Пётр Фёдорович подошёл к окну, вдохнув свежий майский воздух, уловил запах сирени. Нежный аромат уходящей весны напомнил ему тот роковой год, когда он был в таком же возрасте, как Илья, и тоже закончил девять классов.
Идя из школы, он наломал у заброшенной старой хаты ветки распустившейся сирени. Для матери. Необыкновенно щедро цвела сирень в 1941 году. Листьев не видно — всё в голубовато-синих цветках.
Матери дома не оказалось. Она работала на прополке свёклы километров в десяти от села. Пётр сел на велосипед, которым был премирован за хорошую работу на тракторе его отец, поехал в поле. Не терпелось порадовать мать, что он закончил девять классов «круглым» отличником. Приехал, а радость свою высказать постеснялся: рядом были люди. Только и сказал:
— Нас распустили на каникулы. Буду помогать…
— За это спасибо, — ответила мать. — Может быть, на брюки себе заработаешь. Вон сколько латок, а ты теперь в десятый пойдёшь.
В юности Пётр Вольнов любил работать и ночевать в поле. Вечером у костра распевали песни, а на рассвете он бежал к реке. Вода ранним утром тёплая, заплыть на середину реки и окунуться с головой — одно удовольствие. И всё это прекрасное, радостное, милое внезапно оборвалось. Началась война.
Всё испытать пришлось: и голод, и нужду, и смерть отца на войне. А потом и сам ушёл на фронт.
Генерал долго стоял у окна. Но воспоминания о юности не сняли тяжесть с сердца. Верно ли принял он решение оставить в училище Илью Зубова? И начальник учебного отдела полковник Марков высказался за то, чтобы дать Зубову ещё срок на исправление. Правда, подполковник Палов бросил реплику: «У меня рота суворовцев, а не штрафной батальон».
Были во время войны такие батальоны, куда направляли осуждённых за преступления солдат для искупления своей вины в бою. Но и Палова понять можно. Ни в одной роте нет такого суворовца, как Зубов. За один учебный год он устроил драку, оскорбил девушку, самовольно ушёл из училища, курит. «Зубов не малолетний ребёнок, — говорил командир роты. — Он всё понимает, но не хочет быть таким, как его товарищи. Что скажут нам в военном училище, когда мы направим Зубова на учёбу?»
Генералу понравилось, как говорил на совещании воспитатель капитан Лейко: «Зубова нужно не воспитывать, а перевоспитывать. Он пришёл к нам с моральными пороками, приобретёнными дома с детства. Знала мать, что сын курил? Знала. Давали ему дома спиртные напитки? Давали. Он не отрицает. Видите ли, по праздникам… А выходка с метлой? С дневником Саши Суворова? А кража значка? Всё это не ошибки и не шалости. Нам нужно не противопоставлять ему коллектив, а всем, и больше всего суворовцам, воспитывать его — это полезно для будущих офицеров».
Преподаватели отмечали способности Зубова, но все говорили, что он ленив. А лень — серьёзный, однако исправимый порок.
Садков выступал последним. «Офицеру Родина доверяет солдат, — сказал он, — вручает сложную боевую технику, доверяет государственную границу, охрану неба и морей, он защитник своего отечества. Кто из нас доверит это Зубову? Если он в ближайшее время не убедит меня в этом, я проголосую за отчисление».
Размышления генерала Вольнова прервал телефонный звонок. Докладывал дежурный по училищу:
— Товарищ генерал, к вам просится мать суворовца Зубова.
— Проводите её ко мне, — приказал генерал.
Пётр Фёдорович тут же позвонил полковнику Садкову:
— Александр Акимович, пришла мать Ильи Зубова. Может быть, вы зайдёте ко мне?
— Иду, — коротко ответил полковник.
— Александр Акимович, а почему вы не ушли домой?
— Да вот, сижу с подполковником Паловым — всё дискуссируем, — ответил Садков.
— Зайдите оба ко мне.
В кабинет вошла женщина лет сорока, уставшая на вид и просто одетая.
— Извините, товарищ генерал. Я не смогла прийти раньше.
— Вы, конечно, знаете, — спросил генерал, — что решается вопрос об отчислении Ильи из училища за недисциплинированность и слабую успеваемость?
— Да, товарищ генерал, всё знаю. Мы уже с подполковником Паловым говорили на днях об Илюше. Что ему не хватает? Был бы отец… Но я благодарна вам, что дали ему возможность закончить девять классов и не отчислили раньше. А пришла я с просьбой: помогите мне устроить Илью в профтехучилище. Характеристика нужна.
— Я думаю, — сказал полковник Садков, — мы не будем обманывать свою совесть, хороший отзыв мы не дадим. Пусть Илья получит у нас среднее образование. И не просто учится, а исправляется — докажет, что он может быть и студентом, и учащимся ПТУ, и солдатом. Ведь его обязательно призовут служить в Вооружённых Силах. Вот тогда можно будет дать хорошую характеристику.
