Он подчеркивал, что основой порядка является право; свобода и право – столпы, на которых зиждется государственный порядок. Маклаков пишет: «Наконец, последняя черта этой речи. Те самые люди, которые были выбраны в Думу, по своему направлению почитались недавно врагами государства, изменниками. Состав Думы вызвал негодование правой печати: у нее не хватало для него бранных эпитетов. А Государь приветствовал „всех лице лучших людей“. Вероятно, он так не думал: он следовал конституционной фикции»[72].
К 27 апреля 1906 г. в первую Думу избрали 121 земледельца, 21 волостного старшину и волостного писаря, 10 ремесленников, 17 фабричных рабочих, 14 торговцев, 5 фабрикантов и управляющих имениями, 73 земских, городских и дворянских служащих, 16 священников, 14 чиновников, 39 адвокатов, 16 врачей, 7 инженеров, 16 профессоров и приват-доцентов, 3 преподавателей гимназий, 14 сельских учителей, 11 журналистов и 9 лиц неизвестных занятий[73].
111 членов Думы до или во время избрания занимали выборные должности по земскому или городскому самоуправлению (председателей и членов земских и городских управ, городских голов и старост, гласных). Можно отметить, что в Думу первого созыва был избран цвет земского либерального движения. Поэтому представляется верным замечание Василия Маклакова, что в первой Думе «большинство было серой, для законодательства не подготовленной массой. Зато в ней было блестящее, далеко поднимавшееся над средним уровнем меньшинство»[74].
Партия конституционных демократов (кадетов) занимала в Думе руководящее положение: из состава кадетской фракции были избраны председатель, оба заместителя председателя и секретарь, а также руководители 22 постоянных и временных думских комиссий (57 % их членов также были кадетами). «В таком составе Думы и ее руководящих органов с самого начала был потенциально заложен их конфликт с правительством, не имевшим необходимой опоры в лице правых депутатов, тогда как кадеты в общем и целом сумели повести за собой крестьян-трудовиков, значительную часть депутатов от национальных районов и беспартийных, и, фактически, установили в Думе своего рода политическую гегемонию», – отмечает С. В. Тютюкин[75].
3. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМА И ПРАВИТЕЛЬСТВО
В соответствии с Основным государственным законом 1906 г. во главе государства стоял император. Он наделялся «верховной самодержавной властью». Его особа объявлялась «священной и неприкосновенной». Императору принадлежала «власть управления во всем ее объеме». При этом император лично осуществлял «верховное управление», а «подчиненное управление» исполняли чиновники и административные органы от его имени и по его повелениям. Верховное управление трактовалось весьма широко. Император издавал, в соответствии с законами, указы «для устройства и приведения в действие различных частей государственного управления» и повеления, «необходимые для исполнения законов»[76]. На практике иногда издавались указы, прямо противоречащие законам.
Император назначал председателя Совета министров, главноуправляющих отдельными частями, других чиновников V класса по табели о рангах, в том числе председателя, вице-председателя и половину членов Государственного совета сроком на один год и увольнял чиновников.
Император имел право председательствовать на заседаниях Совета министров, но делал это редко. Он являлся «верховным руководителем внешних сношений… государства», объявлял войну и заключал мирные и иные договоры. Император являлся также «державным вождем российской армии и флота» и в качестве такового командовал ими, определял их устройство, издавал указы о дислокации войск, их обучении, переводе их на военное положение и о «всем вообще, относящемся до устройства вооруженных сил и обороны государства»[77].
Император определял время ежегодных сессий законодательных палат, что теоретически позволяло ему не созывать палаты 2–3 месяца, распускал Государственную думу и выборную часть Государственного совета. Все Государственные думы, прекратившие существование при монархии, были распущены императором, причем две – через несколько месяцев после начала работы. Лишь третья Дума просуществовала около 5 лет и была распущена из-за того, что в законе не был четко указан срок окончания ее полномочий.
