– Какого цвета? – спрашивает он. Плохо дело. Гектор должен помнить. Мы так часто об этом говорили.
– Небесно-синего, – отвечаю я.
Он кашляет. Нехороший кашель. Слишком глубокий. Слишком могильный.
Почему это гребаное человечество так жестоко?
Почему?
Восемьдесят восемь
Свет выключается.
– Тут так все время – то включат, то выключат. Говорят, от этого теряешь разум. Кажется, похоже на правду.
Я не хочу, чтобы он предавался мрачным мыслям. Но в этой темной жестянке мало что покажется радостным.
– Болит? – спрашиваю я. – Рука.
– Да. Нет, – говорит он.
Он склоняет ко мне голову. Он весь горит. Я собирался рассказать ему про свой камешек, но теперь я могу думать только о том, как нам отсюда сбежать. Надо найти мистера Лаша. Гектора нужно лечить.
Как жаль, что я не вижу его лица. Только слышу, как гремит дыхание у него в груди.
Слова его заглушают.
Я говорю:
– Когда ты ушел, осталась огромная дыра. Не мог же я продолжать как ни в чем не бывало с такой дырой в самой моей середине.
Он не отвечает, но я знаю, что он слышит меня. Слова – единственное лечение, которое у меня есть.
– Ты придаешь смысл бессмысленному миру. Ты дал мне магнитные башмаки для прогулок по другим планетам. Без тебя я не знаю, куда идти. Не знаю, где право, где лево. Без тебя нет завтра, только нескончаемое вчера. Но теперь мне все равно, что будет дальше, потому что я нашел тебя. Вот зачем я здесь. Я пришел за тобой. За своим лучшим другом. За братом. За тем, кого люблю.
– Не надо мне было тогда идти искать мяч, – говорит Гектор сонно.
Мне нечего возразить. Я вижу зияющие пустоты между его словами.
Его голос затихает. Заснул. Остался только звук судорожного дыхания, шершавый, как напильник.
Восемьдесят девять
Вздрогнув, просыпаюсь. Какое-то время я не понимаю, где я. Свет снова включен. Дверь распахивается. Охранник, похожий на мистера Ганнела, вносит поднос с едой и ставит его передо мной. Настоящая еда – у меня от запаха слюнки текут.
– Ешь!
Несу поднос в угол, к Гектору.
– Нет! Только тебе.
– Не буду, – говорю я. – Только если и ему тоже.
Охранник дает мне пощечину.
– Ешь. Это приказ.
Кажется, сейчас будет серьезная трепка. Гектор забивается еще дальше в угол, вжимается в стену. Видно, что охраннику не терпится проломить мне голову. Я различаю все мыслишки, мечущиеся в его вялом мозгу. Но готов спорить, что разрешения на это ему еще никто не давал. Это откладывается на после того, как космонавт высадится на Луну. После того, как весь мир прожует то, что ему скармливают. Только когда охранник выходит, забрав поднос, мое сердце снова начинает биться. Дверь громко защелкивается. Чарующий запах еды остается.
– Ты что, охренел? – говорит Гектор.
– Или мы едим оба, или нет.
– Стандиш, здесь не кормят никого. Это тебе не гребаный дом отдыха.
– Думаю, у меня тут есть кое-какое влияние.
– Эх, Стандиш, что-то голова твоя снова замечталась.
И тогда я рассказываю Гектору про веревку, про то, как с моей помощью космонавт может гулять, не обращая внимания на силу притяжения. А потом рассказываю про великана и камешек.
Гектор молчит, уставившись на меня.
– Помнишь, мы построили ракету? – продолжаю я. – Мы собирались лететь на Фенеру. У нас почти получилось. Если бы тебя не забрали, мы бы сейчас были уже там.
Сначала кажется, что Гектор снова скажет, будто я сошел с ума. Но он молчит. Откидывает голову к стене. Я вижу, как по его лицу текут слезы.
– Ты прав, – говорит он. – В той ракете мы могли сбежать. Это я виноват. У меня не получалось верить с такой же силой, как верил ты. Картон заслонял мне обзор. Но теперь… Теперь я верю тебе, Стандиш. Я верю тебе всем своим существом. Если кто и может швырнуть камень, это ты. Если кто и может спасти меня из этого кошмара, это ты.
Девяносто
Мы слышим шаги. В замке поворачивается ключ. Блин, что теперь будет? Может, охраннику наконец дали разрешение вышибить мне мозги?
Охранник номер один пришел не один, а в сопровождении другого. За ними входит кто-то щуплый, с головой, будто швабра на длинной рукоятке. Он в белом халате. Они рывком ставят Гектора на ноги. Ноги под ним подкашиваются. Охранник, которому явно хочется переломать меня пополам, вместо этого перебрасывает Гектора через плечо.
– Куда вы его? – кричу я. – Оставьте его в покое, не трогайте!
Белый халат поднимает руку.
– Положите! – ору я. – Оставьте его, мля, оставьте! Если с ним что-нибудь случится, я ничего не стану для вас делать!
