То ли западные склоны пика меньше подвергались натиску дранг-бурь, то ли так сложились в этом месте камни, но ветер не заносил в ущелье пыли. А значит, песок не стер бы тела в прах вместе с костями. Что-то осталось бы.
Сайкс умер не там, где говорил отчет. И не там, где отключился его биодатчик.
Ситуация становилась все более нелепой. Неужели Адит Дев не отдавал себе отчета, как легко разоблачить его недоговорки и вранье? А если отдавал — зачем вообще пошел на подлог? Что он скрывает? Даже если Сайкс погиб случайно, нестыковок в отчете уже хватало, чтобы начбез Пенроузовской Академии вернулся на Землю ближайшим лифтом. В обезволивающем браслете.
Сама идея скрыть, замаскировать случившееся так нагло отдавала неосознанным высокомерием службиста, не привыкшего объясняться в своих действиях… но рават Адит не производил впечатления человека, опоенного властью. Преданный служака, скованный безумным кодексом чести — раджпути, — едва ли не более жестоким на свой лад, чем самурайское гири. Он мог действовать по приказу Этьенса. В это я поверил бы — но по-прежнему не находил мотива.
Причины не было.
Вздохнув, я поднялся с разогретого уступа. Воздух на высоте плато был холодным и разреженным — атмосфера планеты буквально стекла в океанские ложа — но, пока светило солнце, темный камень накапливал тепло. В кармане перекатывались трубочки; я машинально вытащил одну, скусил сладковатый кончик и втянул в рот отдающее кровью содержимое. Пора было возвращаться. А я так ничего и не узнал толкового. Вопросы все множились, и в их круговерти терялся один, главный: как мой начальник узнал, что дело нечисто? Почему не поверил елейно-лживому отчету?
Работники Колониальной службы — голубцы, как презрительно называют их в доменах — гибнут нечасто. Не так просто лишить жизни человека, состоящего из синтетики хотя бы на четверть. Но бывает, что гибнут. Не просто служаки — администраторы, ревизоры, но к активный состав. Это считается нормальной платой за поддержание спокойствия. И не вызывает бурного шевеления на нижних этажах горы Шайен, где в подземных бункерах, клаустрофобическом наследстве системы противоракетной обороны США, обитает Директорат. Драконы, чутко дремлющие в скальном логове…
Я готов был допустить, что Сайкс-старший испытывает к племяннику родственные чувства — взамен детей, которых ему по статусу не полагалось иметь. Но это по-прежнему ничего не объясняло.
Всю обратную дорогу я так и этак обкатывал в мозгу разные варианты, вплоть до попахивающих изменой. Снижение лояльности — так это называется в полном недоговорок служебном жаргоне и может иметь печальные последствия. Для меня едва ли не более мрачные, чем для штатных колониалыциков. Тем, если мыслепреступление выявится при анализе памяти, грозит всего лишь трибунал. А меня — уволят.
Из памяти интелтронного помощника-секретаря вычистят все коды доступа, все программы голько-для-служебного-пользования. Мое имя войдет в черный список, так что ни одно правительство Земли не примет меня на службу и никакой голубец не пропустит к лифту, даже если я распродам себя по частям и все, деньги завещаю ему. Сделать карьеру в частном бизнесе невозможно уже лет триста. Не знаю, удастся ли мне сохранить накопленные деньги — я только недавно расплатился за последние наращения — но их все равно не хватит надолго. Придется перейти со сложного химкоктейля на выжигающую синапсы смесь нейюрина с ГАМК… и медленно терять рассудок. Конечно, всегда остается преступность, но это из воров получаются хорошие полицейские, а наоборот — вряд ли.
Мы огибали штормовой фронт с юга. Глядя, как мимо проплывает тускло-бурая в лучах заката, поминутно озаряемая изнутри зелеными, как антикварные пивные бутылки, молниями туча — край несущейся вслед за солнцем дранг-бури, — я уже пытался найти светлые стороны в ожидающей меня судьбе вегетирующего безработного. И вот тогда секретарь зашелся трезвоном в моей сосцевидной кости.
— Вызов принят. — закрыв глаза, машинально отозвался я, прежде чем сообразить, что сигнал идет со спутника — мы еще не вошли в зону ретрансляции.
Передо мной возникло лицо равата Адита Дева. Раджпут был мрачен. За спиной его маячили кривые голые ветки и сумрачное небо.
— Господин Михайлов, — начал он без предисловий, — я должен сообщить вам, что мой отчет оказался прискорбно неточен. Полчаса назад колониальная полиция обнаружила тело Бертрана Бартоломью Сайкса.
У меня отвисла челюсть.
— Не может быть! — сорвалось с языка прежде, чем до меня дошло, что ничего глупее сказать было невозможно.
Индус пожал плечами с заметной задержкой.
— Я могу передать вам все наличные материалы уже сейчас…
— Будьте любезны, — перебил его я. — А поговорим, когда я вернусь в зону устойчивого приема.
— Но… — Адит осекся, когда мои слова достигли его слуха. — Конечно. Мы постараемся выяснить все возможное.
Я молча кивнул и прервал связь.
Солнце, во время пути к горе Сикорского цеплявшееся за небосвод с отчаянием утопающего, теперь лишилось сил и на глазах соскальзывало за низкий окоем. Белые от света небеса меркли, наливаясь сапфировым блеском; даже когда от нестерпимо яркого светила остался лишь узкий серпик, прожигавший горизонт, сверкание его не пригасало, а косые лучи все так же легко прорезали хрустально-ясный воздух. Лишь на востоке, напротив заходящего Адоная, колыхалось в лазурной бездне ложное солнце, препоясанное радужными кругами. Мглистая пелена заволокла север; в недрах ее просверкивали зарницы, почти незаметные в слепящем блеске заката.
Я раскрыл файл и принялся за чтение. Времени хватало — крюк в высокие широты затягивал полет ещё на добрых полчаса.
Доктор Фукс не сказала мне — не знала или не сочла нужным упомянуть, — что внизу под обрывом Ласточек, на институтском берегу Узкого моря, располагался поселок металлургов с красивым названием Ласточкино Гнездо: там выходили над водой отложения полиметаллических руд, вынесенных из глубины разлома. Планета не испытывала дефицита полезных ископаемых, но для работы комбината требовался доступный хладагент — а что может быть эффективнее воды, даже если ее приходится предварительно обессоливать? Экономика взяла верх над политикой, разделявшей Габриэль на две зоны — открытую и закрытую для колонистов. Именно сюда будущие самоубийцы и приезжали мериться крутизной.
Тело обнаружил альпинист-экстремал, поднимавшийся на обрыв. Долгие сутки планеты не позволяли жить в согласии с местным циркадным ритмом, поэтому ничего удивительного не было в том, что кому-то пришло в голову забираться на многометровый уступ перед закатом, наоборот — это время считалось самым неудобным для восхождения, а значит — наиболее престижным. Но спускаться покорителю гор пришлось уже в сумерках. Взять с собой инфор ему в голову не пришло. А это еще на добрый час оттянуло ту минуту, когда власти узнали, что на вершине лежит труп.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
