Рейтинговые книги
Читем онлайн Операция «Жизнь» продолжается… - Аркадий Бабченко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 46

Пуля вошла Сашке под горло. Еще какое-то время он был в сознании и Шабалин даже понадеялся, что все обойдется и ранение окажется не таким уж и серьезным, как он посчитал сначала. Потом доктор потянул Шабалина за рукав: «Я не могу остановить кровь, у него внутренне кровотечение». И тут же Сашку повело, он закачался, потерял сознание и очень быстро умер.

— Он умер. И как раз уже команда подошла, то есть время подошло команду подать «приготовиться к рукопашной». «Чехи» подходили все ближе. Такое ощущение, что как если бы была шерсть на загривке, то она бы поднялась дыбом. Вот такое вот ощущение. Даже не страх, ярость такая. Вперемешку со страхом конечно.

До рукопашной дело так и не дошло. Боевики, забирая своих убитых и раненых, отступили. Преследовать их не стали — надо было эвакуировать своего раненого и тело пулеметчика Александра Лайса.

…Пишу эти строки и ловлю себя на мысли, что не получается называть его Александром. Для меня он — Сашка. Мы запросто могли встречаться на дорогах Чечни. Может, он ехал на одном из бэтэров прикрытия, сопровождая группу журналистов, среди которых мог оказаться и я. И мы могли бы прикуривать друг у друга, я называл бы его «братишка», и говорил бы ему «ты». Мы там всегда говорим друг другу «ты». Они все для меня — Сашки, Лехи, Андрюхи…

Боевики ушли быстро, как по команде. Бой закончился так же внезапно, как и начался. На тропинке остались лежать раненный, но чудом оставшийся в живых Сагдеев и совершивший чудо, но погибший Лайс.

Его сослуживцы, находившиеся в тот момент рядом с Александром, и видевшие результат его стрельбы, говорили, что Лайсу все же удалось убить того снайпера, который убил его.

Потом, после боя, «эфэсбэшники» сообщили, что десантники уничтожили пятерых боевиков. По крайней мере, именно столько свежих могил появилось в окрестных селах следующим утром.

Выписка из наградного листа:

«За образцовое исполнение воинского долга, самоотверженность, исключительное мужество и героизм, за заслуги перед государством и народом, проявленные в ходе проведения контртеррористической операции на территории Северо-Кавказского региона в условиях, сопряженных с риском для жизни, рядовой Лайс Александр Викторович достоин присвоения звания Герой Российской Федерации».

Сегодня Владимир Шабалин вспоминает тот бой спокойно. Его волнение выдают лишь руки — он не может удержать их на месте и постоянно мнет свой голубой берет:

— Могла ли это быть шальная пуля? Нет. Он же понимал, что вставать нельзя… И вообще, разговаривая об этом — могло быть, не могло быть, можно было сделать так, что бы такого не было. В принципе, можно было и так, чтобы такого не было. То есть он мог меня не закрывать. Это же порыв человека. Надо его внутренний мир смотреть, а не мой. Нужно оценить его поступок просто. Он встал и закрыл. Вот так. Если бы не закрыл, то группа все равно бы не погибла, там заместитель оставался, и солдаты были подготовлены. Не было такого, чтобы мы на тебя молились, командир, тебя берегли, потому что ты единственное спасение. Там все было организовано нормально. Просто солдат поступил так, как поступил, ну он поступил вот так вот. Такой человек, наверное, хороший. Да и вообще все ребята — никто же не струсил. Кузин до последнего отбивался, все гранаты перекидал — у него семь штук было, хотя мог бы затаиться или даже сдаться. Радист мой, доктор, заместитель — все дрались. И Лайс тоже…

Звание Героя Российской Федерации Александру Лайсу было присвоено посмертно. Но этим государство и ограничилось. Никто из администрации Президента почему-то не удосужился разыскать родственников Александра и вручить им награду. И только два года спустя десантники вместе с журналистами программы «Забытый полк» привезли из Германии Сашину маму в часть, где и передали ей Золотую Звезду сына.

Тогда же с ней встретился и Владимир Шабалин.

— В свое время был такой фильм — «Опаленный Кандагаром», — говорит он. — Там рассказывается про раненного офицера, которого спас солдат. А потом офицер повез тело этого солдата домой и родственники сказали ему: «Почему ты живой, а наш мертвый?» Так вот я очень боялся этой встречи, боялся услышать эти слова. Но у нас сложились хорошие отношения. Мы до сих пор общаемся. Наверно я, для них теперь тоже родной. Ведь я теперь должен прожить две жизни…

Он вдруг резко кидает берет на скамейку и смотрит мне прямо в глаза.

