наших мыслей пребывает вне нашего сознательного контроля.
Добросовестные ученые никогда не пытаются узнавать сразу слишком много. Вместо того они выбирают конкретные проявления феномена, тщательно за ними наблюдают и ведут записи. Экспериментальные записи служат этакими «фотоснимками» явлений. Они предоставляют нам сроки любой продолжительности для формулирования и выдвижения гипотез. Но возможно ли осуществить то же самое внутри разума? Нам требуется некая память для надежного хранения подобных записей.
Мы узнаем, как это работает, когда затронем деятельность человеческой памяти. Допустим, что наш разум располагает множеством агентов («строк З»), которые позволяют вести записи поведения других ментальных агентов в конкретный промежуток времени. Затем, когда производится активации этих строк З, происходит восстановление упомянутых ментальных агентов до их предыдущего состояния. Это побуждает нас частично «вспоминать» свое предыдущее психическое состояние, заставляя фрагменты разума делать именно то, что они делали раньше. Далее другие части разума станут реагировать точно так же, как если бы давние события повторились снова. Конечно, такие воспоминания всегда будут неполными, поскольку невозможно обрести емкость памяти, достаточную для записи каждой стадии собственного состояния в мельчайших подробностях. (В противном случае банк памяти должен был бы быть больше самого разума.) Поскольку мы не в состоянии помнить всего, каждый разум сталкивается с той же проблемой, которая хорошо известна ученым: не существует надежного способа выяснить до вычленения факта, каковы важнейшие признаки явления, подлежащие фиксации.
Использование разума для самопознания подобно науке и в ином отношении. Физики не видят атомы, которые изучают, а психологи не могут наблюдать за процессами, которые они пытаются исследовать. Мы только «узнаем» обо всем этом по проявлениям и последствиям. С разумом положение усугубляется тем, что ученые могут изучать данные коллег, а вот части разума не способны «читать» воспоминания других частей.
Мы перечислили несколько причин, по которым невозможно просто наблюдать за человеческим разумом, ожидая, так сказать, прояснения картины. Единственно возможный образ действий для нас – изучать разум так, как поступают ученые в отношении грандиозных или слишком малых для наблюдения объектов: мы будем строить гипотезы на основании фактов. Будем выдвигать догадки, проверять их посредством суровых экспериментов, делать выводы – и выдвигать новые догадки. Когда кажется, что сработала интроспекция, это ощущение возникает не потому, что мы нашли волшебный способ заглянуть в себя. Нет, это означает, что мы провели некий хорошо продуманный эксперимент.
6.6. Моментальное мысленное время
Как, по-вашему, о чем вы сейчас думаете? Вы могли бы ответить: «Ну как же, я думаю о том, о чем думаю!» И это будет иметь смысл в повседневной жизни, где «сейчас» означает «данный момент времени». Но смысл «сейчас» гораздо менее ясен для агента внутри общества разума.
Требуется некоторое время, чтобы изменения в одной части разума затронули другие части. Всегда присутствует какая-то задержка.
Допустим, например, что вы встретили своего друга Джека. Ваши агенты узнавания голосов и лиц могут распознать голос Джека и его облик; тогда они оба отправят сообщения агенту фиксации имен, который «припоминает», как зовут Джека. Но агент голоса также может отослать «слово-сообщение» агенту Цитаты, то есть «языковому» агенту, который обладает возможностью вспоминать фразы, произнесенные Джеком ранее; агент лиц в свою очередь может оповестить агента пространства (Место), который способен вспомнить, где именно лицо Джека мелькало раньше.
Рис. 13
Теперь предположим, что мы уточняем у агентов Место и Цитаты, что произошло первым: мы увидели Джека или услышали его голос? На наш вопрос будут даны два разных ответа! Агент Места сначала опознает лицо, тогда как агент Цитаты опознает голос. Тот или иной порядок событий зависит от того, чье сообщение первым достигло каждого из агентов, поэтому последовательность событий для разных агентов будет различаться. Каждый агент будет реагировать по-своему, чуть не так, как прочие, ибо у него собственная «причинная история», утекающая в прошлое подобно волне.
В общих случаях попросту невозможно, чтобы агент М знал наверняка, чем в данное время занят агент Ц. Лучшее, что может сделать М, – это отправить прямой запрос Ц и надеяться, что Ц пришлет правдивое сообщение, прежде чем другие агенты изменят состояние Ц или «подправят» само сообщение. Никакая часть разума не может знать обо всем, что происходит в конкретный момент времени со всеми остальными агентами. Вследствие этого каждый агент должен иметь хотя бы немного отличное от других представление о событиях прошлого, равно как и о том, что происходит «сейчас». Каждый агент разума живет в немного ином времени.
6.7. Каузальное «сейчас»
Чтобы познать что-либо [сказал поэт], мы должны знать последствия; чтобы узнавать людей, мы должны ведать их свершения, дабы знать, что ими двигало, какая страсть их вела, и определить, каково было главное их побуждение к действию. Чтобы праведно судить о настоящем, надлежит противопоставить его прошлому; ибо все суждения подразумевают сравнение, а будущее нам неведомо. Истина заключается в том, что ничей разум не озабочен настоящим: воспоминания и предвкушения заполняют почти все мгновения наших жизней. Наши страсти – это радость и горе, любовь и ненависть, надежда и страх; даже любовь и ненависть чтят прошлое, ибо причина должна предшествовать следствию.
Сэмюел Джонсон
Наши обыденные представления о движении «умственного» времени ошибочны: они совершенно игнорируют то обстоятельство, что всякий агент имеет собственную причинную историю. Разумеется, эти различные версии прошлого перемешиваются по прошествии длительного времени, и каждый агент в конечном счете оказывается подверженным влиянию событий, имевших место в общей отдаленной истории своего сообщества. Но это ни в коем случае не «сейчас». Проблема состоит в связях между моментальными действиями принципиально различных агентов.
Когда падает булавка, можно сказать: «Я только что слышал, как упала булавка». Но никто не скажет: «Я слышу, как булавка падает». Наши агенты, ответственные за речь, подсказывают, что физический эпизод падения булавки завершится еще прежде, чем мы даже начнем говорить. Но можно сказать: «Я влюблен», а не «Я только что влюбился», потому что те же самые агенты знают, что агенты, отвечающие за личные привязанности, работают медленнее, их рабочие состояния способны растягиваться на месяцы и годы. Наконец есть промежуточный вариант; пусть кто-то спрашивает: «Какие чувства вы испытываете сейчас?», и мы часто понимаем, что наши наполовину сформированные и еще не озвученные ответы грешат против истины, поскольку произошло вмешательство других чувств. То, что кажется единым мигом одному агенту, для другого может превратиться в целую эпоху.
Наши воспоминания лишь косвенно связаны с физическим временем. У нас нет
