как мы занялись совместным бизнесом, им было доверено представлять американской публике бренд Giorgio Armani. В то время «Нью-Йорк Таймс» описывала Barneys как место, «где богатые хипстеры могут насладиться покупкой полотенца за шестьдесят долларов».) Я познакомился с Джином Прессманом, сыном владельца Фреда Прессмана и внуком основателя, Барни Прессмана. Джин управлял бутиком, который находился на пересечении 17-й улицы и Седьмой авеню. Он посмотрел на товар и дал мне заказ.
Джинсы Made in Heaven были первыми по-настоящему классными английскими джинсами в магазинах Barneys, и они хорошо продавались. Но повторный заказ породил проблему. Существовал налог на НДС, а также таможенная пошлина. В тот момент не было такой вещи, как электронная почта или даже факс, и нам приходилось делать наш бизнес, прибегая к услугам обычной почты, а это занимало недели. Тот факт, что производители Made in Heaven находились за границей, ничего не менял. Связь между Made in Heaven, мной и Barneys была довольно сложной. Пополнение запасов занимало слишком много времени, и производители Made in Heaven в действительности не были экспортирующей компанией. Они ожидали, что я буду импортировать одежду и потом продавать ее в Barneys, но у меня не было для этого необходимых средств.
В июне 1972 года People’s Place исполнилось два с половиной года. Торговля шла бойко. Однажды, когда погода была ненастной, Ларри предложил: «Давай прокатимся». Мы отправились на Харрис-Хилл, самую высокую точку в Элмайре, красивое место, откуда открывался прекрасный вид на близлежащие городки Хорсхедс и Биг-Флэтс и долину реки Чемунг. Глядя вниз, мы увидели, как поднялся уровень воды в реке Чемунг, которая течет через Элмайру. Ларри сказал: «Томми, это колоссально. Вся эта вода идет прямо на город. Это наводнение, и оно может затопить наш магазин».
Мы рванули обратно, и Ларри спросил отца, обувной магазин которого располагался в том же торговом центре, что и People’s Place: «Почему никто ничего не предпринимает?» Г-н Стимерман пожал плечами. Мы сообщили остальным нашим соседям: «Надвигается наводнение!» — и они посмотрели на нас, как на чокнутых. People’s Place находился под землей; любая вода на улицах нанесла бы первый удар по нам. Нужно было действовать!
К счастью, в нашем здании имелся лифт, который спускался вниз вплоть до подвала. Архитектурная фирма на верхнем этаже располагала свободным пространством и любезно предоставила нам площадь. Мы позвали друзей и членов семьи и начали упаковывать и перевозить весь наш запас, в том числе огромную новую партию джинсов. Наша бригада хиппи, старшеклассников, студенток, моих братьев и сестер весь день поднимала на лифте, штабелировала, погружала и разгружала пыльные коробки (помогал даже мой отец, который знал, что я бросил учебу, и начинал верить, что мы делаем нечто полезное). В полночь, совершенно измученные, мы перетащили на шестой этаж последние тяжелые коробки.
К семи утра весь город оказался под водой.
Ураган «Агнес» задержался над долиной река Чемунг, обрушив на землю полметра осадков. Как и сказал Ларри, вода искала выхода и разрушила Элмайру. Три из четырех автомобильных мостов в центре города были смыты потоком. Пострадали квартиры и автомобили. Людей пришлось эвакуировать из домов. Выли сирены, и над головой жужжали вертолеты. Для оказания помощи прибыла Национальная Гвардия. Была объявлена чрезвычайная ситуация. По Мейн-стрит люди передвигались на лодках! Это было ужасно. Люди потеряли все.
И тут нас осенило: если от наводнения пострадал каждый магазин во всей долине, значит, в Элмайре больше не осталось магазинов одежды. Кроме нашего.
Дедушке Ларри принадлежало здание на углу Колледж-авеню и Роу-авеню, в том месте, которое избежало разрушения. Его дядя держал там винную лавку, а магазин по соседству пустовал.
— Дедушка, — спросил Ларри, — можно мы арендуем это помещение?
Дедушка был счастлив посодействовать.
Чтобы поддержать бедствующее население, американский Красный Крест предоставлял чеки на сумму сто долларов тому, кто мог доказать, что потерял свое имущество, и в тот день, когда мы открылись, за дверью выстроилась очередь. Мы были рады помочь. И предлагали скидки. Если джинсы стоили пять долларов восемьдесят восемь центов за пару, то продавали по десять долларов за две пары. Мы продали больше одежды, чем можно было представить себе. Спустя несколько месяцев мы видели папаш в футболках в технике узелкового батика и маленьких пожилых леди в брюках-клеш.
Название People’s Place стало нарицательным, и наш стиль, когда-то очень далекий от общепринятых в Элмайре стандартов, стал нормой.
После нескольких месяцев восстановления мы арендовали первый и второй этажи здания, в котором People’s Place изначально занимал подвал. Теперь у нас был большой угловой магазин с отделами мужской и женской одежды, бижутерии, а также кожгалантереи, которая представлена крутыми аксессуарами ручной работы от Joel Labovitz. На балконе наверху размещался наш парикмахерский салон, а первоначальное пространство в подвале теперь занимал наш отдел грамзаписей, по-прежнему посвященный рок-н-роллу. Мы держали гигантский универмаг рок-стиля!
Мы стали столпами местного экономического сообщества в основном благодаря усилиям Ларри. Мы вступили в Ротари-клуб. Встречались с мэрами, президентами магазинов, людьми совершенно другого поколения. И не только это: благодаря нашей экономической прозорливости губернатор Нельсон Рокфеллер назначил Ларри на должность в Комитет городского развития штата Нью-Йорк. Ларри доставляли удовольствие игры со взрослыми, но мне не нравилось ходить на собрания и слушать разглагольствования этих людей. Моя цель, моя страсть — сделать наш магазин и бизнес грандиозными.
Нам исполнилось по двадцать одному году. Мой азарт набирал силу!
К нам стали заходить участники рок-н-ролльных групп и покупать одежду для своих концертов на вечеринках по выходным. Я любил музыку. И купил бас за семьдесят долларов — бас-гитару Höfner в форме скрипки, битловский бас, как у Пола Маккартни, и разучил песни Badge и Sunshine of Your Love группы Cream. Правда, у меня не очень хорошо получалось, поэтому я отдал ее моему брату Энди, которому тогда было восемь лет, и научил его всему, что знал сам. Энди оказался самородком. Он взял этот инструмент и играл на нем каждый день, не выпуская его из рук. Рок-н-ролл стал его жизнью.
Когда я жил у родителей, весь наш дом был наполнен музыкой. У нас было пять спален и девять детей, так что мы все делили ночлег с кем-нибудь, и из каждой комнаты доносилась разная музыка. Билли любил слушать Урию Гипа и Джонни Уинтера, Ди-Ди слушала Кэрол Кинг, Энди балдел под «Роллинг Стоунз», а я громко включал группы The Doors, Cream, Traffic и Хендрикса. Билли играл на гитаре, и у него был настоящий талант, как потом у Энди. Поскольку у меня не получалось играть, когда они подросли и начали собирать свои группы, я был их
