Он опять повернулся к ней, и в его глазах были видны отблески света — он казался восхитительным хищником. Но теперь Элизабет заметила, что он не был таким же писаным красавцем, как Лиллебрур. Скорее, это была заготовка, из которой впоследствии вытесали шедевр.
— Так что, тебе мой брат понравился? — спросил он.
— О да, он такой мягкий и учтивый. Красивый, как заколдованный принц, но внешность большой роли не играет.
— Заколдованные принцы редко бывают красивыми. Они либо чудовища, либо лягушки.
— Ну тогда, расколдованный заколдованный принц, — сказала она с веселой улыбкой. — Это всегда было моим любимым приключением. Еще совсем маленькой я мечтала повстречать чудовище, которому подарила бы свою любовь и который благодаря моему поцелую вновь превратился бы в принца.
Он бросил на нее многозначительный взгляд. Недоверие, отчаяние по поводу такого детского поведения, сомнение, Бог знает в чем… Она не могла полностью понять этот взгляд.
— А ты собираешься выходить за него замуж?
— За принца?
— Нет, разумеется, за Лиллебрура!
Она лишь на секунду промедлила с ответом, но он обратил на это внимание.
— С моей стороны препятствий для этого нет, — медленно ответила она, как будто кто-то клещами вытаскивал из нее слова.
Он опять повернулся к окну.
— Отлично, — твердо сказал он. — Я хочу, чтобы ты забрала его отсюда. Чтобы он успокоился в твоем доме в Элистранде и строил собственную жизнь после вашей свадьбы. Это мое единственное желание.
Элизабет даже не знала, что и ответить на это. Она чувствовала себя довольно жалкой. Брошенной. Использованной.
«Не позволяй ему использовать тебя», — советовала Ингрид.
Но ведь именно так и произошло? Или здесь было что-то другое?
Почему ощущалась такая пустота в груди? Как боль, наподобие той, которую чувствуешь, когда стоишь один перед толпой глядящих на тебя людей, никто из которых не может или не хочет тебе помочь.
Ее размышления прервал вставший из-за стола Вемунд.
— Я вижу, ты устала. Мне нужно идти домой.
— Нет, я…
Она произнесла это совершенно непроизвольно и покраснела. Стушевавшись, она молчала.
Вемунд изучающе посмотрел на нее. Казалось, будто ему стала неприятной сама мысль об одиноком доме в лесу.
Элизабет тоже встала.
— Нет, это ничего. Ой-ой, уже так ужасно поздно, а я тебя задерживаю — ведь тебе завтра рано утром на работу. — Она болтала без умолку, чтобы скрыть мольбу, которая в любое мгновение могла сорваться с ее губ. Мольбу о том, чтобы он остался. — Спасибо за то, что ты меня подменил, — нежно сказала она. — Ты подарил мне незабываемый вечер.
Он пробурчал что-то, что ей послышалось как: «Ну вот, этого я как раз и опасался», но он этого, естественно, не мог бы сказать.
— Могу ли я с твоего разрешения поговорить завтра с Лиллебруром? — спросил Вемунд. — О том, что я от его имени попросил твоей руки и что твои родители не имеют ничего против?
Элизабет вздрогнула.
— К чему такая спешка, — проворчала она.
Он подошел к ней и твердо сказал:
— Так надо! Я больше вытерпеть не могу и…
Вемунд резко оборвал фразу и повторил:
— Я могу ему об этом сказать?
Она нехотя выдавила из себя:
— Ты можешь упомянуть об этом. Но осторожно. И понаблюдай, как он будет реагировать. Не говори ничего о согласии моих родителей или о том, что я тоже согласна. Иначе ты загонишь его в тупик, и он из вежливости примет это предложение. Я хочу сперва знать, как он отнесется к такой идее.
— Ты самая упрямая… — перебил ее Вемунд, стиснув зубы. — Ладно, пусть будет по-твоему. А что, если его это предложение воодушевит?
— Тогда поступай, как знаешь, — сказала она уставшим голосом. — Я не в состоянии больше думать.
— Разумеется, ты устала. Я понимаю, — сказал он мягче. — Присматривай за Карин! И береги себя. Спокойной ночи!
С его уходом в доме стало как-то пусто. Элизабет поднялась наверх и, убедившись в том, что Карин крепко спит, приоткрыла ее дверь, чтобы услышать, когда та позовет. После этого Элизабет легла спать.
Постепенно умолкли уличные звуки. Она лежала, вглядываясь в красивую комнату, где при слабом ночном свете она различала только стены, потолок и настенное зеркало. Ее мысли и чувства смешались, и она никак не могла их упорядочить.
Но она была уверена в одном: как только предоставится возможность, она предпримет поездку в Хольместранд. Она хотела знать больше об ужасном преступлении Вемунда по отношению к Карин.
Вдруг по ее телу пробежала холодная дрожь. «Во мне течет кровь Людей Льда, — подумала она. — Я не проклятая или избранная, я просто Элизабет. Но теперь я начинаю понемногу догадываться, что пережили Ингрид или Ульвхедин.
Это было предупреждением! Не прикасайся к тому, что тебя не касается, Элизабет! Оставь в покое Вемунда с его тайнами!
Но как же я иначе смогу помочь несчастной госпоже Карин?
На следующий день она сделала то, что ей не позволялось.
Довольно скоро после того, как она попала в этот дом, она обнаружила, что ей чертовски захотелось использовать свои медицинские познания. У Карин было много запущенных болезней из-за того, что она содержалась в течение многих долгих лет в клинике для душевнобольных. Не было такой болезни, от которой она бы ни страдала. Первое, в чем она нуждалась, было излечение ног. Она едва могла на них, распухших и обезображенных, стоять. И когда Карин обнаружила медицинские познания Элизабет, она стала обращаться к ней со своими болячками. Элизабет захватила с собой из дому большие запасы лекарств. Она делала все возможное, чтобы облегчить страдания Карин. Но с каждым днем выявлялись все более сложные болезни. Здоровье Карин действительно оказалось в плачевном состоянии! Обрадовавшись появлению женщины-«врача», Карин рассказала постепенно и о более чувствительных женских болезнях. Но Элизабет, воспитанная в строгом духе такими учителями, как Ульвхедин и Ингрид, даже не покраснела, а стала делать все, что умела, вплоть до выписывания лекарств (которые у нее с собою были, но которые «выписывались», так как Карин настаивала на том, чтобы все было по правилам, как у настоящего врача.
Затем Элизабет предприняла еще один шаг вопреки пожеланию Вемунда. Она предложила Карин совершить небольшую прогулку!
— Прогулку? — удивлению пациентки не было предела. — Но ведь я не была на свежем воздухе после Буде.
Буде! Это название тут же зафиксировала память Элизабет.
— Тогда пора вам выйти на улицу. Вы же понимаете, госпожа Карин, что сидячая затворническая жизнь отнюдь не прибавляет здоровья организму. Он попросту выводится из нормального состояния, отсюда болезни, которые на вас обрушились.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
