– Я не вызывался, – отрицательно покачал головой Коробейник.
Оба замолчали. Отец Василий не мог «предъявить» Саньке ничего, в конце концов, жизнь и не такие фортеля выкидывает. И все равно ему было очень и очень обидно.
– Я тебя когда увидел, даже не поверил, что такое может быть, – жестко сказал он.
– А ты и не верь, – парировал Коробейник. – Я бы тоже никогда не поверил, что Мишаня Шатун будет в рясе ходить.
– Это другое, – возразил отец Василий.
– И это – другое, – со значением и даже каким-то вызовом в голосе сказал Коробейник.
В коридоре послышался какой-то шум, и Коробейник встревожился, стремительно вскочил и подбежал к двери.
– Тише, – предупредительно показал он священнику рукой. – Подожди, Мишаня, помолчи.
За дверями стихло, и Коробейник вернулся на лавочку.
– Братва говорила, шухер будет. Ты бы шел отсюда, Шатун, я так понимаю, тебе сейчас человеков мочить никак нельзя?
– И что? – сглотнул священник.
– А то! – жестко ответил Коробейник. – Шуруй отсюда, пока не поздно. И «хозяина» с собой прихвати, не хрен вам здесь делать.
Отец Василий ошарашенно смотрел на Коробейника. Это был прежний Санька – сильный, умный и волевой боец. В коридоре снова раздался невнятный гул, а через некоторое время – одиночный выстрел. И снова все стихло.
– Ах, блин! – подскочил Санька и снова метнулся к двери. – Кажется, нам хана! – ожесточенно произнес он.
Отец Василий стремительно поднялся и подбежал к двери. Открыл и выглянул наружу. Конвойного в коридоре не было! А вдалеке, в самом конце длинного коридора, ворочалась и кипела страстями бесформенная черная масса.
– Назад! – оттащил его за рясу Санька. Он был все так же невероятно силен.
– Подожди! Надо к выходу! – без особой уверенности возразил отец Василий.
– Поздно! – выдохнул Коробейник. – Теперь в любую сторону поздно.
И в его голосе послышалось такое отчаяние, что отец Василий почувствовал, как у него на загривке по-звериному поднялись дыбом волоски.
– Что там происходит? – спросил он.
– Я же сказал, шухер! – как отрезал Санька и заметался по комнате, оглядывая углы.
– Что ты ищешь?
– Отстань, Мишаня! Лучше молись, если можешь! – снова отрезал Коробейник, пытаясь оторвать доску от стола. Получалось плохо. Доска скрипела, стонала, но на своем месте держалась крепко.
– Давай, я помогу, – предложил священник, еще не понимая, чего Санька хочет.
– А-а! Не надо! – махнул рукой тот. – Это бесполезно. Ручки-то изнутри все равно нет.
И тогда до отца Василия дошло. Санька хотел заблокировать дверь изнутри, но не подумал, что вряд ли во всем изоляторе найдется хоть одна комната, которую можно закрыть с внутренней стороны. Здесь не было ни ручек, ни запоров. Священник огляделся по сторонам, хмыкнул и подошел к сварочному аппарату.
– А если этим? – спросил он. – Ты абсолютно уверен, что нормально уйти уже невозможно?
Но вместо ответа в коридоре закричали так отчаянно, так страшно, словно из человека заживо тянули жилы. Санька метнулся к агрегату, опустил рубильник вниз, прислушался и схватил кабель.
– Давай электрод! – крикнул он.
– Здесь нет электродов, – покачал головой священник. – Тохтаров приказал все вынести, – он уже понял, что Коробейник задумал заварить железную дверь изнутри.
– Ладно, хрен с ним, – сплюнул Санька. – Я и так прихвачу, прямо держаком! Добавь там оборотов!
Отец Василий кинулся к аппарату и отчаянно закрутил рукоятью, добавляя тока. Санькина идея была абсолютно верной. И если он прав и за дверями начался бунт, самым лучшим было бы замуроваться здесь глухой стеной в три-четыре кирпича. Но можно и просто прихватить дверь сваркой.
В коридоре раздались несколько выстрелов, один за другим, крик, еще выстрел, но Коробейник уже протянул кабели к самой двери и даже подвел массу, прижав ее к металлической поверхности ботинком. Но свежеокрашенная кузбасслаком дверь тока не проводила.
– Суки! – заорал кто-то в коридоре. – Мочи их! – и сразу же раздался топот ботинок. Дверь распахнулась, и в комнату влетел… Тохтаров. Майор зажимал правой рукой рану в боку, а пальцы его и китель были в крови. Начальник СИЗО захлопнул дверь и кинулся к столу. Похоже было, что пистолета у него не было, а сам он уже и забыл, что несколько часов назад лично распорядился вынести отсюда все железное, и защищаться ему теперь просто нечем.
