* * *
Томаса разбудил пинок. Пауза, потом новый пинок и кружка холодной воды в лицо.
— Боже!
— Это я, — сказал Скит. — Отец Хобб сказал мне, что ты здесь.
— О Боже! — снова простонал Томас.
Голова трещала, в животе было кисло, к горлу подкатывала тошнота. Он слабо зажмурился на дневной свет, потом хмуро вгляделся в Скита:
— Это ты.
— Наверное, приятно быть таким умным. — Скит осклабился на Томаса, который совершенно голым лежал на соломе в конюшне у таверны с одной из дочек вдовы. — Ты, видать, напился по-королевски, раз нашел такие ножны для своего меча, — добавил он, взглянув на девицу, натянувшую на себя одеяло.
— Я был пьян, — простонал Томас. — И пьян до сих пор.
Он, пошатываясь, встал на ноги и надел рубашку.
— Тебя хочет видеть граф, — сообщил Скит, забавляясь.
— Меня? — встревожился Томас. — Зачем?
— Возможно, хочет выдать за тебя одну из своих дочерей. Боже правый, Том, посмотри на себя, в каком ты виде!
Томас натянул рейтузы и кольчугу, потом достал из соломы сапоги и надел поверх кольчуги суконный камзол. На камзоле был герб графа Нортгемптонского — три красно-зеленые звезды, выбитые на тройке львов. Томас плеснул в лицо водой и острым ножом поскреб щетину.
— Отпусти бороду, парень, — посоветовал Скит. — Это спасет от лишних хлопот.
— Зачем Билли хочет меня видеть? — спросил Томас, называя графа по прозвищу.
— После того, что творилось в городе вчера? — задумался Скит. — Он решил, что кого-нибудь надо повесить в назидание другим, и спросил, нет ли у меня какого-нибудь никудышного ублюдка, от которого нужно избавиться, и я вспомнил про тебя.
— Я чувствую себя так, что в самый раз повеситься.
Его едва не стошнило, и он выпил воды.
Вернувшись в центр города, Томас с Уиллом Скитом разыскали графа Нортгемптонского при исполнении служебных обязанностей. Здание, на котором красовался его флаг, видимо, было ратушей, хотя, вероятно, уступало размерами караульному помещению в собственном замке графа. Перед графом выстроилась череда просителей, умолявших о справедливости. Они жаловались на грабежи. Это было бессмысленно, учитывая, что жители отказывались сдать город. Но граф слушал довольно вежливо. Наконец один стряпчий по имени Бела, с хитрой, как у ласки, мордой, поклонился графу и долго причитал о том, какое обращение испытала графиня Арморика. Сначала Томас не вникал в его слова, но настойчивость в голосе господина Бела заставила его прислушаться.
— Если бы не вмешательство вашей светлости, — деланно улыбаясь, говорил Бела графу, — графиня подверглась бы надругательству со стороны сэра Саймона Джекилла.
В стороне стоял сэр Саймон.
— Это ложь! — запротестовал он по-французски. Граф вздохнул.
— Так почему же, когда я вошел, ваши штаны были спущены ниже колен?
Люди в зале засмеялись, а сэр Саймон покраснел. Томас перевел сказанное Уиллу Скиту, который кивнул, поскольку уже слышал эту историю.
— Ублюдок собирался осчастливить одну титулованную вдовушку, — пояснил он Томасу, — и тут входит граф. Понимаешь ли, услышал ее крики. И увидел герб на воротах. Аристократы не дают друг друга в обиду.
А стряпчий продолжал выдвигать обвинения против сэра Саймона. Похоже, тот объявил вдову и ее сына своими пленниками, за которых требовал выкуп. Он также похитил у вдовы два корабля, доспехи ее мужа, его меч и все деньги. Возмущенно изложив жалобы, Бела поклонился графу и подобострастно добавил:
— Вы имеете репутацию справедливого человека, милорд, и я вверяю судьбу вдовы в ваши руки.
Графа Нортгемптонского удивили слова о его репутации.
— Чего вы хотите? — спросил он. Бела приосанился.
— Возврата всего указанного, милорд, и защиты вдовы и ее благородного сына именем короля Англии.
Граф побарабанил пальцами по подлокотнику, потом хмуро посмотрел на сэра Саймона и сказал:
— Нельзя требовать выкуп за трехлетнего ребенка.
— Но он же граф! — запротестовал сэр Саймон. — Титулованная особа!
Граф вздохнул. Сэр Саймон, понял он, обладает умом бесхитростным, как у ищущего корм быка. Рыцарь не признавал другой точки зрения, кроме собственной, и думал лишь об удовлетворении своих аппетитов. Возможно, это и делало его столь грозным воином, и тем не менее он оставался болваном.
