А почему нет?
– Холодно. Сыро. Грязно. Вон снег до сих пор лежит. А ты у меня вообще получишь обморожение.
Валерке понравилась прозвучавшая из ее уст конструкция: «ты у меня».
– Нет-нет, по дорожкам гулять не будем.
– Тогда куда мы идем? Кататься на карусели?
– Терпение, Штирлиц, терпение.
– Хм. Ты меня заинтриговал.
– Это хорошо, – прямо глянув ей в глаза, заявил он. – Говорят, что женщины любят мужчин, которые их интригуют.
Она чуть насмешливо улыбнулась:
– Приятно иметь дело с мужчиной, разбирающимся в женщинах.
За легкой словесной перепалкой они дошли до длинного ангара, стоявшего чуть в глубине парка справа от входа.
– Нам сюда, – молвил Валерка.
– Что это?
– Сейчас увидишь, – сказал юноша.
Сам про себя он взмолился: «Только бы он был открыт! Только бы там не было дикой очереди!..» В государстве рабочих и крестьян от любого увеселительного, и не только увеселительного, заведения можно было ожидать очередного подвоха. В любой момент на дверях могла появиться табличка: «Санитарный час», «Закрыто на ремонт», а то и лапидарно-безнадежное: «Не работает». К тому же заведение могло быть закрыто и безо всякого объяснения причин.
Но куда же Валера привел Лилю?
Хватит морочить голову читателям.
Хотите верьте, хотите нет, но в ту пору в Москве, а именно в Измайловском парке, существовал, как ни странно это представить, боулинг – он же кегельбан. Без всякой шумихи и, естественно, рекламы он возник, в единственном числе, в столице году в 76-м – и так же тихо, как появился, исчез в начале 80-х.
Боулинг являлся фирмовым, то есть вполне западным учреждением. Фирменные шары скользили по дорожкам и с восхитительным стуком рушили кегли. Специальные механизмы выставляли сбитые кегли и возвращали игрокам мячи. Словом, кегельбан ровно ничем не отличались от западных из кино – или от тех, что стали появляться в буржуазной Белокаменной в середине 90-х и постепенно заполонили город.
Правда, электронных табло в том стародавнем кегельбане не существовало, и каждому игроку приходилось вести учет сбитых кеглей самостоятельно. Для этого выдавались специально разграфленные таблички. Именно тогда Валерка усвоил приятнейшие на слух, так и отдающие какой-нибудь Монтаной, термины «страйк» и «спэар».
На стенах кегельбана висели щиты с инструкциями, пояснявшими, как выбирать шар, совершать бросок, подсчитывать очки. Инструкции были написаны с косноязычием человека, изучившего русский где-нибудь в Сорбонне, Гарварде или Лумумбе: «Если ваш товарищ совершать «страйк» или «спэр», поздравьте его или награбьте аплодисментами…»
Удивительно, что новинка пользовалась в столице малой популярностью – в то время как на американских, например, горках, или в игровых автоматах от посетителей отбоя не было. Почти всегда (за исключением сакраментальных «санитарных часов» и «профилактик») в пра-боулинге можно было практически без очереди получить доступ на дорожку. Валерка вместе с Вовкой (и другими однокурсниками) не раз с пользой для здоровья и глазомера прогуливал здесь лекции. И Валерка, и Володя – оба считали, что по культурному воздействию боулинг в столице сравним с международным кинофестивалем или гастролями группы «Бонн М». И в то же время на кинофорум, не говоря уж о концерте негритянской группы, душились – а в кегельбан никогда даже крохотная очереденка не выстраивалась.
Возможно, боулинг не имел успеха оттого, что там (в отличие от тогдашних западных и нынешних российских) не только не подавались горячительные и охладительные напитки, но и запрещалось «приносить с собой и распивать», а также курить. Терялась едва ли не главная прелесть, сделавшая кегельбаны столь популярными ныне: заниматься спортом, но одновременно не отказывать себе в маленьких радостях типа кружки другой-третьей пива и доброй затяжки сигаретой.
Ну, и конечно, более четверти века назад никто не выдавал бактерицидные носочки вместе со специальными туфлями (сами туфли имелись, хотя и далеко не всегда можно было отыскать нужный размер), никто не натирал специальным маслом полы, а из четырех дорожек как минимум одна (а то и две) вечно не работали. Но какими пустяками казались те невзгоды в сравнении с – новым! настоящим! западным! невиданным! – развлечением.
