неандерталец, заглядываюсь. Не потому, что у меня давно не было женщины. Просто давно не было её. Розовые рюшки наверняка давно в прошлом.
Мы едем в полной тишине. Безумная девчонка выглядит почти нормальной, пока сидит с прикрытыми глазами и захлопнутым ртом. Я начинаю расслабляться, представляя завершение сегодняшнего дня. Надеюсь, успешное, то, где я ужинаю и ложусь спать, а чокнутая навсегда самоликвидируется из моей жизни.
— Возле магазина остановите, — прорезает она идеальную картинку требовательным тоном.
Водитель безропотно тормозит возле какого-то трактира и выключает зажигание. “Ангелочек” резко выпрыгивает из машины и, мелко перебирая ногами в убийственных туфлях, забегает в сомнительного вида магазин. Выходит через несколько минут с бутылкой вина.
— У тебя же дома есть еда? — спрашивает, снова опускаясь на сидение рядом.
— Да, но…
Откручивает крышку и присасывается к горлышку.
— Боже, ты еще и пьешь, — констатирую устало, не веря глазам.
Водитель снова трогается с места.
— Ага, сплошные пороки! — хмыкает. — Знаешь мои любимые? — подсаживается ближе и наклоняется к самому уху. — Сквернословие, самолюбование, злоупотребление алкоголем, блуд.
Выдыхает, оставляя горьковатый запах табака на моей коже и отклоняется, салютуя бутылкой. Делает очередные два глотка и передает бутылку мне.
— Да, у меня есть еда, — принимаю ее негласное предложение. И бутылку.
* * *
На голодный желудок алкоголь действует отвратно. Сознание ведет с первого глотка, здравый смысл притупляется, и на поверхность выходят инстинкты. Запустить пальцы в длинные светлые волосы, поймать ртом сигаретно-винный вкус. Легкие обжигает от глубокого вдоха, пах простреливает мгновенно вспыхнувшим желанием.
Она — как наркота — действует мгновенно и безжалостно, вызывая потребность закинуться снова, даже если ты в завязке уже долгих семь лет.
Я не понимаю даже в какой момент место кота на моих руках занимает податливое женское тело. Всё как на старой кинопленке — подстерто и рябит, отсвечивает лишь несколько ярких кадров: гибкое тело прижимается ближе, пухлые губы на моих губах. Вкусные. Мягкие.
Вся кровь от головы отливает вниз, заменяя любые мысли одной звенящей потребностью. Я кладу ладони на тонкую талию, пальцы пробивает ток от оголившейся гладкой кожи под строгой рубашкой. Зараза трётся о мои колени, позволяя провокационной юбке скользить все выше, разжигая огонь во мне сильнее. Захватывает нижнюю губу зубками и болезненно прикусывает, до вкуса металла на языке.
Я шиплю и хватаю ее за волосы, запрокидывая голову назад, чтоб взглянуть в бесстыжие глаза. Провоцирует меня. Ничего не забыла. Коварная улыбка на ее губах не оставляет в этом сомнений. Она снова тянется к бутылке на сидении рядом и делает несколько больших глотков, неаккуратно проливая немного себе на грудь. Кроваво-красные капли скользят по молочной коже и ныряют в вырез, я подаюсь вперёд и провожу языком по длинным винным дорожкам, собирая вкус алкоголя и этой несносной женщины. Умер бы здесь и воскреснул.
Маленькие пальчики больно сжимают волосы у меня на затылке и отстраняют от себя. Две затуманенных льдины смотрят на меня с разгорающейся жаждой. Она подносит бутылку вина к моему рту и вливает терпкий алкоголь внутрь. Пить с ее рук — отдельное сексуальное удовольствие. Нужно ещё. Больше.
— Приехали, господа хорошие, — вырывает из забытия голос водителя.
Стройное тело ловко соскальзывает с моих коленей и выбирается на улицу. В приоткрытой двери мне видно, как тесная юбка вновь облегает круглые бедра, как длинные пальцы расправляют ткань. Бумажник с трудом удается достать из кармана джинс, все внимание приковано к нетерпеливо постукивающей каблучками по асфальту девчонке.
— Сколько с меня? — отсчитываю наличку в кошельке.
— Оплата картой стоит, — равнодушно кидает водила.
— Тогда за ожидание, — протягиваю ему несколько сотен. — И за представление.
В два коротких движения выскальзываю за белокурой стервой, с ловкостью циркачки, провоцирующей меня на безумства. Хорошо, что сейчас темно, нет шанса разглядеть кто передо мной на самом деле и передумать. Хорошо, что во мне ничего кроме вина нет — тормоза напрочь снесло.
Чокнутая сгребает мою футболку на груди в свой маленький кулачок и тянет к двери парадной. В ее руке уже поблескивают ключи, стуча о темное стекло зажатой бутылки.
Машина сзади трогается с места и уезжает, погружая двор в привычную тишину.
Уличные фонари подсвечивают красивую восьмёрку, которой движутся бедра девушки впереди. Я не вижу ничего, кроме мелькающих в вызывающем разрезе сзади ног. Пищит дверь, сигнализируя о том, что путь открыт, но я, как одержимый дьяволом, прижимаю сумасшедшую девчонку к холодному металлу входной двери. Утыкаюсь носом в ее волосы, вдыхаю сладко-горький аромат, пальцами сдавливаю бедра до приглушенного крика.
Собираю тяжёлую ткань её юбки по правой ноге, ныряю ладонью к мягкой коже. Ее тяжёлое дыхание забивает к чертям все звуки вокруг, даже стук пульса в ушах. Теперь можно не сдерживаться. Это, несомненно, будет жёстко и громко.
Задираю юбку выше, прохожусь ладонью по округлой ягодице.
— Извращенец, — выдыхает вместе со стоном.
Нет. Но с ней всё извращается. Плохое становится хорошим, хорошее — плохим, безумное — нормальным. Как же я снова так влип?
Секундное просветление мгновенно стирается ее требовательными губами. Она зажимает мою шею рукой и разворачивает голову так, чтобы пробраться ко мне в рот и снова запудрить мозги. Ладно, я сдаюсь, ты победила, стерва.
Зажимаю ее подбородок пальцами и беру всё, что она даёт: горечь, дурман, помешательство. Всё до капли.
— Пошли, — выходит сипло.
Ключ снова открывает домофонную дверь, мы ныряем в полутемную парадную, ведомые инстинктом. Ко мне? Конечно, как же иначе.
Я ведусь, как собачонка на поводке в ее руках. Поднимаюсь по лестнице, принимаю бутылку из красивых рук, мысленно раскладываю ее на столе, делая очередной глоток. Быстро и грубо. Потом медленно. Звенит связка ключей, открывается дверь квартиры. Тянусь к выключателю, но холодные пальчики меня останавливают. Я сразу разгадываю ее игру: темнота — её сообщник. Если не видно, то после легко притвориться, что ничего и не было. Снова.
Да и
