- За каким дьяволом меня утащили из таверны, лишив общества старого друга Макса, и зачем мне все эти преинтересные сказки рассказывают?
Я терпел и воздерживался от вопросов лишь по тому, что очаровательная учёная дева Чаора за время своей лекции покорила меня окончательно и совершенно. Это и не мудрено, если взять в расчёт её божественную внешность плюс яркий интеллект и мой не слишком то солидный возраст. Ведь мне тогда едва исполнилось двадцать семь лет. Война сделала меня гораздо старше и опытнее в эмоциональном смысле, однако природу не обманешь. Так что вскоре я, не без досады поставил себе диагноз, - бывалый командир счастливого у-бота “Чиндлер”, влюблён как наивный юнга. Это моё новое состояние не укрылось от принцессы гуанчей. В её умопомрачительных глазах появилась чуть заметная смешинка и ещё, по-моему, привычное удовлетворение. Последнее, надо сказать, несколько отрезвило мою закружившуюся голову и вызвало здоровую, спортивную мужскую злость, впрочем, это было тоже приятное чувство.
Между тем, сестра и ассистентка профессора Агалафа продолжила свою занимательную лекцию. Начала она с удивительного и странного заявления:
- Да будет вам известно, Отто, мы гуанчи почти все на три четверти кроманьонцы. Агалаф, так уж получилось, кроманьонец более чем на 85 процентов. Я полукровка, а вы, граф, уж не обессудьте, лишь на четверть принадлежите к этому славному племени. Однако и это такое чудо, о котором мы с братом не смели бы и мечтать. Для наших исследований вы просто счастливая находка. Ваша наследственная карта, которую мы, собирая картотеку современных кроманьонцев, составили, похожа на описание игры в кости. Один игрок это слепой случай, он же провидение, а другой ваш старинный род. Так вот, получается, что ваше семейство на протяжении веков выбрасывало шестёрки.
Я почувствовал закипающее раздражение. Чаора, как большинство страстных исследователей увлеклась терминами и понятиями, кажущимися ей совершенно элементарными, но непонятными далёкому от её темы собеседнику. Однако что-то почувствовав в моём взгляде, она примолкла и смущённо улыбнувшись, положила свою горячую и сильную кисть на мою руку.
- Вы не представляете Отто, какая это кропотливая работа – составление наследственных карт – продолжила она более сдержанно - после войны обязательно состоится сильнейший технологический и научный рывок, скорее всего у американцев. К тому есть политические и экономические предпосылки. Лет через двадцать, тридцать появятся новые приборы и оборудование. Кибернетика и генетика найдут новые точки соприкосновения, и родится новый тип учёного. Это будет исследователь одинаково блестяще сведущий в обеих дисциплинах. Тот прибор, с которым работал профессор Агалаф в лаборатории это мощнейший из современных микроскопов. Это электронный микроскоп Эрнста Руска45 образца 1937-года, мощностью 500 ангстрем46. Раньше приходилось работать по старинке. Изучать ветхие портреты, как это было с вашей родословной и даже брать образцы костных тканей, похищая благородные черепа из склепов. Приходилось подменять их костями безродных самозванцев. Я рассказываю это вам лишь потому, что знаю – вы человек образованный и широких взглядов. Вы не станете обвинять ученых в злонамеренном надругательстве над прахом ваших славных пращуров. Я и мой брат всего лишь двое из сотен учёных тайного сообщества исследователей, работающего над грандиозным проектом. Его суть в том, чтобы создать новую духовную и интеллектуальную элиту человечества…
В этом месте страстного монолога молодой исследовательницы я невольно прервал её своим недоумевающим взглядом. Пришлось объясниться:
- Простите, Чаора, но я не верю в чью либо избранность или какую-то там элитарность. Наше время, как не какое другое показало: никакой народ на нашей маленькой планете или даже просто группа людей не могут претендовать на это мнимое лидерство. Если кто-то утверждает обратное то он либо болван и самовлюблённый идиот, либо опасный и ловкий демагог. Король лжецов, маньяк, алчущий власти и получающий чувственное наслаждение от манипулирования толпами.