— Ты знаешь, это не первый солдат, которого я теряю на этой войне. И тот бой не был самым страшным. И все же… В тот раз все было по-другому. Раньше парни погибали в бою и у них не было выбора, а здесь… Это было самопожертвование. Но сегодня я думаю, что зря он это сделал. Наверное, лучше было бы, чтобы тот снайпер попал в меня. Ты только не подумай, я не суицидник какой и отлично знаю цену жизни, наверное, даже как никто. Но мне не нравится эта жизнь. У меня ж ничего нет за спиной — ни квартиры, ни денег, ни здоровья. Только три командировки на войну и четыре звездочки на плечах. И впереди тоже ничего нет. Вся жизнь — вот она — на погонах. Что дальше?

Шабалин не любит вспоминать вслух о том, что кому-то обязан жизнью. 7 августа празднует не второй день рождения, а день памяти по солдату, которого не уберег. Это день траура. И каждый год он привозит его фотографию сюда, к памятнику, и подолгу стоит со стаканом водки, вглядываясь в лица…

P.S. Совсем недавно у Саши Лайса родился младший брат. Его также назвали Александром. Крестил младшего Лайса главный священник ВДВ отец Михаил. А крестным отцом Александра стал капитан российских Воздушно-десантных Войск Владимир Шабалин.

Лишний человек на Пречистенке

Темная лестничная площадка захламлена так, что не повернуться. Журналы, коробки, набитый дореволюционными вещами шифоньер. Тусклая пыльная лампочка под низким потолком. Если бы я попал сюда в пять лет, я был бы в восторге. Таинственно и страшно, как в пиратской пещере. Если бы я попал сюда пять лет назад, я бы не смог здесь находиться — замкнутое пространство без путей отступления, одна граната в окно, и все.

Квартира 2«а». Обитая дерматином дверь изодрана, разбита. Инстинктивно ищу надпись мелом: «Не стреляйте, здесь живут люди».

Дверь открывается, и на меня через порог переливается война. Сколько раз я видел такие хибары в Чечне — темные, забитые русскими беженцами. Запах здесь такой… Я долго не мог понять, чем это пахнет — во всех жилищах одинаково; а потом понял: никомуненужностью.

— Проходите, пожалуйста. Правда, мы только что нагрели воду, хотели помыться … Мы — беженцы…

Кухня такая маленькая, что если встать в ее центре, то руками можно дотянуться до стен. Белье на веревках. Ведра с водой — на табуретках, на плите, на полу. Главное, есть газ и свет. Это жизненно важно.

Вдруг накатывает то странное чувство, которое всегда преследует меня на войне. Словно ты находишься в мультфильме. Умом понимаешь, что все вокруг — реальность, все происходит на самом деле и с тобой — черный каземат квартиры, русские беженцы, безнадега. Все это по-настоящему. Но поверить в это не можешь. Бред какой-то. Не бывает так. Не могут так жить люди в начале двадцать первого века. В центре Москвы. В день шестидесятилетия Победы.

Да, это не Грозный — Москва. Самый центр, Пречистенка, дом 35 дробь три. В этом предназначенном под снос доме уже двенадцать лет ютятся дошедший до Берлина ветеран Великой войны и его жена. Русские беженцы без гражданства.

Юрий Тимофеевич лежал на старой дореволюционной кровати. Ее металлические решетчатые спинки, изъеденные по бокам ржавчиной, скрипели при каждом движении. Хотя двигался он теперь мало. Тело стало слабым, и даже простое шевеление рукой давалось ему с трудом. Лицо провалилось, стало восковым, из-под волос поползла желтизна. В нем не было жизни. Такие лица я видел на войне у раненых.

Я сижу на табуретке напротив, смотрю в его глаза. Кажется, что на подушке лежат одни только глаза.

Юрий Тимофеевич — беженец. У него нет ничего, вообще ничего, даже паспорта.

Передо мной на кровати лежит больной, всеми брошенный русский человек, и никого это не волнует. Словно он живет в гетто. Москва с ее огнями, шестидесятилетиями, парадами, монетизациями и льготами — не для него. У него и льгот-то никаких нет, монетизировать нечего…

А еще раньше на этой же самой кровати умирал его фронтовой друг, кавалер ордена Александра Невского и двух орденов Красного Знамени командир батальона подполковник Апаринцев.

— Вон его портрет, — показывает рукой Юрий Тимофеевич.

На стене висят две фотографии. На одной в развалинах немецкого фольварка запечатлен молодой парнишка в камуфляжном маскхалате. Стоит, облокотившись на пробитую снарядом стену. Командир роты автоматчиков 177-го гвардейского полка лейтенант Юрка Лопатин.

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 46
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Операция «Жизнь» продолжается… - Аркадий Бабченко бесплатно.
Похожие на Операция «Жизнь» продолжается… - Аркадий Бабченко книги

Оставить комментарий