— Мне бы хотелось услышать более конкретные требования, — прокурор, похоже, окончательно пришел в себя и начинал проявлять похвальную выдержку.
— Нам, — я сделал ударение на слово "нам", чтобы у собеседника создалось впечатление, что за мной стоит некая группа людей, — нам необходимо, чтобы твое ведомство как следует поджарило задницы братьям Сараевым. И чтобы долго тебя не уговаривать, я уполномочен заявить, что на кон выставлены жизни всего твоего семейства.
Минуту прокурор переваривал услышанное, потом задал вполне резонный вопрос:
— Кого вы представляете?
Его обращение ко мне на "вы", говорило о том, что мой спектакль удался, и прокурор поверил в реальность некой силы, стоявшей за мной.
— Неважно, — встаю из кресла и, склоняясь над ним, тихо, но внушительно, продолжаю. — Для тебя, Гена, важно поверить, что от тех, кого я представляю, зависит твоя жизнь.
— Что я должен предъявить Сараевым?
— Ха! Да все, что у прокуратуры на них есть. Ты же не будешь утверждать, что не имеешь никакой информации о проделках этих толстунов? Раскрути дело о пожаре на центральном рынке. Выдай ордер на арест сынули, угробившего по пьяни невинных людей. Да что я тебя учу? В конце концов, кто из нас прокурор, ты или я?
Прохожу к большому аквариуму у противоположной стены, давая Геннадию Дмитричу время на раздумье. Всегда мечтал о таком огромном аквариуме. Но, к сожалению, в моей однушке маловато места. Да и стоит такое удовольствие наверняка недешево.
— Это нереально, — наконец произносит прокурор. — С их связями я лишусь своего кресла в тот же день, как заварю эту кашу.
— Не надо паниковать раньше времени, — я поворачиваюсь к прокурору. — Если бы ты не умел строить хитроумные комбинации, то не жил бы в таком особняке. Вот и пораскинь мозгами, как и рыбку съесть, и… Ну, ты понял. В любом случае, лучше лишиться кресла, чем головы.
— Что будет, если откажусь?
Наши взгляды встретились.
— Ну что ж. Тогда я убью все твое семейство и отправлюсь к тому, кого поставят вместо тебя.
Смог бы я сделать это на самом деле? Ну, уж ему-то голову свернул бы.
— Смогу ли я рассчитывать на поддержку, в случае чего? — Прокурор заерзал в кресле. Связанные за спиной руки мешали усесться удобно, да и затекли уже наверняка.
— Все будет зависеть от твоего усердия, — снова беру бобину со скотчем и подхожу к нему. — Разговор окончен. Теперь ты должен сказать только "да" или "нет". Ну?
— Да! Вы не оставили мне выбора, — и торопливо добавил: — Руки теперь можно освободить? Затекли уже совсем.
— Извини, дорогой, — с этими словами я снова заклеил ему рот. — Я бы тебя освободил, но не могу нарушить инструкцию.
Сказав про загадочную инструкцию, направляюсь к лестнице. Уже спускаясь, снова обращаюсь к прокурору.
— Полчаса сиди на месте. Потом можешь обратиться к супруге, чтобы развязала.
Как только я, провожаемый преданным скулежом азиата, перемахнул забор в обратном направлении, в воздухе загрохотало, и окрестности озарились сиянием огней фейерверка. У прокурорских соседей веселье было в самом разгаре.
Сматываю трос и набираю номер Игоря. Далее следует неспешная прогулка по ночному лесу. Попутно забрасываю фанерную площадку на одно из деревьев. Она застревает в развилке ветвей. Если кто и найдет, то ни за что не догадается о назначении этого приспособления.
Интересно, Катерина сегодня снова ночует в моей квартире?
Середина мая погрузила город в по-настоящему летнюю жару. Народ переоделся в шорты и мини-юбки и ринулся на пляжи. Кто-то уже успел загореть до шоколадного оттенка и теперь выгодно контрастировал на фоне бледнокожих тел.
Я сижу на лавочке в своем любимом скверике и наслаждаюсь созерцанием стройных девичьих фигурок, снующих по тротуарам. Жду, когда позвонит Игорь. Сегодня должен закончиться ремонт в моей квартире. Можно, конечно, явиться и без звонка, но не хочу мешаться в последний момент. Да и приятно посидеть вот так, побездельничать под жаркими солнечными лучами.
После ночного визита к прокурору пока не последовало никакой реакции. Разве что никто не явился к Василичу и его соседям по поводу продажи домов. И то хорошо. Может, так и отстанут по-тихому. Но что-то слабо в это верится.
Час назад мы с Василичем закончили сборку шкафа для верхней одежды на месте люка, ведущего из моего кабинета в подвал. Это была идея Василича. Теперь, чтобы попасть вниз, нужно было открыть шкаф и откинуть его пол, служивший крышкой люка.
Фу ты, черт! Напугал мобильник, задребезжав виброзвонком в нагрудном кармане рубашки.
— Можешь принимать работу, шеф! — весело сообщил из трубки голос Игоря.
— Через пять минут буду, подшефный.
Захожу в арку, ведущую в мой двор, и слышу, как следом въезжает какая-то машина. В душе рождается беспокойство. За спиной скрипят тормоза. Оглядываюсь. Зверь пытается вырваться наружу, но поздно. Получаю удар резиновой дубинкой по голове.
Прихожу в себя оттого, что кто-то выливает на меня холодную воду. Не открывая глаза, пытаюсь вспомнить, что произошло. Вспоминаю то, что из затормозившего рядом со мной джипа выскочил один из сараевских громил и врезал мне по голове дубинкой. А я-то радовался, что все тихо. Вот и получи реакцию.
— Эй, ты, урод, — кто-то пнул меня в бок, — просыпайся! На том свете выспишься.
Знакомый голос. Ну точно, открыв глаза, вижу над собой ухмыляющегося Влада. Того, с которым мне довелось познакомиться во время визита Сараевых в мастерские. Рядом с ним тот жлоб, что огрел меня дубинкой. Сам я, связанный, валяюсь на земляном полу. Находимся мы, судя по отсутствию окон, в подвале. Ага, узкая металлическая лестница спускается из небольшого проема в потолке.
— Очнулся, клоун, — Влад снова пинает меня. — Помнишь, что я обещал с тобой сделать?
Он ухватил меня за шкирку и посадил, уперев спиной о холодную стену. Гул в голове стих, и сразу пришло ощущение холодной уверенности и осознание силы. Наверное, благодаря удару по голове я понял, что зверь во мне есть часть меня. И его не надо сдерживать или выпускать. Надо просто быть им, быть самим собой…
Влад что-то говорит, тыча в меня пальцем. Но я его не слышу. Отталкиваясь от пола и, опираясь спиной о стену, поднимаюсь на ноги. Сараевский холуй с интересом наблюдает за моими движениями и, сказав что-то своему коллеге, резко бьет меня в живот. Но… его кулак врезается в бетонную стену. Зрачки бедолаги расширяются от боли, рот раскрывается в беззвучном крике. Оставив Влада наедине с искалеченной рукою, шагаю к его оторопевшему дружку и наношу удар ногой в пах. Мда… Похоже, перестарался. Парнишка подлетает на полметра и падает замертво. Надо впредь бить поаккуратнее, а то мало ли, может, кто живой пригодится. Ух ты! Когда это я успел порвать связывающие меня веревочки?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
