Я застываю, упираясь невидящим взглядом в серебристые буквы логотипа кофемашины. Обрывки разговоров, встречи, крупицы информации цепляются друг за друга, выстраивая ни разу не оптимистичную картину. В то время, как Кир вспоминает про молча наблюдающего за нами Андрея.
— Кирилл Самсонов, друг семьи, — он подходит, чтобы пожать Андрею руку.
— Андрей Хорошевский, жених Алисы, — бесстрастно отзывается тот. — Я вас помню.
— Можно на «ты», — отмахивается Кирилл.
А для меня секундная стрелка снова ускоряет бег.
— Сколько времени отец болеет? — Кир поворачивается на мой вопрос. — Он ведь болеет, да?
— Алиса… — примиряюще подняв руки, начинает тот
— Прокофьев ведь кардиолог? — Подозреваю, что моя улыбка больше похожа на оскал и, когда я делаю шаг, Кир отступает, отгораживаясь кофейным столом. — Я помню его, ещё один папин друг, — у меня вырывается злой смешок. — Но если вы ездили развлекаться с девочками, то они, видимо, развлекались на ЭКГ?
— У Олега Эдуардовича есть занятия и помимо кардиологии, — возражает Кир. Андрей, скрестив руки на груди и прислонясь бедром к шкафу кухонного гарнитура, продолжает молча наблюдать за нами. — С чего ты взяла, что…
— Сколько? — не ведусь я. Кому как не мне знать, насколько Кир может быть убедителен. — Сколько лет отец лечится у Прокофьева?
— Алиса, прекращай! — кривится Кирилл. Правда, потом долго смотрит на меня и недовольно поджимает губы. — Хорошо. Я говорил Косте, что ты должна знать, но он решил по-другому, а настолько вмешиваться в ваши семейные дела не в моей компетенции!
— Я спрашиваю последний раз, Кир, и попробуй мне не ответить! — Мы стоим друг напротив друга. — Когда у отца начались проблемы с сердцем?
— В тот год, когда ушла Милана, твоя мать.
Восемь слов, а какой эффект!
Полуночная Милана Самировна, от честных и открытых кавказских предков сохранившая разве что имя. Женщина, которую я должна уважать хотя бы за те первые шестнадцать лет, но которую отказываюсь даже помнить. Разрушившая не только счастье, но и здоровье моего отца.
Громкий хлопок двери вместо меня говорит о том, что я думаю об их идиотской скрытности.
— Как ты?
Я слышу, как Андрей входит на балкон, но всё равно позволяю ему накинуть мне на плечи тонкий плед. На небе чёрные тучи, а в воздухе морось, под стать моему настроению.
— Спасибо.
— Алиса. — Андрей обнимает меня со спины, прижимая к своей груди, а мне хочется плакать. Впервые за много лет. — Не молчи. Плач, кричи, бейся, иначе это сожрёт тебя изнутри. Ведь только светлые люди могут так переживать.
— Ты ничего обо мне не знаешь, — горько усмехаюсь я. И совершенно некстати вспоминаю, что надо бы отменить встречу с Олесей.
— Я знаю тебя даже лучше тебя самой, — крепче сжимая объятия, отзывается Андрей, тёплом шевеля волосы у моего виска. — Знаю как тебе тяжело, и знаю, насколько ты уязвима на самом деле.
— А о том, какая я дрянь тоже знаешь? — резко развернувшись, я оказываюсь с ним лицом к лицу. — Пусть рядом с тобой мне хочется быть лучше, но всё то, что внутри, не исчезает. Вырывается, стоит сделать хотя бы шаг за границу твоего неземного сияния, — с горьким сарказмом отзываюсь я.
— Так не делай этот шаг, — тепло улыбается Андрей. — Останься со мной там, где всегда спокойно и безопасно. Ты знаешь, я прямо сейчас готов разделить с тобой не только спальню, но и жизнь. И все последующие, если они будут.
— Я не могу так. — Господи, у меня отец в реанимации, а я никак не решу свои мелкие проблемы! Дочь, называется! — Не могу, Андрей! Хочешь птицу в золотой клетке? Со мной не получится. Ты не успеешь закрыть замок, а я уже сломаю крылья, став тенью самой себя. — На мгновение прикрыв глаза, я решаюсь. — Но всё это неважно, потому что ты должен кое-что обо мне узнать…
— Если ты про то, что спала с Кириллом, можешь не говорить, — не меняя выражения лица, сообщает он, заставив меня сбиться с мысли. — Алис, да брось, только слепой не увидит, что этот друг семьи, — Андрей морщится, — был тебе гораздо больше, чем друг.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Это не то, что ты… — Я обрываю сама себя, понимая, что пытаюсь уйти от темы. — Андрей, проблема не в этом, а в том, что…
— Вы тут не окоченели? — Дверь снова распахивается, впуская хмурого Кира. — Потом утешитесь, Костю перевели в палату.