— Мы не захватываем трехлетних детей с целью выкупа, — твердо сказал граф, — и не берем в плен женщин, если это не дает выгод, перевешивающих галантность, а тут я не вижу таковых. — Граф обернулся к стоявшим у него за спиной секретарям. — Кого поддерживал Арморика?
— Карла Блуаского, милорд, — ответил один из них, высокий бретонец в сутане священника.
— У Арморики богатые поместья?
— Очень маленькие, милорд, — припомнил бретонец, шмыгая носом. — У него есть владения в Финистере, которые уже в наших руках, несколько домов в Гингаме, кажется, и больше ничего.
— Ну, — сказал граф, снова обращаясь к сэру Саймону, — какие же выгоды мы получим от трехлетки без гроша за душой?
— Не без гроша, — запротестовал сэр Саймон. — Я взял там богатые доспехи.
— Которые отец мальчика, несомненно, выиграл в бою!
— И дом богат. — Сэр Саймон начинал злиться. — Там корабли, склады, конюшни.
— Дом, — скучным голосом произнес секретарь, — принадлежал тестю графа. Кажется, торговцу вином.
Граф вопрошающе приподнял бровь в сторону сэра Саймона, который только качал головой, злясь на секретаря.
— Этот мальчик, милорд, — ответил рыцарь с подчеркнутой учтивостью, граничащей с дерзостью, — родственник Карла Блуаского.
— Но без гроша за душой, — сказал граф, — вряд ли он вызовет у него нежные чувства. Он скорее обуза, вам не кажется? И вообще, чего вы от меня хотите? Чтобы я заставил ребенка присягнуть истинному герцогу Бретани? Истинному герцогу, сэр Саймон, пять лет, и он сейчас в Лондоне. Это будет детский фарс! Трехлетний мальчик, приседающий перед пятилетним! И рядом их няньки? А потом будет пир с молочком и булочками? Или после церемонии устроим игру в «отними туфлю»?
— Графиня сражалась против нас на стене! — выдвинул последний аргумент сэр Саймон.
— Не спорьте со мной! — вскричал граф, стукнув по подлокотнику. — Вы забываете, что я здесь представитель короля и имею его полномочия!
Кипя гневом, он откинулся на спинку, и сэр Саймон проглотил свою ярость, но не удержался и пробурчал себе под нос, что графиня стреляла из арбалета в англичан.
— Это Черная Пташка? — спросил Скита Томас.
— Графиня? Да, так говорят.
— Она красавица.
— После той девицы, с которой я нашел тебя нынче утром, что ты можешь понимать в красоте? — усмехнулся Скит.
Граф раздраженно взглянул на него и Томаса, а потом снова на сэра Саймона.
— Если графиня сражалась против нас на стенах, то я восхищаюсь ее силой духа. Что касается остального...
Он замолчал и вздохнул.
Бела посмотрел на него в ожидании, а сэр Саймон с подозрением.
— Два корабля, — объявил граф, — являются военной добычей и будут проданы в Англии или же поступят на службу королю, а вы, сэр Саймон, получите треть их стоимости.
Такое правило соответствовало закону. Одну треть получит король, одну треть — граф, а остальное достанется захватившему добычу.
— Что касается меча и доспехов...
Граф снова замолк. Он спас графиню от надругательства, и она ему нравилась. Он видел страдание на ее лице и слышал ее страстные жалобы, что у нее ничего не осталось от мужа, кроме драгоценных доспехов и прекрасного меча. Но такие вещи по самой своей природе являлись законным военным трофеем.
— Доспехи, оружие и кони — ваши, сэр Саймон, — сказал он, сожалея о таком решении, но зная, что оно справедливо. — Что касается ребенка, я объявляю над ним покровительство английской короны, а когда он достигнет должного возраста, то сам сможет решить, кому присягнуть в вассальной верности.
Граф взглянул на секретарей, удостоверяясь, что они записывают его решение.
— Вы говорите, что хотите встать на постой в доме вдовы? — спросил он сэра Саймона.
— Я захватил его, — коротко ответил тот.
— И, как я слышал, разграбили до основания, — холодно заметил граф. — Графиня заявляет, что вы похитили ее деньги.
— Она лжет. — Сэр Саймон принял возмущенный вид. — Лжет, милорд, лжет!
Граф сомневался в этом, но вряд ли он мог бы обвинить рыцаря во лжи, не вызвав этим поединка. Уильям Богун никого не боялся, кроме своего короля, но ему не хотелось биться из-за такого пустяка. Он решил замять это и продолжил:
— Однако я обещал даме защиту против притеснений. — С этими словами он пристально посмотрел на сэра Саймона, а потом перевел взгляд на Уилла Скита и перешел на английский: — Ты бы хотел держать своих людей всех вместе, Уилл?