Я – протестующее насекомое. Второй охранник отпихивает меня с такой силой, что я лечу мешком в угол, где лежал Гектор. На полу лужа. Он обмочился. За ними захлопывается дверь. Я поднимаюсь, бьюсь в нее, снова и снова.
Свет выключается.
Девяносто один
Темнота. Меня покинуло даже время. Я понятия не имею, сколько я тут сижу. Сколько мы тут сидим – я и музыкальная шкатулка в моем желудке. Я думаю про деда, мисс Филипс и лунного человека. Интересно, успели ли они сбежать. Я думаю о Гекторе и перестаю бояться слез. Темно же, кто их увидит. Голова идет кругом от бесконечных перестановок в игре «если бы». Стараюсь не плакать. Правда стараюсь. В горле стоит ком, но это меня душит ярость.
Спокойнее. Нельзя ей поддаваться. Еще не пора. Спокойно. А то станешь лунатиком.
Идиоты лунные.
Вот сейчас, именно сейчас, кем бы я хотел быть? Я бы хотел быть фенерианцем. Тогда с помощью своих лазерных глаз я бы спас Гектора и все те тысячи людей, которые работают здесь. Только одна проблема. Сдается мне, что тут не справился бы даже фенерианец. Что тут не справился бы даже я.
Нет, так нельзя.
Но что, если я и в самом деле ошибался? Если у меня недостаточно сил швырнуть свой камень? Это будет не первый раз, когда все оказывается не по-моему. Завтра они найдут вместо меня другого мальчишку, забитого и послушного, и подвесят его к карабину.
Но это меня не волнует. Не очень волнует. Мне до смерти страшно представлять, как Гектору отрубают еще один палец.
Девяносто два
Я вскидываюсь. Включился свет, и входит охранник номер один. Наверное, я теряю разум, потому что чуть не выбалтываю, зачем я здесь на самом деле. Это накопившийся ужас выталкивает из меня слова. Они уже в горле, меня сейчас ими стошнит. Закрываю глаза. Если он пришел меня убивать, то лучше не смотреть.
Слышу, как в камеру что-то втаскивают. Решаю подглядеть. Охранники раскладывают на полу два тоненьких матраца. Потом они вводят Гектора. На руке у него свежая повязка. Одежду тоже сменили.
Он ложится на матрац. Его трясет.
Охранник вносит два подноса с едой и одеяло. Заворачиваю в одеяло Гектора. Он жалуется, что мерзнет. Но я чувствую его тело. Он горячий, как утюг.
– Ешь, – приказывает охранник.
Жареная рыба с жареной картошкой. Рыба, картошка и огромный кусок лимона. Так кормят только в первом секторе. Я никогда в жизни не видел настоящего лимона. Нюхаю его. Он пахнет солнцем. Единственное пятно цвета в серой камере. Доев, облизываю тарелку. Гектор к своей порции даже не прикоснулся.
– Хоть что-нибудь, – прошу я. – Тебе станет полегче.
Я ломаю для него еду на кусочки. Он берет самый маленький.
– Лучше ты поешь за меня, Стандиш, – говорит он.
Я так и делаю. Я ужасно голоден. Пытаюсь не думать, как сильно Гектор болен. Просто не могу, и все. Он отворачивается и закрывает глаза. Ем. Кажется, могу съесть и тарелку тоже.
Охранник забирает подносы. Закрывается дверь, выключается свет.
Остается только сияние Луны.
– Мне так холодно, – говорит Гектор. Обнимаю его, в надежде, что он перестанет дрожать. Что он перестанет сгорать.
– Я видел отца, – шепчет Гектор мне на ухо.
– Это хорошо.
– Он знал, что ты здесь. Он спрашивал, добрался ли до вас лунный человек.
– Нет, – говорю я.
С прежним Гектором мне такое ни за что не сошло бы. Я от него никогда ничего не скрывал, это первый раз. Мне стыдно. Но что, если бы он знал все то, что знаю я, и его потащили бы отрубать еще один палец? Про себя могу сказать точно: я бы все выболтал. Так что уж лучше я придержу это при себе.
Я думаю, что Гектор спит, но он говорит вдруг:
– Не верю.
Девяносто три
Все неважно, кроме Гектора. Сейчас только он. Он – это и есть сейчас. Он – это и есть всегда.
– Поцелуй меня, – тихо говорит он.
Я всегда представлял себе, что целовать в первый раз я буду девочку. Но теперь уже неважно. Целую его. Он целует меня в ответ, тянется ко мне. Тянется к жизни, которой у него уже не будет.
– Я тебя так люблю, – шепчет он. – Храброго, безумного, беззаконного тебя.
– Гектор, только не уходи. У меня без тебя ничего не выйдет.
– Я с тобой, – отвечает он. – Я никуда не уйду. Обещаю. Я всегда держу свое слово.
Засыпаем, завернувшись друг в друга.
Я просыпаюсь в ужасе. Кто-то пытается нас растащить. Два белых халата. Они стаскивают меня с матраца. Отхожу, оглушенный. Они наклоняются над Гектором, прослушивают его легкие.