— Перевели в палату?! — с тихим возмущением я указываю пальцем на окно, отгораживающее коридор от, собственно, палаты. Я такие только в фильмах и видела. — Издеваешься?
Папа лежит на кровати в трубках, аппаратах и каких-то датчиках, до груди укрытый простыней. Андрей без слов притягивает меня ближе и переплетает наши руки.
— А ты думала, что Костя после операции встанет и пойдёт круги нарезать по бассейну? — Кир зарывается ладонью в волосы и на мгновение прикрывает глаза. — Извини. Я не должен был так говорить, просто он…
— Я знаю.
Пусть Кирилл на миллион умнее, твёрже и продуманнее, чем многие знакомые мне мужчины, но и ему нужна теплота и поддержка. Не от бывшей жены, которую он потерял. Не от сына, который уже вырос. А от того, кто любит и понимает, и может разделить не только хорошее, но и плохое.
И я освобождаюсь из объятия Андрея, чтобы скользнуть к нему. Чтобы одной рукой обнять за шею, другой за затылок притянуть его к себе. Чтобы почувствовать как его руки, словно стальные, сжимают меня в объятии.
— Прости меня, папины врачи это вообще не твоё дело, — шепчу я, прислонившись лбом к его плечу.
— Я тоже зря сорвался, — вздыхает Кир в ответ. Вздыхает и отстраняется, долго изучая меня, привычным за много лет, пронзительным взглядом.
— Тушь растеклась? — слабо, но хотя бы искренне улыбаюсь я.
— Нет, ты как всегда вне конкуренции. — И вроде честно, но меня всё равно что-то цепляет. — Иди, а то твой жених сожрёт меня без хлеба.
— Я на диете, — вежливо улыбается стоящий в шаге от нас Андрей под смешок Кира и предлагает мне руку.
И я снова переплетаю наши пальцы, чувствуя себя ядом, с каждым днём всё больше отравляющим его жизнь. Паразитом, занимающим не своё место. Гадиной, пресмыкающейся перед собственными эгоизмом и страхами.
Чувствую, но не имею сил от него отказаться.
Лёгкое прикосновение к плечу заставляет меня вздрогнуть и проснуться.
— Папа? — я резко сажусь, протерев глаза, и готовлюсь бежать хоть на другой конец больницы, но лежащая на плече рука не даёт вскочить.
— Нет, рано. — Андрей смотрит на меня полным сочувствия взглядом, от которого я встряхиваюсь и прихожу в себя.
— Что-то случилось?
Кир уехал ещё ночью, пообещав сменить меня утром. Необходимости в этом не было, с уходом и лечением в больнице всё на уровне, но нам так оказалось легче. Мне легче.
— Случилось утро, — качает головой Андрей. — Звонил Кирилл, сказал, что подъедет в течение часа.
— Кирилл. — С тяжёлым вздохом я выпрямляюсь в кресле, в котором и уснула. — Хорошо.
— Поехали, я отвезу тебя домой, — приняв его руку, я поднимаюсь.
— Подожди, Кир же только через час приедет, а если…
— Тогда тебе позвонят, и мы вернёмся, — как ребёнку объясняет мне Андрей и выводит из комнаты для отдыха. — Сегодня понедельник.
— Да, дети, я помню. Сколько времени? — Андрей открывает передо мной двери и, в последний раз окинув взглядом окно папиной палаты, я выхожу к лифтам.
— Шесть утра, у тебя будет пару часов на сборы.
Приёмное отделение, парковка, внедорожник Андрея. Пустынные улицы, дом, лифт.
Квартира встречает меня брошенной на полу дорожной сумкой и туфлями.
— Собирайся и я отвезу тебя на работу.
С моего приезда не прошло и суток, а ощущение, будто половина жизни пролетела. Оторвав взгляд от вещей, я, не оборачиваясь, качаю головой.
— Нет, тебе тоже нужно отдохнуть. — Развернувшись, я криво улыбаюсь Андрею. — Всё нормально, я справлюсь.
— Алиса…
