ночи, а затем запретить рассказывать об этой беседе. Один Указ, и дело с концом.
Но я так делать не буду. Да, я Страж-предатель, я имперец из далёкой секты, ученик с сотней имён и лиц, но так я поступать не буду.
Но видимо, в моём взгляде что-то от намерения так поступить осталось, потому как подмастерье порошок принял, взвесил, но косил на меня взглядом, а вверх по лестнице, скорее, убежал, чем ушёл, перескакивая через две ступеньки. Ещё чуть, как мне кажется, и он бы воспользовался техниками.
Нет, я и раньше обращал внимание, что образ, который я сейчас носил — мрачный и взгляд у меня в нём получается тяжёлый, но не до такой же степени? Может, у парня особая чувствительность в Прозрении? Хотя, откуда Прозрение у того, кто днями просиживает за атанором в алхимической мастерской? Они тут все словно слепые, пока не ткнёшь их своим Возвышением, даже не замечают, что я всех мог бы убить, даже не используя и четверти своих сил.
И только поднявшись наверх, в ещё залитый солнцем двор, я понял, что дело было вовсе не во мне.
В пяти шагах от меня стоял крупный, тяжёлый телом мужчина, лет сорока. Вдох он оглядывал меня, а затем… Богато одетый в изукрашенный узором халат он неожиданно склонился передо мной в приветствии:
— Рад познакомиться, собрат Орзуф.
Возвышение его было приличным, но вот силы за ним не было — прозрачная глубина. Зато были десятки печатей Указов, облаком поднимающихся над его головой.
Восприятие Предводителя уже ширилось вокруг меня, заставляя видеть двор словно сразу с нескольких мест. Я и склонившийся передо мной незнакомец. Ни малейшей опасности, зато десятки любопытных глаз во всех щелях и окнах, словно вся алхимическая мастерская побросала свои дела и глазела только на нас. Хотя, почему словно? Похоже, так оно и есть.
Спустя миг я тоже согнул спину и приложил кулак к ладони:
— И я рад приветствовать тебя, собрат…
Мужчина выпрямился и подсказал:
— Пиатрий.
Хм-м. В общем, это хозяин этой самой мастерской, который все эти дни был занят открытием какого-то нового дела. И тот, кто сегодня уже наверняка встретился с обиженным на меня управляющим.
Я улыбнулся:
— Рад приветствовать, — помедлив, добавил, — господин Пиатрий.
Он хохотнул:
— Аха-ха-ха! Не нужно смущать меня, собрат Орзуф, такими словами. Ну какой из меня господин тебе? Произошло недопонимание, которое я хочу развеять за чашкой хорошего чая. У меня есть отличный чай, и его уже должны были заварить. Прошу, собрат Орзуф.
Жест, которым он вытянул руку к проходу во внутренний, малый двор мастерской, был более чем ясен.
Я не колебался. Ничего не ясно, так почему же не пойти туда, где тебе всё объяснят?
Чай, а я в этом всё же немного понимал, спасибо временам в Академии, был и правда чудесен. Правда, думаю основная заслуга в этом — качество трав Пятого пояса, которые были в него добавлены. Есть всё же разница, где растёт небесное растение и как богата силой земля вокруг него, травы в подвале тому свидетели.
Этот чай явно был заварен именно для меня — на языке оставалось приятное послевкусие. Крепкий ветер в лицо, свежесть и горечь моря. Не представляю даже, как слуге удалось подобное угадать.
Впечатлённый, я сказал правду:
— Великолепный напиток, собрат Пиатрий. Я поражён.
Он довольно кивнул:
— Хорошо. Позволь ещё раз извиниться, собрат Орзуф, но половина жизни уже позади, а столько ещё предстоит сделать, поэтому я не буду ходить вокруг, скажу прямо как оно есть.
— И я буду очень рад этому, — думаю, Пиатрий замолчал именно для того, чтобы я либо поддержал его, либо начал говорить об облаках в небе и прочей ерунде. Но я тоже сказал правду. — Я тоже очень ценю время.
Он поставил чашку и сцепил пальцы, медленно, но твёрдо произнёс:
— Произошла ошибка, собрат. И я прошу у тебя за неё прощения. Я оставил дела мастерской на помощника, но он неплохой алхимик, ещё более хорошо управляется с остальными мастерами, ворует в меру, что тоже очень важно, но при этом он плохо воспринимает внешний мир, слишком уж зациклен на мире алхимии и алхимиков.
Пока мне было совершенно ничего не ясно, поэтому я продолжал пить чай и наслаждаться его терпкой горечью.
— Когда слуга привёл тебя к нему, собрат Орзуф, то он даже не сумел верно оценить твоё Возвышение, посчитав сильным, но даже не пиковым Мастером. Одним из тех доходяг-вольных, которые не пришлись к месту в семье Ян или в одном из союзов и перебиваются случайными делами. И так и продолжил считать даже после вашей ссоры, ведь алхимиков не так уж и сложно обидеть. Наши достоинства не в том, чтобы… Э, думаю, ты понял, о чём я, собрат Орзуф.
Это было возможно. Хотя бы становилось ясно, почему он каждый раз так злился, когда я не именовал его старшим.
— К сожалению, я всегда считал, что его ум компенсирует его недостатки, но в этот раз он словно ослеп. Ни одному Мастеру, даже пиковому, не хватило бы зелий противоядий, которые он выдавал. Их предел обычно два, самое большее три дня работы в неделю. Остальное обычно перерабатывал именно он. Работать же каждый день может только Предводитель, и в день вашей ссоры ты должен был сказать ему это прямо, собрат.
Я лишь пожал плечами, потому что мне казалось, что именно это и сделал. Прямо надавил на него и объяснил, что я Предводитель. Что управляющий наплёл о той ссоре? Или сам Пиатрий юлит и плетёт вокруг меня что-то?
Убедившись, что я молчу, тот снова вздохнул:
— Собрат Орзуф, я ещё раз прошу прощения, за ошибки и недостойное поведение моего помощника. То, что ты получал до этого, это, конечно, смешно. Плата, разумеется, будет соответствовать твоему Возвышению и вкладу в работу, за прошедшие дни плата тоже будет пересчитана, — взгляд Пиатрия изменился. — Или ты хочешь, чтобы я наказал его?
Я равнодушно покачал головой:
— Нет, не хочу. Мне даже в голову не пришло, что он не понял моего Возвышения.
— Отлично! — Пиатрий подхватил чайник, наполнил опустевшие чашки и вдруг сверкнул быстрым, острым взглядом из-под бровей. — С утра, когда я начал разбираться с этим делом, я навёл справки. Доволен ли ты жильём, собрат Орзуф?
Эти его слова я совершенно не понял, в желании выиграть время подобрал рукав халата, ухватил чашку и сделал глоток, не ощущая прежнего удовольствия. Что, дарс его побери, значил его взгляд и