— А если он за последний год докажет, что достоин быть офицером, мы направим его в военное училище, — дополнил генерал. — Скажите ему своё материнское слово.
Наступило молчание, но генерал заметил, как оживилось лицо Зубовой.
— Спасибо вам, товарищи, — сказала она с дрожью в голосе. — Большое спасибо. Он и сам переживает. Всю душу мне вывернул. Мы с мужем слишком рано захотели увидеть в нём взрослого человека. Много дозволяли, не были строги. Простите меня за проступки сына…
— Я настаивал на отчислении Ильи, — прервал раскаяния Зубовой подполковник Палов. — Но не мне предоставлено право решать этот вопрос. Хочу просить командование разрешить мне строго предупредить Илью Зубова, что он остаётся при условии коренного изменения своего отношения к учёбе и дисциплине…
— Проще говоря, — прервал офицера генерал, — не сдержит слово — немедленно будет отчислен. Надеюсь, товарищу Зубовой это понятно?
— Да, товарищ генерал. Спасибо вам.
Зубова встала и, закрыв лицо платком, чтобы скрыть слёзы, пошла к двери.
— Проводите её, — сказал генерал и посмотрел на Палова.
Пётр Фёдорович подошёл к окну, закрыл его и, повернувшись, улыбнулся.
— Ну, комиссар, можно и домой.
Победи себя
Весенний воскресный день был солнечным и тёплым. Юра Архипов, как всегда после разговора с родителями по междугородному телефону, присел на скамейку в самом начале сквера на Суворовском бульваре и любовался детьми. Детей в этом сквере всегда много. Он выбирал глазами ребят, похожих на его сестрёнку и братишку, и мысленно был дома.
Телеграф на проспекте Калинина самый удобный для разговора. Не так далеко от Суворовского училища, удобно добираться на метро, быстро принимают заказ, и хорошо слышно. А после разговора есть где посидеть, хорошенько обдумать, что услышал, и успокоиться немного.
В Москве цветёт сирень, суворовцы перешли на летнюю форму одежды, а там, в отдалённом гарнизоне, ещё прохладно. Отец сказал, что идёт дождь со снегом. А мама, как всегда в выходной день, рано уехала на полковом автобусе на рынок и возвратится только к обеду. Сестрёнка и братишка ещё спят. Отец порадовал: дома всё хорошо, все здоровы. Спросил: «Не выбился из отличников?» Похвалил. А ещё сказал, что все скучают по нему и ждут на каникулы.
После разговора с отцом на душе у Юры было спокойно и радостно, и он готов был тоже бегать, прыгать, носиться по парку, как вон те малыши.
Робко подошёл мальчик лет четырёх, в синем комбинезоне, в зелёной будёновке с красной звездой и, разглядывая мундир на Юре, спросил:
— А вы настоящий генерал?
— Я суворовец, — ответил Юра. — Учусь в военном Суворовском училище.
— А почему на брюках красная полоска, как у моего дедушки?
— Так надо. Такая у нас форма одежды, — ответил Юра и, чтобы не последовали другие вопросы, спросил: — Как тебя зовут?
— Митя. Я тоже буду суворовцем, когда вырасту, — сообщил малыш, усаживаясь рядом.
— Но для этого нужно слушаться маму и папу, быть хорошим мальчиком, — сказал Юра.
— Я уже хороший, — похвалил сам себя Митя. — А был такой мальчишка Нехочу…
Митя стал торопливо рассказывать о мальчике, который не слушался маму и, что бы она ни сказала сыну, отвечал: «Не хочу!»
— А что же потом было? Так и остался мальчик плохим? — спросил Юра.
— Потом мальчик пошёл на улицу. Ему хотелось играть с ребятами, а они говорят: «Не хочу!» — «Дедушка, поиграй со мной». А дедушка: «Не хочу!» — «Мама, я хочу есть». А мама ответила: «Не хочу!» Мальчик — к холодильнику. Стал открывать, а дверь как захлопнется… И холодильник загудел: «Не хочу!» Мальчик пошёл спать, а подушка надулась и зашипела: «Не хочу!» Пришлось мальчику быть послушным… — вздохнул Митя. — И теперь никто не называет его мальчиком Нехочу. Я слушаюсь маму.
Юра мог бы ещё поговорить с забавным Митей, но со стороны Арбатской площади появился Илья Зубов. Ещё не дойдя до скамейки, он сказал:
— Вот, купил хорошей плёнки для слайдов.
— А я разговаривал с Митей. Ты знаешь, он был мальчиком Нехочу, — серьезно сказал Юра. — Но когда все друзья тоже стали отвечать ему: «Не хочу», он изменился и стал опять послушным.
