– Спасибо, Николас, – прошептал маркиз.
За несколько часов Иоганн натаскал на стол много всякого скарба. Все было разложено по кучкам: книги к книгам, свитки к свиткам, амулеты к амулетам.
С краю была расчищена небольшая площадка, в центре которой покоился талисман – маленький флакончик на шнурке.
– Точно такой же всегда носит Марлен, – промолвил солдат.
– Ты уверен? – с тревогой спросил Всезнайгель.
– Да. Правда, у нее, кажется, на цепочке.
– Это плохо и хорошо одновременно, – загадочно проговорил колдун и зашептал что-то над талисманом.
Лавочкин пожал плечами, стал рассматривать другие предметы.
– Ты сказал, никогда не снимает?
– Никогда.
– Даже когда голая?
– Даже когда… Нет, ну а я откуда знаю?! – спохватился рядовой. – Что вы меня все проверяете?
Коля надеялся: уши не покраснели. Когда он врал, они обычно выдавали ложь. Уж он-то не раз любовался раздетой Марлен…
Всезнайгель снова вперился во флакончик:
– Эльфийская гадость! Из-за его магии я не мог найти дочь, барон. Кулон делает хозяина невидимым для волшебного поиска.
– Как синяя комната?
– В яблочко, юноша. Но это не единственное свойство талисмана. Дункельонкелю нельзя отказать в таланте. Более того, я чувствую, над кулоном потрудился не он один. Знакомый способ строить заклинания… Кто-то из ближайших соратников черного колдуна. Неважно.
– А что он еще может? – поинтересовался Лавочкин.
– Служить как переговорное устройство. Я скажу – кто-то с таким же талисманом услышит. Он ответит – услышу я. Воистину новинка в мире магии. И заклинание сплетено изящно.
– Как вы во всем этом разобрались?
– Хм, считай, у меня есть зрение, которого ты напрочь лишен.
«Да, умеет старший братец приласкать», – подумал солдат.
– Нам пора, – произнес Всезнайгель, сметая со стола в мешок несколько амулетов.
Кроме того, он кинул туда пару свитков и загрузил толстенный истрепавшийся томик. Последним туда угодил кулон-пузырек.
Коля вернулся к кровати за вещмешком. Шванценмайстер спал, свернувшись на постели калачиком. Его руки и ноги ритмично подергивались. Наверняка снилась некая собачья погоня.
– Не скоро теперь отвыкнешь, – пробормотал рядовой, топая к выходу.
Заря только занималась. Над холмом было сумеречно. Мороз стоял неслабый, ветер хлестал неистово. Солдат нахохлился, как воробей. Кожа мгновенно замерзла, а лицо занемело.
За ночь намело снега, и карета стояла в сугробе по самые оси. Нисколько не смущаясь, Иоганн пробрался к двери, распахнул ее и влез в «кабину». Лавочкин последовал за колдуном.
В воздух поднялись, как на вертолете, – без разгона, просто вверх. Двигались быстро: Всезнайгель явно знал, куда править. Менее чем через час прибыли на место.
Спуск в комнатку маленького народца был обложен камнем на манер колодца. Коля поразился, насколько в Труппенплаце чтят порядок. Даже неизвестного назначения дырку оформили аккуратненько.
Путники оставили карету возле «колодца». Первым спустился колдун. Он воспользовался магией и быстро слетел вниз. Лавочкин спускался старым проверенным способом – по металлическим скобам.
– Чего ты копаешься? – раздраженно спросил волшебник, когда солдат достиг песчаного дна.
Коля вспылил:
– Елки-ковырялки, Иоганн, вы добрый колдун или злой?
– Добрый, – ухмыльнулся тот. – Такой добрый, аж зло берет.
Пока рядовой препирался с Всезнайгелем-старшим, в королевствах протекали разные процессы и совершались всякие поступки.
Неуклонно росла народная любовь к барону Лавочкину. В Вальденрайхе о его возвращении в строй героев знала каждая собака. Бой с Дункельонкелем оброс самыми невероятными подробностями. Случись на самом деле то, что передавалось из уст в уста, – Вселенная бы лопнула! Спасителю Барабана Власти прочили титул Героя-из-Героев. «Теперь-то мы это Черное королевство в бараний рог согнем!» – уверяли друг друга простолюдины, воины, мелкие дворяне и даже кое-кто из высшего командного состава.
