ГЛАВА 11
[Август 2009]
[Он]
- Поступила твоя красавица - гудит в телефонную трубку веселый Пашкин голос. - Сама поступила, без моего вмешательства. Умная девка.
- Что там, это Павел? - вертится возле меня, возбужденная от нервного напряжения, Софья, вот уже который день, изнывающая от неопределенности.
- Паша, подожди, я Софью успокою и договорим - прерываю я словесный поток моего друга.
- Ну, не томи, Анатолий. Скажи, я поступила?
- Конечно, ты же умница. Я сейчас, только с Павлом договорю и будем отмечать - говорю я возбужденной Софи, придерживая телефон плечом. Софья устремляется в сторону кухни, аппетитно виляя белыми, круглыми ягодицами, от чего мой рот, тут же наполняется слюной. “ Как у собаки Павлова”- мелькает веселая мысль.
- Конечно, будем отмечать - радостно несется из телефона нахальный голос Павла,- бери пузырь и ко мне бегом. Только, чай свой десятилетний не таскай. Бутылочку ‘ Белоголовой” купи, только ледяной, а то жара несусветная, теплую водку хлебать.
- Паша, ну как я Софью оставлю, она ведь виновница торжества? - взываю я к голосу разума своего друга, но он продолжает, словно не слыша меня.
- Только лед не бери. Водка со льдом, это насилие над нашим, исконным напитком.
- Павел, ты слышишь вообще, что я тебе сказал?
- Иди, - говорит, появившаяся, откуда ни возьмись, Софья, прижавшись к моей спине голой, упругой грудью, - ведь, все равно не отстанет. А мы с тобой вечером отметим, неспешно, и страстно - горячим шепотом, заканчивает она.
- Ну, хорошо, - обреченно соглашаюсь я, соображая, где в этом городе можно купить ледяную водку.
Выйдя на улицу, я вдыхаю полной грудью, пропитанный пылью городской воздух. Я не люблю Август. Он знаменует умирание лета, его угасание - несвежестью деревьев, неясностью переменчивой, еще не осенней, но и не летней уже, погоды. В этом году жарко, и от позднего зноя зелень листвы, выглядит, еще более жалко, словно линяло. Я не хочу пить водку с Павлом, не хочу вообще уходить из дома. Моя жизнь там, где царит моя Софи. Восемь месяцев она живет в моем доме и сердце. Я знаю каждую черточку ее тела, могу предугадать любое движение, но так и не разобрался, что же происходит в ее душе. Небо хмурится, черной, тяжелой тучей, готовой в любой момент разверзнуть свои хляби. Водка, как это ни странно, ледяная, есть в первом же магазине, но только не “Белоголовая”, Финская. Не знаю, как к этому отнесется, квасной патриот, Пашка. Софья не любит водку, она пьет ром - красный, крепкий, ее любимый. Ловлю себя на мысли, что все мои мысли, о чем бы я ни думал, возвращаются к ней. Моя привязанность пугает меня, она болезненна, словно проклятье.
Павел ждет меня в своем кабинете, из - за двери которого несется его голос, и смех Олега, заставляющий меня передернуться. Я не видел его с момента нашей, неудачной охоты, и желания встречаться с ним, совсем не испытываю. Пашка подружился с Олегом, когда родились близнецы. Уж не знаю, почему жестокий Олег Анатольевич, так проникся, но мальчишек выходили не без его финансового участия, хотя помогали все.
- О, Анатоль, водку принес? - устремляется мне навстречу Павел.
- Конечно, принес, как ты и просил, ледяную - отвечаю я.
- У, финка - разочарованно тянет Павел, вертя в руках запотевшую бутылку - сейчас, стаканы принесу - говорит он и исчезает за дверью.
- Финская - этот хорошо,- потирает толстые ладони Олег. - Как ты, Толян? Давно тебя не видел, через Пашу узнаю о твоих делах бренных. Говорит, любовь у тебя неземная. Посмотреть бы на твою зазнобу. Молоденькая? Майка то уже, кобыла старая, менять пора.
- Интересно, что в тебе, кроме денег, нашла Майя? Ты же обыкновенное хамло, раздувающееся от собственной, дутой, значимости - выплевываю я, в лоснящееся, толстое лицо. - Не смей даже в разговоре касаться моей женщины. Майя - твоя, вот над ней и глумись, но мою не трожь.
