«Должно быть, сержант какой – смотрит за постройкой», – сразу мелькнула мысль.
– Прислали взамен парикмахтера.
– Да, да, знаю. Вот и хорошо, – улыбнулся голубоглазый человек. – Стало быть, ты сапожник?
– Сапожник, вашбродие.
– Водку пьешь?
– Пью, вашбродие!
– Звать как?
– Воронов.
– На ворона мало похож: курнос! – определил голубоглазый человек, оглядывая с ног до головы Воронова. – А ну-ка, покажи, как у вас, в Смоленском, клинки точат? – неожиданно сказал он, шагнул к Воронову и сам выхватил из ножен его полусаблю.
Клинок был весь в ржавчине. Голубые глаза помрачнели и чуть прикрылись тяжелыми веками.
– Так и знал: эфес блестит – глазам больно, а клинок – помилуй Бог какой! Хороши вояки, нечего сказать!
Воронов залился краской.
– У нас, ваше благородие, первое дело, чтоб эфес горел, – извиняющимся тоном сказал он, вкладывай клинок в ножны.
– А ружье как? – спросил голубоглазый, протягивая руку.
Воронов снял с плеч ружье.
– Ружье-то вычищено, – уверенно сказал он.
Голубоглазый человек повертел в руках ружье. Оно все гремело: в прикладе была высверлена довольно большая дыра, в которой перекатывались, звенели стеклышки, черепки.
Голубоглазый удивленно посмотрел на Воронова:
– Эти побрякушки зачем?
– Их высокоблагородие наш полковник велели так сделать, чтоб, дескать, громче было. Когда зачнем кидать ружье на плечо аль на караул, чтоб стучало, – все равно как орех щелкнул!
Солдаты молча улыбались. Голубоглазый человек неодобрительно покачал головой.
– А много ль раз за лето у вас в полку стреляли? – спросил он. – Поди, ни разу?
– Так точно, ваше благородие, ни разу! – признался Воронов.
– Вот то-то! Ну ничего, у нас постреляешь! Лети, Ворон! – кивнул голубоглазый человек, возвращая Воронову ружье. – Рост у тебя хорош, лети в первую роту к капитану Кутузову. Да ступай прежде всего к Волхову – умойся: ишь запылился как! Солдат должен быть чист, опрятен!
– Слушаюсь! – ответил Воронов, поворачиваясь кругом.
– Да запомни: пить у нас где хочешь пей, только не в кабаке! – крикнул он вдогонку Воронову.
Полчаса спустя Воронов, определенный в капральство и получивший место в палатке, шел с мушкатером к Волхову.
– Значит, это училище для полка строят, а дальше – полковые конюшни? И сад, стало быть, тоже полковой? Вон оно что-о! А скажи-ка, приятель – расспрашивал он у мушкатера, – с кем это я разговаривал? В белом кафтане, без шляпы. Офицер он аль кто?
– Маленький, быстрый такой? Глаза голубые, а в лице худощавый?
– Во-во-во, – узнал по описанию Воронов.
– Это ж и есть наш полковой командир, Александра Васильич.
Воронов даже остановился от удивления:
– Вот те на – сам полковой командир!
И он тотчас же представил себе командира Смоленского полка фон Штраля: как тот со шляпой, надвинутой на левую бровь, идет с тростью по лагерю и даже не посмотрит на солдата. Что-нибудь спросит, а потом ткнет тростью в живот солдату и скажет зло: «Пшел!»
– А как полковнику фамилие? – спросил Воронов.
– Суворов.
«Он говорил давеча, что мое фамилие не по мне, – раздумывал, идучи, Воронов, – но и его ж не подходит к нему: ну какой же он суровый?»
III
Не надлежит мыслить, что слепая храбрость даст над неприятелем победу, но единственно смешанное с оною военное искусство.
«Полковое учреждение»
1-й батальон, с мокрыми от росы штиблетами, стоял в кустах, ожидая сигнала к атаке.
Солнце еще не взошло, но лес уже был полон птичьего гама, а над полями трепетали, заливались жаворонки.
Впереди расстилался обширный монастырский луг. Он весь был в росистой паутине, – прозрачная и тонкая, она висела на стеблях трав, на головках еще не скошенных цветов. Вдали, за лугом, на том берегу подернутой туманом реки, вырисовывались белые стены монастыря.
Мушкатеры, покашливая и перешептываясь между собою, стояли, ожидая, когда 2-й батальон выйдет на луг с противоположной стороны от реки. Командир полка, живой, непоседливый полковник Суворов, сам повел 2-й батальон в обход луга, чтобы потом, от реки, наступать на 1-й батальон.
Здесь, на просторном монастырском лугу, оба батальона суздальцев должны были сойтись в сквозной штыковой атаке: это было излюбленное, всегдашнее упражнение полковника Суворова.
Мушкатеру Воронову все еще было ново в этом полку. В Смоленском полку, где Воронов служил прежде, полковой командир помешался на всем прусском – позитуре, маршировке, ружейной экзерциции.
Прусский король Фридрих II, с которым Россия, провоевав семь лет, заключила по настоянию императора Петра III мир, теперь не выходил у всех начальников из головы.
Русские командиры считали, что Фридрихов косвенный порядок ведения боя – самый совершенный, забыв о том, что именно русские войска дважды опрокинули этот косвенный порядок и разбили короля Фридриха.
Но особенно пришлась по вкусу Фридрихова палочная система обучения солдат. Офицеры-помещики считали, что это единственно правильный и самый надежный метод воспитания крепостных солдат. Потому каждый офицер, от полковника до подпоручика, старался во всем подражать прославленному полководцу Фридриху II: ведь ему подражала вся Европа!
По прусскому образцу шили мундиры и завивали волосы, по прусскому образцу целые дни маршировали и по прусскому образцу били палками солдат.
Так было везде, и так было в Смоленском пехотном полку. Все ученье в нем обычно проходило на плацу. Измученных солдат с утра и до ночи гоняли по пыльной площади взад и вперед, наблюдая, чтобы роты, вытянутые в ровную линию, шли как один человек. Заставляли солдат без конца полировать ружья, белить ремни. За плохо причесанный или небрежно напудренные волосы нещадно били палками.
Можно было подумать, что солдата каждую минуту готовят к какому-то смотру, плац-параду.
А в Суздальском Воронов увидал иное. Сухощавый подвижной командир суздальцев обучал своих солдат по-своему.
Полковник Суворов не заботился о том, чтобы солдат был красиво завит и напудрен. Но зато сам показывал солдату, попавшему в армию из какого-нибудь медвежьего угла, как надо мыться, как обшиваться.
Полковник Суворов не требовал, чтобы ружье звенело и гремело во время ружейных приемов, но старался, чтобы солдат умел быстрее заряжать и в мишень стрелял метко, что называется – «в утку».
Полковник Суворов не заставлял солдат целыми днями бессмысленно маршировать по плацу. Но очень часто, среди глухой ночи, в дождь и непогоду, вдруг подымал свой полк и без обозов уходил с ним на несколько суток в поле – делал быстрые марши, устраивал ночные атаки, переходил вброд реки, проходил болота.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