В Наменлосе к списку заслуг барона Николаса добавилось чудесное разоблачение «зеркального заговора». И хоть зеркала успели расколотить почти все, паника исчезла, боязни отражающих поверхностей почти не осталось. Надежда на Николаса Могучего была крепка. За его правым плечом стоял непобедимый Тилль Всезнайгель. Слева рвался в битву укрощенный бароном Повелитель Тьмы. А уж если сама Тьма делегировала представителя в помощь Николасу, то трепещи, Дункельонкель!
В общем, тайные проводники нужной информации потрудились на славу.
На славу барона Николаса Могучего.
А с запада, из Дробенланда, летела никем специально не подогреваемая весть о вундерваффе [22] генерала Пауля. Чем ярче деяние, тем сильнее приукрасят. Народ повысил прапорщика в звании, объявил автомат Калашникова чудесным оружием. Впрочем, и в нашем мире специалисты до сих пор считают этот автомат чудесным. Стало быть, тут люди не соврали.
Слава о Повелителе Тьмы, уложившем целую армию гомункулусов, охватывала все новые территории. На улицах Наменлоса уже пересказывали эпизоды сражения, смеясь над войском каких-то там двух не то баронов, не то герцогов и уважительно понижая голос, когда речь заходила о Пауле, пригоршнями посылавшем врагу быструю смерть.
На фоне последних новостей, разумеется, забыли о старых героях. Например, о Четырех всадниках.
Их звали Мор, Брань, Глад и Смерть.
Молва частенько приписывает преступнику благородные поступки. Тогда он остается в людской памяти великим борцом за справедливость, а отвратительные деяния вроде грабежей, убийств и насилия списываются, дабы не портить портрет рыцаря.
Четыре всадника были наемными убийцами. И при такой узкой специализации имели славу самых благородных преступников современности. Народу нравился тот факт, что Мор, Брань, Глад и Смерть расправлялись исключительно с негодяями. Да, за деньги, да, чаще всего по заказу других негодяев. Главное – результат.
Их никто не знал в лицо, кроме заказчиков и жертв. Но заказчики давали клятву молчания, а жертвы были слишком мертвы, чтобы откровенничать.
Нынче великолепная четверка как раз справилась с очередным заданием. Оно оказалось нетрудным. Ростовщик, обманывавший клиентов. Он дошел до того, что стал просто отбирать деньги и прогонять несостоявшихся клиентов. По неосторожности жадный делец объегорил родственника одного из дробенландских герцогов. А тот не поскупился на четыре килограмма золота.
Аристократы легко расстаются с деньгами, когда речь заходит об оскорблениях. Вызвать бы лжеца на дуэль – только не пристало дворянину пачкать меч о ростовщика.
Четыре всадника выполнили заказ, почти не напрягаясь. Охрана зарвавшегося процентщика была организована из рук вон плохо. Главное внимание уделялось воротам, а стены патрулировали сонные юнцы с кривыми пиками. Часа в три ночи, когда любой человек мечтает о подушке и одеяле, Брань навеяла на дозорных чары сна, Мор забрался по стене во двор, проник в спальню ростовщика и уколол его особой иглой.
Процентщик пополнил список счастливчиков, отдавших концы во сне.
Мор выскользнул из дома, перемахнул через стену, на том задание и закончилось. Ни погони, ни трудностей во дворе.
С одной стороны, убийцы были рады легкому делу. С другой – всем было понятно: им просто подфартило. Глад и Смерть почти поправились, но их не покидала слабость.
– Если наметится серьезная миссия, нам придется туго, – хмуро проговорил Мор, обводя товарищей тяжелым взглядом.
Они сидели за столом в поселковой таверне. Эль здесь подавали отвратительный. Впрочем, иного ждать от поселка Швайнфест [23] не приходилось.
– Убогое место, – невпопад сказал Глад.
Его тяготила беспомощность, он чувствовал себя чуть ли не дезертиром. Накопленное раздражение Глад благоразумно сбрасывал не на друзей.
– Не лучше и не хуже других. – Смерть пожала плечами. – Завтра мы все равно отсюда уберемся.
– Похоже, нам предстоит встреча со связным, – пробурчал Мор, кидая на стол камешек.
Небольшой полудрагоценный камешек светился алым. Это был сигнал, который Четыре всадника получали от своих хозяев – людей Дункельонкеля. Алый цвет означал, что посыльный близко.
– Неужели им так нужно золото? – задалась вопросом Брань. – Раньше гонец прилетал не так часто.
– Думаю, у Дункельонкеля есть какое-то дело, – вымолвила Смерть.
У нее иногда проявлялся талант прорицательницы. Она редко делилась увиденным, поэтому друзья напряженно прислушались.
– Я чувствую некое устремление темного колдуна, – продолжила Смерть, – но неясно, чего он хочет.
