Вскоре вражеская авиация начала «обработку» нашего переднего края. Характерно, что немцы использовали те же тактические приемы, которые мне много раз довелось наблюдать во время войны в Испании.
Группа самолетов Ю-88, в шесть-девять машин, избирала определенный участок, выстраивалась в форме круга за ведущей машиной и начинала бомбить позиции. Один за другим «юнкерсы» переходили в пике, сбрасывали свой смертоносный груз, а затем вели пулеметный и пушечный огонь.
Едва лишь первая группа самолетов улетала, как появлялась вторая, и снова начиналась эта «чертова карусель».
В течение 30 минут самолеты противника буквально висели над боевыми порядками бригады, и я испытывал не только душевную, но и физическую боль при мысли о том, что при такой сосредоточенности огня бригада неизбежно понесет огромные потери.
Сумеют ли обескровленные подразделения нашего первого эшелона отбить очередную атаку врага?
Правда, у нас были еще два свежих батальона: во втором эшелоне и в резерве. Но было ясно, что во вторую, решающую атаку гитлеровцы тоже бросят свежие силы и увеличат количество танков.
Опытные воины знают, что в минуты боя, под вражескими бомбами, под ливнями пулеметного огня, когда гибель кажется неотвратимой, а нервы напряжены до предела, мысль работает четко и ясно, и приходит то особенное спокойствие, которое, пожалуй, возможно только на грани жизни и смерти.
Человек, ответственный за жизнь сотен бойцов, многое заметит в эти минуты и многое припомнит.
Быть может, покажется странным, что, когда на нас с воем пикировали Ю-88, я думал о последних учениях бригады. Как пригодилась теперь наша тактическая выучка! А скромная саперная лопата, которую многие десантники считали излишней обузой, как была нужна она теперь и сколько сберегла жизней! Каждый солдат и офицер бригады теперь берег ее наравне с оружием и считал незаменимой помощницей в бою.
Но вот наконец-то «юнкерсы» отбомбились. Пожалуй, немецкие «асы» были уверены, что на этом квадрате площади в живых не осталось ни души. Да и в самом деле, как уцелеть здесь человеку, если вся земля вокруг взрыта, перепахана и обожжена разрывами бомб, молодой сосняк выкорчеван, ветви его измочалены, а из десятка старых сосен сохранилась лишь одна?
А человек — удивительное творение природы! — человек жив. Рядом со мной шевелятся сбитые ветки; отбрасывая их и стряхивая с гимнастерки пыль, с земли поднимается рослый курсант. Он смеется. Да, он смеется!
— Ну, дьяволы, понаделали металла… Дал бы я вашему Круппу — по крупу!
Он достает пачку «Нашей марки», закуривает, угощает товарища. Я слышу спокойный деловитый разговор.
— Теперь будем ждать артналета?
— Конечно. Только это недолго.
— Что ж, переждем…
До начала вражеской артиллерийской подготовки я успеваю возвратиться из подразделения на свой наблюдательный пункт. Нарастающим громом докатывается первый залп немецких батарей. Противник действительно не жалеет металла. Снаряды рвутся в расположении школы и снова в секторе, оставленном вторым батальоном. Гудит, ощутимо вздрагивает земля…
А из-за перелеска, давя молодые деревья, выползают танки и бронетранспортеры. Ого, сколько их! За машинами сомкнутыми цепями идет пехота. Кажется, еще несколько минут, и эта серо-зеленая волна захлестнет наши позиции.
С наблюдательного пункта видно, как бойцы устанавливают на брустверах пулеметы, готовят к бою автоматы и самозарядные винтовки, как артиллерийские расчеты выдвигают из укрытий «сорокапятки»…
Сигнал, и тотчас все огневые средства нашей обороны приводятся в действие. Какая потрясающая картина! Вот уже начисто скошена серо-зеленая цепь. Дымится и вертится на одном месте танк… Немцы прыгают с бронетранспортеров и возвращаются на опушку. Нет, снова поднимаются и, пытаясь укрыться за танками, приближаются к нам. Их все меньше и меньше… Ага, голубчики, попробовали украинского сала! Стоп, горит еще один танк! Нырнул в канаву да так и застрял бронетранспортер… Еще одна картинка: размахивая пистолетом, немецкий офицер гонит группу фашистов вперед. Наверное, доказывает, что победа, мол, близка… Кто-то из курсантов без ошибки берет его на мушку… Солдаты в панике. Нет, им не удается добежать до перелеска. У самой дороги, я вижу, застыли еще два бронетранспортера. Кажется, все… И эта атака захлебнулась. Да, уцелевшие машины противника, откатываются назад. Ура, курсанты!.. И что за денек!.. Результаты нашего огня превзошли все мои ожидания: только на участке бригадной школы противник потерял убитыми около четырехсот солдат и офицеров. Курсанты, десантники и на этот раз сражались, как герои, и с честью выиграли бой.
А ночью офицер из нашей бригадной разведки доложил мне, что на участке первого батальона и школы противник переходит к обороне: роет окопы, ставит проволочные заграждения, минирует местность.
Я сразу же сообщил об этом командиру дивизии.
— Очень приятно! — ответил полковник Потехин, и голос его прозвучал весело, бодро. — Значит, готовьтесь, товарищ Родимцев, к наступлению. О часе атаки дополнительно сообщу.
Удачное наступление. Радостная весть. Помощь народная. Слухи. «Кукушка». Памятная беседа. Знамя Киева.
Во второй половине ночи офицеры штаба, начальники служб и командиры всех степеней приступили к подготовке своих подразделений к предстоящему наступлению. Бойцам от политработников уже было известно, что у самых ворот Киева гитлеровцы переходят к обороне…
Дорваться до окраины города и вдруг перейти к обороне! Тут каждый солдат понимал, что немцы были вынуждены закапываться в землю не от хорошей жизни. Значит, крепко их потрепали под Киевом, сбили амбицию, прижали к земле. А теперь нужно было, не теряя времени, отбросить их еще дальше, не позволив закрепиться на выгодных рубежах.
В 11 часов 20 минут по переднему краю и глубине обороны противника ударила наша артиллерия. Немцы не ожидали этого огневого налета. Они были уверены, что после вчерашнего сражения нам не до атак.
Но вот войска первого эшелона дивизии двинулись вперед… Бросая даже свое личное оружие, саперные лопаты, гитлеровцы стали откатываться от еще незаконченных укреплений.
Через два часа капитан Аракелян доложил мне, что среди захваченных в плен гитлеровцев имеется несколько офицеров и в их числе майор. Этот майор весьма упрям и согласен беседовать только с офицером, равным или высшим по званию. Времени у меня было, что называется, в обрез, однако я выкроил несколько минут для допроса чванливого майора.
Его подвели ко мне на лесной полянке, высокого, толстоногого, с приподнятыми, острыми плечами, с короткой прической «ежиком».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