- Ты, берега то, не путай. Я, ведь, при желании, в порошок тебя сотру. Посмотрим, через какое время шалава твоя слиняет, когда финансовый ручеек перекроется. Ты сейчас от меня зависишь. Это в детстве ты меня игнорил, а сейчас кишка у тебя тонка - говорит Олег, уставившись на меня заледеневшими, как водка в бутылке, прозрачными глазами.- Пойду я Паша, дела у меня нарисовались,- говорит он вернувшемуся Павлу.- Срочные. А ты Толя, подумай, надо ли тебе ругаться со мной. Стоит ли, оно того? И на шутки, реагируй спокойнее. На первый раз, я, конечно, прощу тебе твои, неосмысленные претензии. Я человек великодушный, да и обидеть меня трудно. Но, это мое последнее тебе предупреждение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Не нужно, Толя, не ругайся с ним - говорит Павел. Он вертит в руках граненые стаканы, задумчиво, уставившись на закрытую дверь.
Водку мы пьем молча, в гробовой тишине, нарушаемой, лишь звоном бокалов. Я знаю, Олег не простит мне сегодняшнего разговора, мстительность и изощренность этого человека безграничны. И Паша это знает, поэтому нервничает.
- Я его не приглашал - говорит он, словно оправдываясь.
- Ладно, Паша, подойдем к переправе, будем думать, как переправляться.
- Нет, не ладно. Ты когда в последний раз отдыхал? Олег прав, эта любовь твоя, с ума тебя свела, разума лишила. Любишь - люби, но себя не теряй. Софья твоя, не полюбит тебя никогда. Бабы сильных мужиков любят, а не тряпки, об которые ноги можно вытирать. - Паша, не нужно. Ты же знаешь, кого я выберу, если встанет вопрос. Я не хочу этого. Вы мне родные, но она моя жизнь. - Дурак ты, Анатолий. В конце - концов, ты ни с чем останешься, при таком подходе. Будем считать, что я не слышал, произнесенных тобой глупостей, и не обиделся, потому что, на дураков не обижаются. Но, думаешь ты не головой сейчас - одним глотком, допив водку из стакана, заканчивает Павел.
- Я устал, Паша. Даю, а в замен не получаю, того что хочу. Мне мало физической близости, я желаю владеть ее душой. Но, пока, только у Софьи бессрочный контракт на мои душу и сердце.
- Мне жалко тебя, Анатоль. Ты свои грабли, похоже. с собой носишь. И когда приспичит тебе, наступаешь на них. С Олегом не ругайся. Он злопамятный и мстительный. Это сочетание, я тебе скажу, убойная вещь. Всегда камень за пазухой держит.
- Не понимаю, почему он ко мне так неровно дышит. Что я ему сделал? Да и не игнорировали мы его, во всех наших вылазках он участвовал. Почему так, Паша? Почему люди видят и помнят только плохое, какие - то свои чувства, которые нереальны. А они их пестуют, раздувают в лютые, отравляющие мозг и душу обиды.
- Потому, что Толя, эти чувства посильнее радости будут. Тот же Олег, он ведь завидует тебе всю жизнь, - вздохнув говорит Паша, опрокидывая в себя водку,- ты же всегда большим уважением пользовался, девчонки тебя любили, деньги раньше всех, умом своим зарабатывать начал, а не “шестерил” как Олежек, не унижался. Да, и он другим был раньше. Вот только, с деньгами легко быть сильным, самый простой путь. Он и сейчас тебе завидует, по инерции. Ты думаешь ему Майка, так уж нужна. Нет, тут как в песочнице, кто отобрал игрушку, тот и сильнее. Мачо - мен.
- Ничего я не понимаю в этой жизни, Паша. Налей мне еще, что ли. Водка пьется тяжело, охватывая мозг в липкий, алкогольный дурман. Каждый глоток, разносится по жилам горячим льдом, сковывая движения. Нет той разухабистости, свойственной молодости, когда после приема горячительных напитков, хотелось петь и делать глупости. Сейчас, хочется упасть в кровать, спрятаться от всех, в том числе и от себя, и просто забыться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Пойду я, Паша. Софья заждалась, наверное.
- Поздно уже, темно. Может отвезти тебя?- спрашивает Павел, хватаясь за ключи от машины.
- Ты же пьяный, куда ты поедешь? Я не девочка, дойду, как - нибудь, а ты береги себя, у тебя дети. Пока Паша. Приходите в гости. Софье очень твои мальчишки понравились.
- Придем, конечно. Софье - привет большой. И позвони, как дойдешь. А я сегодня, тут посплю, пожалуй. Что - то я, правда, поднабрался