Коробейник проводил его взглядом и тут же возобновил свои попытки приладить массу. Затрещали искры, и буквально за пару секунд до того момента, как дверь задергали снаружи, он уже положил первый шов.
– Открой, гнида! – страшно заорали снаружи. – Открывай, я сказал!
– Хрен тебе, а не мороженое! – внятно произнес Коробейник и прихватил железную дверь к такому же металлическому косяку и в средней части.
– Что происходит?! – кинулся к Тохтарову вышедший из ступора священник.
– Бунт, – тихо произнес майор, стягивая китель. Ему было очень больно.
– Давайте я подсоблю, – предложил отец Василий, принял китель и помог расстегнуть зеленую офицерскую рубашку. – Что здесь у вас?
– Пустяки, жить буду, – через силу улыбнулся Тохтаров и посмотрел в сторону двери. – С кем это вы?
Отец Василий судорожно принялся вспоминать новую фамилию Коробейника, но в голову ничего не приходило – фамилия начисто вылетела из головы. Санька был и оставался для него просто Санькой Коробейником, самым надежным боевым товарищем на свете.
– Задержанный Чукалин, – представился майору Коробейник. – Что тут у вас? Помочь?
– Пустяки, – уже спокойнее улыбнулся Тохтаров. – Кишки целы и ладно.
– У вас ребро сломано, – покачал головой священник.
– В живых бы до утра остаться, – покачал головой Тохтаров. – Они всех моих конвойных порезали. Один только Пшенкин живой и остался, закрылся у себя в комнате, даже меня не впустил, гнида!
Отец Василий припомнил свое короткое общение со старшим лейтенантом, еще тогда, и кивнул. Точно, помещение, в котором Пшенкин его допрашивал, изнутри закрывалось.
Топот в коридоре усилился, и вскоре загрохотали железные запоры, и там, за дверью, снова начали кричать:
– Мочи их! А-а, сука! Сюда его тащи!!! Держи, тварь!
– Ты ведь знаешь, что там происходит? – спросил отец Василий Саньку.
Коробейник отрицательно покачал головой.
– Я только знаю, что они что-то готовили, – сказал он, косясь в сторону Тохтарова. – Кто-то с кем-то что-то не поделил.
– Похоже, я знаю, – застонав, сел поудобнее майор. – Там ковалевские прихвостни с остальными схватились.
– И что теперь? – развернулся к нему отец Василий. Он уже все понял. Ковалев чужими руками «балласт» убирает – тех, кто под него не пошел. По крайней мере более разумного объяснения у него не было. Но что из этого последует, священник просчитать не мог.
– Не знаю, – покачал головой Тохтаров. – Но если Ковалева не снимут, я даже не представляю, что будет.
* * *
Они просидели так часа полтора. Некоторое время в коридоре еще кричали – истошно, внадрыв, но потом крики стихли, и по коридору начали беспрерывно бегать, явно таская волоком что-то тяжелое.
– Трупы выносят, – прокомментировал Санька.
Тохтаров молчал. Служебное положение не позволяло ему распространяться на этот счет с арестантом, но, глядя майору в лицо, отец Василий видел – так плохо Марату Ибрагимовичу никогда не было, и совсем не из-за физической боли.
Затем снова поднялся стук, и Санька побледнел.
– В нашу камеру ломятся, – сглотнул он. – Ну, там, где я сидеть сейчас должен.
– Они что, не все камеры открыли? – удивился отец Василий.
– Не все, – кивнул Тохтаров и хлопнул себя по карману брюк. В кармане громыхнуло. – Я от четырех камер ключи перехватил.
– Значит, человек тридцать наших еще живы, – дрогнувшим голосом сказал Санька. Отец Василий поморщился, ему было больно услышать это «наши» от Коробейника.
Затем снова стихло, и снова по коридору затопали, и снова стихло. Несколько раз ломились и в столовую, но открыть наглухо заваренную дверь снаружи было невозможно. А потом они услышали звуки подъехавших машин.
– Внимание! – громыхнуло, как в трубе. – Граждане задержанные! Всем выходить с поднятыми руками! Здание оцеплено! Сопротивление бесполезно!
– Поздновато ты подъехал, дорогой Павел Александрович, – поморщился Тохтаров. – Поздновато.
– Не понял, – подошел к окну отец Василий. – Они что, их на испуг решили взять? Ни освещения, ни оцепления, одни громкоговорители, что ли?
Тохтаров сполз с лавки, прохромал к зарешеченному окну и встал рядом со священником.
– А ведь и правда, – задумчиво произнес он. – Никак Ковалев решил своими силами управиться? Во-о дура-ак!
– Он не такой дурак, как вы думаете, Марат Ибрагимович, – отозвался из своего угла даже не встававший Санька. – Если он поддержку из области вызовет, все всплывет. А так, что бы ни произошло, никто ничего не узнает. Как в тайге.