Чаора печально покачала головой, и пристально посмотрев на меня, через короткую паузу продолжила:
“Вы абсолютно правы, Отто! Шикльгрубер с его бредовой, антинаучной расовой теорией представляет собой абсолютное зло. Он похитил и извратил нашу доктрину. Истинная же её суть вот в чём: Современная наука полагает, что человечество несёт в себе наследственные черты двух представителей рода Люди, это неандертальцы и кроманьонцы. Как известно, в подавляющей пропорции все мы потомки кроманьонцев.
Исследования нашего сообщества показывают - наследственные признаки неандертальца у современного человека просто отсутствуют. Что же касается кроманьонской наследственности, то и тут незадача. Найти современного человека несущего в себе классические признаки кроманьонца хотя бы на 15-20 процентов так же нелегко, как отыскать крупный алмаз в голубой кимберлитовой глине. Возникает резонный вопрос: ”Кто мы, Люди? Кто наш истинный предок?”
На этот вопрос ещё предстоит ответить. Теория Дарвина или ошибочна или верна лишь частично. Возможно существовала некая раса X, которая, словно появилась неоткуда, после того как более организованные и многочисленные кроманьонцы уничтожили и вытеснили неандертальцев. Похоже, эти самые иксы в относительно короткий исторический срок так оприходовали победителей кроманьонцев, что мы, современные хомо сапиенс, несём теперь, дай Бог, десятую часть наследственности нашего номинального предка, кроманьонца. Современный научный инструментарий слишком примитивен, чтобы проверить множество смелых гипотез бытующих на этот счёт в нашем сообществе - Я не без некоторого сарказма поспешил вставить свою шпильку в рассуждения многомудрой учёной красавицы:
- Как же вы, любезная Чаора, с вашими гениальными коллегами, имеющими по вашему же утверждению, столь примитивный инструментарий собираетесь создать, не много не мало, как интеллектуальную элиту для всего человечества?
- Евгеника! – прямо и строго посмотрев мне в глаза, ответила женщина - Чистая научная евгеника! Не извращённая, изнасилованная нацистскими чинушами и американскими фашистами из Северной Каролины и Иллинойса, а полноценный научный эксперимент. В нём будут исключительно добровольно участвовать ответственные, взрослые и умные мужчины и женщины. Например, мы с вами, Отто.
Я ответил недоумевающим вопросительным взглядом. Непонятно почему, но сине-зелёная персидская бирюза колдовских глаз женщины, оттеняемая махаонами пушистых ресниц, вдруг заискрилась серебристыми снежинками смеха. Она встала, выпрямившись во весь рост, совершила какое-то мимолётное движение и через секунду передо мной стояла нагая богиня. Я же оцепенел душой телом, хотя какая-то часть моего сознания удовлетворённо отметила:
- “Красивые женщины во все времена умели быть чертовски убедительны!”
Глава 8.
“Рандеву с охотником за У-ботами”
Я, корветтен-капитан фон Шторм командир боевой и весьма результативной подлодки германских кригсмарине отправил на дно десятки кораблей противника и сотни человек из их экипажей. Что же, на войне, как на войне, и я был десятки раз на волосок от солёной, забортной смерти. Но ни в каком, самом причудливом, фантастическом сне или галлюцинации от кислородного голодания не могло мне приведется, что я буду не много не мало, как участником весьма странного и сомнительного прожекта по улучшению человеческой породы, причём столь активным участником. Впрочем, сеньорита Чаора (не синьора точно, поскольку по её словам замужем она не была и не собиралась, поскольку безоговорочно решила посвятить себя науке) не оставила мне выбора. Да и какой молодой здоровый мужчина смог бы устоять перед такой красотой? Как я могу передать то, что произошло между нами? Послевкусие от близости с ней было похоже на медленно ускользающий аромат драгоценного вина.
Я, помнится перед походом, накануне выхода в море на обновлённом, пахнущем свежей краской цвета нуар, “Чиндлере”, принялся, словно влюблённый гимназист, кропать чувственные графоманские вирши, в стиле Бодлера. Что-то вроде:
“ Мне снился сон и дивный и печальный,
Как будто был я соблазнён богиней,
Сошедшей с белоглавого Олимпа.
С кем из бессмертных жён я неге предавался,
За что такая честь мне бедному не знал я,
Как и не знал я имени богини.
Быть может Рея или Персефона.
Я плыл как чёлн по волнам сладострастья
Под звуки стонов чудной райской девы.
Туманны сны, бегущие с рассветом
И память их хранить не обещает.
Лишь помню губы, пахнущие мёдом
