— Честно! На нас напало три скорпиона, мы бросились бежать от них и спрятались среди камней. Нас всего минуты две и не было.
— Вас не было почти час, — строго сказал Хирон. — Игра давно окончилась.
— Ага, — пробормотал Гроувер. — Мы бы выиграли, если б этот циклоп на меня не уселся.
— Я же нечаянно! — горячо запротестовал Тайсон и сразу же расчихался.
Кларисса держала в руках золотой лавровый венок, но почему-то не хвасталась победой, хоть ей такая скромность была вовсе не свойственна.
— А где дыра, в которую вы провалились? — подозрительно осведомилась она.
Аннабет перевела дыхание. Оглянулась на ребят, обступивших нас.
— Хирон… Может, поговорим об этом в Большом доме?
— Вы нашли его? — охнула Кларисса.
Аннабет прикусила губу.
— Э-э… ну… да, мы его нашли.
На нас со всех сторон посыпались вопросы, ребята, казалось, так же ничего не понимали, как и я. Хирон предупреждающе поднял руку, требуя тишины.
— Сейчас не лучшее время задавать вопросы и здесь не лучшее место, чтобы на них отвечать. — Кентавр оглядел гору камней с таким подозрением, словно ему именно в этот момент бросилось в глаза, насколько опасными они выглядят. — Все марш по своим домикам. И спать! Игра прошла замечательно, но вам давно пора отдыхать.
Сразу разразился поток жалоб и стонов, но ребята все-таки послушно отправились в лагерь, на ходу оживленно переговариваясь. Взгляды, которые я ловил на себе, были откровенно недоумевающими.
— Что ж, это многое объясняет, — пробормотала Кларисса. — Например, теперь становится ясно, что искал Лука.
— Секундочку, — попросил я. — Что ты имеешь в виду? Что мы такое нашли?
Аннабет повернулась ко мне с потемневшими от тревоги глазами.
— Вход в лабиринт. Оказывается, в самом сердце нашего лагеря существует лазейка для вторжения.
Глава четвертая
Аннабет нарушает правила
Хирон, невзирая на наши протесты, настоял на том, чтобы все важные разговоры перенесли на утро. Другими словами, это звучало приблизительно так: «Эй, над тобой нависла страшная опасность, но ты пока не обращай внимания, спи себе дальше!»
Разумеется, я долго не мог заснуть, а когда это наконец удалось, мне приснилась темница.
Сначала я увидел какого-то мальчика. Одетый в греческую тунику, обутый в плетеные сандалии, он сидел, скорчившись, на полу просторной комнаты с каменными стенами. Больше здесь никого не было. Вместо потолка я увидал синее ночное небо, но стены в этом помещении были высотой футов под двадцать и сооружены из гладко отполированного мрамора. По всей комнате валялись разбросанные деревянные ящики, некоторые из них разломались, другие были опрокинуты, в общем, казалось, что их притащили сюда волоком. Из одного ящика на пол высыпались разные инструменты из бронзы, я увидел компас, пилу, несколько других, непонятного мне назначения.
Мальчик примостился в углу, он дрожал — может, от холода, а может, от страха. К тому же все его тело покрывала засохшая грязь, руки, ноги и лицо были расцарапаны, как будто его волокли сюда вместе с ящиками.
Внезапно со скрипом стали отворяться двойные дубовые двери, и через минуту в комнату вступили два стражника в доспехах из бронзы. Между ними, с трудом переставляя ноги, ковылял какой-то старик, которого они оба вынуждены были поддерживать, чтобы тот не упал. Дотащив до середины комнаты, стражники швырнули его на пол, и он, не шевелясь, застыл там как бесформенная куча тряпья.
— Отец! — Мальчик с криком кинулся к нему.
Одежды старика представляли собой сплошные лохмотья, седые волосы перепутались, длинная курчавая борода сбилась в колтун. Нос сломан, изо рта сочилась кровь.
Мальчик обнял старика.
— Что они с тобой сделали? — горестно воскликнул он, обращаясь к старику, потом обернулся к стражникам и выкрикнул: — Я убью вас!
— Не сегодня, — произнес чей-то голос.
Стражники расступились, давая дорогу стоявшему позади них высокому мужчине. На нем были белые одежды, на голове сиял тонкий золотой обруч, а борода казалась такой узкой, что походила на древко копья. Глаза мужчины сверкали жестокостью.
— Ты помог афинянину убить моего минотавра, Дедал. Ты умудрился настроить против меня даже мою дочь.
— Вы сделали это сами, ваше величество, — с трудом выговорил разбитыми губами старик.
Один из стражников двинул ему кулаком под ребра, и Дедал застонал от боли.
— Прекратите! — воскликнул мальчик.
— Ты так сильно полюбил свой лабиринт, — продолжал царь, — что я решил: было бы жестоко разлучать тебя с ним. Оставайся здесь, пусть лабиринт станет твоей мастерской. Будешь тут создавать новые чудесные вещи. Мне на забаву. В каждом лабиринте должно сидеть чудовище, вот ты и будешь моим чудовищем.
— Я не боюсь тебя, — ответил старик, не сдержав стона.
Царь презрительно усмехнулся и перевел взгляд на мальчика.
— Но за сына-то ты, наверное, боишься? Ты ведь, кажется, любишь его? Так вот, попробуй еще раз ослушаться меня, старик, и наказание понесет твой сын.
Царь быстрыми шагами вышел из комнаты, за ним последовали стражники. Двери лязгнули, закрываясь, и старик с сыном остались в темноте.
— Что нам теперь делать? — жалобно спросил мальчик. — Отец, я боюсь, они убьют тебя!
Старик с трудом сглотнул, попытался улыбнуться сыну, но распухшие окровавленные губы не слушались.
— Не падай духом, сын мой. — Он поднял глаза к звездам. — Я… я найду выход.
Тяжелый засов стал задвигаться, и от его громкого скрежета я проснулся в холодном поту.
* * *
Хирон созвал военный совет в такую рань, что я еще толком не успел прийти в себя. Особенно после такого сна. Мы встретились на арене для поединков, что я, честно говоря, счел довольно странным — как можно обсуждать судьбу лагеря, когда рядом Миссис О'Лири жует ярко-розовое резиновое чучело быка в натуральную величину.
Хирон и Квинтус стояли, беседуя, перед стойками с составленными в них мечами, Кларисса с Аннабет уселись рядом и принялись что-то горячо обсуждать, Тайсон и Гроувер разбежались как можно дальше друг от друга. За столом сидели дриада Можжевелка, Силена Боргард, Тревис и Коннор Стоуллы, Бекендорф, Ли Флетчер… и даже Аргус был здесь, стоглазый глава службы безопасности лагеря. Только теперь до меня дошло, насколько важно для лагеря это собрание. Аргус никогда не показывался, если речь шла о пустяках. Все время, пока Аннабет говорила, он так таращил на нее сотню своих налитых кровью глазищ, что все его тело стало красно-синим, словно на наших глазах покрылось кровоподтеками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