При роспуске император тем же указом должен был назначить новые выборы и дату созыва Думы. При роспуске Госдумы первого созыва не был назначен срок выборов, что послужило формальным поводом Выборгского воззвания. При последующих роспусках срок выборов назначался.
Между роспуском первой Государственной думы и созывом второй прошло свыше 7 месяцев.
В Основном законе имелась знаменитая 87-я статья (первоначально 45-я), гласившая: «Во время прекращения занятий Государственной думы, если чрезвычайные обстоятельства вызовут необходимость в такой мере, которая требует обсуждения в порядке законодательном, Совет министров представляет о ней Государю императору непосредственно. Мера эта не может, однако, вносить изменений ни в Основной государственный закон, ни в учреждения Государственного совета и Государственной думы, ни в постановления о выборах в них. Действие такой меры прекращается, если подлежащим министрам или главноуправляющим отдельной частью не будет внесен в Государственную думу соответствующий принятой мере законопроект или его не примут Государственная дума или Государственный совет»[78].
Эта статья Основного закона вызвала значительные споры. Предлагалось допустить издание чрезвычайных указов лишь между сессиями (в то время как формулировка «во время прекращения занятий» позволяла использовать эту статью и во время кратковременных перерывов во время сессии), однако совещание статс-секретарей Государственной канцелярии сняло это положение. Член Государственного совета Таганцев предлагал снять эту статью. Но граф Витте заметил, что «поставить палку в углу необходимо»[79].
Предлагали предоставить императору право в чрезвычайных обстоятельствах издавать «указы в видах предотвращения грозящей государству опасности» без какой-либо регламентации этого права. Автор предложения, Дурново, разъяснял, что проектируемая им "статья имеет в виду опасность высшего порядка на тот случай, если придется сказать, что Дума и Госсовет не существуют. Несомненно, это будет государственный переворот, но его лучше «основать на законе»[80].
Его поддержал граф Витте, который утверждал, что «во всех государствах бывали такие моменты, когда становился необходимым coup d' Etat»[81].
Как показали дальнейшие события, императорскому правительству действительно пришлось для обеспечения нормального управления страной прибегнуть к государственному перевороту.
Эта статья в разное время использовалась по-разному. 60 указов и предложений по ней было издано в 1906–1907 гг., между роспуском первой и созывом второй Дум. Сразу же началось злоупотребление этой статьей. Правительство использовало предусмотренный ею порядок для реализации своей программы, не обращая внимания на чрезвычайность предпринимаемых мер. После созыва второй Думы большинство актов по 87-й статье было внесено в нее.
Нормального сотрудничества Государственной думы первого созыва с императорским правительством не сложилось. Основной причиной этого были неумеренные амбиции депутатов. «Идеалом и лидером Думы был не рабочий парламент, трудящийся над положительным законодательством, а Assemble nationale и имела исторической миссией совершить революцию, а не мирно преобразовать государство»[82].
Депутаты обладали психологией членов полновластного Учредительного собрания и отождествляли себя с деятелями Великой французской революции. Они не были склонны считаться с ограничением прав Думы по Основному закону. Напротив, они полагали, что «ни о каких уступках старому строю не может быть речи… Все народные требования должны быть удовлетворены безусловно и во всей полноте! Только при этом условии конституция может быть признана и принята народом»[83].
Многие депутаты пришли в Думу, чтобы спасать Родину, и были возмущены тем, что им говорят о каких-то пределах власти.
Такой подход был вызван тем, что «весь народ, само интеллигентное общество было воспитано на том же самодержавии и… усвоило его главные недостатки. У него тоже не было уважения к закону и праву, свою победу над старым порядком оно поняло так, что само же теперь выше закона, как раньше было самодержавие… оно думало теперь, что непосредственной воле „народа“ ничто не может противиться». А народ, по мнению видного деятеля трудовой группы первой Думы профессора Тимофея Локтя, полагал, что «воля Думы – воля народа, воля государства»[84].
