— Прошу прощения, я тороплюсь. Прошу прощения.
Люди провожали ее сочувственными взглядами. Кейт раздраженно подумала, что выглядит самой настоящей дурехой, испугавшейся высоты. Впрочем, какая разница! Два лестничных пролета, и через несколько минут она окажется на земле. Перепрыгивая через ступеньки, Кейт устремилась вниз.
В голове вихрем проносились мысли. Что дальше? Как она определит, что детский голос звал именно ее?
Спрыгнув с лестницы, Кейт бросилась в самую гущу праздной толпы.
— Франческа!
Она отстраненно отметила, что ее голос приобрел вдруг пронзительные интонации обитательниц Апеннин. Кейт лихорадочно вертела головой, пытаясь разглядеть маленькую итальянку. Но кроме французов, бросавших на нее любопытные взгляды, и толстой американки, сочувственно спросившей: "Дорогуша, вы кого-нибудь потеряли?" — она никого не увидела. Обращенный к ней призыв оказался иллюзией.
А если… а если все же это не галлюцинация, то… то, значит, Франческу поспешили увести подальше от башни.
Теперь Париж казался Кейт одновременно и прекрасным и враждебным, впервые за все время путешествия ей пришлось бороться с подступающими слезами. Кейт никак не покидало ощущение, что она видит странный, чарующий, прекрасный и вместе с тем коварный сон. И все, что ее окружает, — темная, спокойная Сена, несущая свои воды меж высоких каменных набережных; склонившиеся над водой деревья; гладиолусы в палатках уличных торговцев; праздно слоняющиеся туристы; священники в черных сутанах; военные, щеголяющие выправкой; худые современные девицы с длинными волосами и загадочными глазами — все это лишь сон, пьянящий и тревожный. Что ж, пора возвращаться в отель, к потертым красным коврам и сияющим бронзовым люстрам. Возможно, там изнывает от скуки Люсиан и кошмар этот наконец рассеется.
Но в отеле Кейт ждал вовсе не Люсиан. В фойе стоял человек ничем не примечательной наружности. Он вопросительно глянул на портье, тот кивнул, и незнакомец подошел к Кейт.
— Мисс Темпест?
— Да, — удивленно ответила Кейт. Что этому человеку нужно от нее? Несомненно, англичанин. Даже если не обращать внимания на выговор, все в незнакомце: от твидовой куртки до аккуратно подстриженных усов, выдавало уроженца туманного Альбиона. Довольно моложавый. Но Кейт не решилась бы определить его возраст.
— Меня зовут Джонни Ламберт, — представился человек без возраста. — Я приехал в Париж сегодня днем, и миссис Дикс попросила меня, чтобы я вас разыскал. Она кое-что сообщила по поводу волнующего вас вопроса.
— Я не вполне понимаю…
— Разумеется. — Он дружески взял ее за руку.
Нельзя сказать, чтобы у него был особенно сердечный голос, но выглядел Джонни Ламберт вполне дружелюбно и к тому же со всей очевидностью не являлся частью ее кошмара. А это сейчас самое важное.
— Пойдемте выпьем чего-нибудь, и я вам все объясню.
Он отвел Кейт в бар, усадил, спросил, что ей заказать, и, не дождавшись ответа, предложил:
— Мы ведь в Париже, так что давайте выпьем что-нибудь истинно французское. Как вы смотрите на шамбери?
Этот человек явно привык распоряжаться. Но властность он умело скрывал под любезностью. А чтобы избавиться от наваждения, Кейт сейчас и требовался именно такой человек.
— Кажется, я начинаю понимать, — сказала она, когда Джонни вернулся с бокалами. — Вы тоже работаете на миссис Дикс.
— Совершенно верно. Последнее время я был учителем у арабских принцев. И честное слово, чертовски рад, что наконец-то избавился от них и возвращаюсь в Лондон!
— Вы были в Аравии? — с любопытством спросила Кейт, подумав, что подобное занятие отлично подходит для такого человека. Опытный педагог, энергичный и к тому же отлично умеет держать дистанцию.
— Нет, в Бейруте. Все бы ничего, но мне там до смерти надоело. В Париж я приехал сегодня днем и сразу же позвонил миссис Дикс, она и сообщила мне о ваших проблемах. В Лондон мы летим завтра утром одним и тем же рейсом, и миссис Дикс пришло в голову, что я смогу как-то подбодрить вас. Она сказала, что вы чем-то очень встревожены. Так что же с вами стряслось? Как я понял, пропал ребенок или что-то в этом роде?
— Все это похоже на трюк фокусника, — грустно ответила Кейт. — Не знаю, смогла бы я предотвратить случившееся, даже если бы ни на шаг не отходила от Франчески. Если бы отец девочки стал настаивать на возвращении дочери в Рим, то разве смогла бы я возразить ему?
— Вы совершенно правы. Эти семейные дрязги всегда сущий кошмар. Но это нечестно по отношению к вам. Отец девочки случайно не оперный певец? Похоже, у него страсть к мелодраматическим сюжетам. И что же, ваша подопечная исчезла совершенно бесследно?
— У меня осталась кукла Франчески, и это меня сильно беспокоит. Девочка очень привязана к ней. Я все время ношу куклу с собой в сумочке.
— Кукла? Так это же улика. Все это очень неприятно. Бедняжка. Но миссис Дикс уверяет, что вам не стоит расстраиваться и корить себя.
— Да, конечно, я стараюсь, но у меня не получается взглянуть на происшедшее глазами миссис Дикс. Какой удар для бедной Франчески! Она так хотела подняться на Эйфелеву башню. Сегодня я была там, и мне внезапно показалось, что я слышу, как девочка зовет меня. Я отчетливо слышала детский голос, звавший: "Кейт! Кейт!". Наверное, я слишком устала, и мне все померещилось. Это не могла быть Франческа, и тем не менее я никак не могу избавиться от уверенности, что кричала именно она.
— М-да, нелегко вам пришлось, — сочувственно проговорил Джонни Ламберт. — Хотите еще выпить?
— Нет, спасибо.
— Тогда давайте поужинаем вместе. Я понимаю, что вы меня совсем не знаете, но мы ведь оба работаем на одну фирму, одновременно оказались в Париже, и нам обоим осточертели дети. Три веских основания. Что вы на это скажете?
— Я не против, но мне надо дождаться звонка.
— Когда вам должны позвонить?
— В любой момент.
— Давайте решим так: если он не позвонит до восьми часов, то вы ужинаете со мной? Согласны?
— Он?
Голубые глаза Джонни Ламберта насмешливо блеснули.
— Кейт, вы слишком привлекательны, чтобы дожидаться в парижском отеле звонка от подруги или престарелого родственника. В нашем распоряжении только этот вечер, и я хочу показать вам одно примечательное местечко на Левом берегу. Вернемся в отель где-нибудь к полуночи. Договорились?
Сердечность, сквозившая в его голосе, была несколько преувеличенной, но грань, что отделяет любезность от фамильярности, Ламберт не переходил. К тому же по крайней мере в одном Кейт была с ним полностью согласна: провести этот вечер в одиночестве было бы просто невыносимо. Но как быть со звонком Люсиана? Впрочем, ответ на этот вопрос напрашивался сам собой: если Люсиан не позвонит до восьми часов, значит, он очень занят и не слишком жаждет встречи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
