Здесь мы и обосновались. Мы, это временная комиссия при штабе Запфронта. Есть люди из штаба фронта, приехал уполномоченный майор, присланный Васильевым. Его самого не стал дёргать, пусть спокойно работает. Присутствует полковник Каршин, начальник боевой подготовки фронта, вместе со своим подчинённым, начальником Центра-2 майором Ильзитиновым.
За главных экспертов у нас главдиверсанты: л-т Нефёдов и майор, — да, уже майор, растут люди, — Фурсов. Кроме командования своими ротами возложил на них обязанности инструкторов. Нефёдов — временно, Фурсов постоянно. Он на СевЗапфронте всех дрючит. Второй батальон у него на обучении, первый уже в работе. Пожалуй, пора ставить его заместителем разведки фронта и начальником войсковой разведки и диверсантов фронта. Сам с низов, специфику на своей шкуре испытал, возможности хорошо представляет. Глупых и невыполнимых задач ставить не будет. Поглядим, как дальше сложится. Лишь бы не погиб раньше срока.
— Ничего хорошего, — бурчу на замечание Нефёдова. — Вот эта часть на газовую трубку всё время будет сползать, морщиться и перекрывать мушку.
Та часть сделана в виде накидки, и с двух сторон, — перед мушкой и в начале газовой трубки, — снабжена парой завязок.
— Сделать снизу в виде шнуровки, — показывает Нефёдов, чувствуя поддержку Фурсова.
С того места и до самого приклада винтовка белым чехлом сверху не закрывается. Там прицельная линия, ствольная коробка, всё это остаётся открытым. Разумеется, магазин тоже.
— Нет, — не соглашаюсь и объясняю, почему. Ибо всякому лейтенанту, носящему в ранце маршальский жезл, полезно понимать генеральские манёвры.
— Здесь завязки, тут шнуровка, там разрезы… изделие по сложности изготовления приближается к цельному маскхалату. И чего ради? — сам понимаю, что маху дал, но не поздно включить заднюю. Для того и комиссия.
— Рядовые бойцы сами осилят оклеивание винтовок бумагой. Любой бумагой, хоть берестой. Сварят в роте или взводе клейстер из муки и оклеят. А по весне, как снег сойдёт, смоют.
— И всё остальное оклеят. Танки, пушки, пулемёты.
— Так точно, товарищ генерал, — бодро соглашается Каршин.
— Ты тут во фрунт не тянись, Николай Фёдорович, — осаживаю «соглашателя». — Мы сейчас в положении гражданских спецов. Думай, как лучше сделать, а не начальнику потрафить.
Ненадолго смутившись, полковник выходит из положения.
— Так я и говорю, товарищ генерал. Форму ведь красноармейцы оклеить не смогут, — и добавляет дельное, — самолёты тоже не оклеишь.
— А сколько в пробной партии чехлов, товарищ генерал? — снова включается Нефёдов. Смотрю вопросительно на засланного Васильевым майора.
— Двадцать штук, — немедленно докладывает майор.
Понравился Нефёдову маскхалат для винтовки. И Фурсов смотрит с интересом и лёгкой досадой на Нефёдова — опередил! Ладно, чего только для любимых диверсантов не сделаешь.
— Тогда так. Товарищ майор, передай Васильеву, чтобы изготовил чехлы для СВТ в количестве по числу личного состава разведывательно-диверсионных рот. По нашему фронту, — ловлю просящий взгляд Фурсова и добавляю:
— И вполовину меньше для СевЗапфронта. Вы всё равно к концу зимы на полный состав не выйдете.
Потом, где-то через полмесяца Фурсов дозвонился до меня по ВЧ. После доклада о состоянии дел рассказал один случая, давясь от смеха. Тоже поржал…
Начало декабря, одно из подразделений СевЗапфронта.
— Это чо за херня⁈ — выпучивает глаза майор Осташко, осматривая оружие вверенного ему батальона.
Невозмутимо глядя на начальство честными глазами, стоит весь батальон. Рядовые, взводные, ротные. Ох, уж эти молодые ротные! Взрослые ж люди, а всё что-то в заднем месте играет.
— Как это понимать⁈ — майор аж глаза прикрывает, уж больно в них рябит от беленьких загогулистых полосок на винтовке. Чисто зебра. Или тигр, если такие бывают. А вот у этого в горошек, как у весёленького женского платья. О, мать-перемать! А у этого грибы какие-то…
В полном бессилии и в затруднениях подобрать цензурные слова майор тычет пальцем в особенно весёленькие ромашки у одного из… вот, бля, ещё и сержанта. Командир же, хоть и младший!
— Товарищ майор, — выступает вперёд ротный-1, — всё по приложенной инструкции. Сказано закрыть не менее сорока процентов тела оружия белыми пятнами, можно газетной бумагой, неправильной геометрической формы. Лично я одного красноармейца заставил переделать шахматный рисунок…
— Вы точно издеваетесь… — стонет майор и щёлкает пальцами. — Инструкцию мне, бегом!
Инструкцию подают. Бегом. Не веря глазам своим, читает майор текст. Ротный процитировал с дословной точностью.
— … — майор выражает то ли несогласие, то ли оторопь. Полностью нецензурная фраза передаёт только степень экспрессии, но не её направление.
Через полчаса ему удаётся соединиться со штабом фронта. Благо, часть недалеко стоит. Осташко излагает майору Фурсову проблему.
— Как вы говорите? Полоски, грибочки, горошек? Что-что? Пулемётчик на щите максима двух зайчиков нарисовал? Ничего себе… — Фурсов засыпает майора уточняющими вопросами. — Хорошо нарисовал? Нет, я не смеюсь, товарищ майор! И прошу вас отвечать по существу! Значит, хорошо нарисовал зайчиков… так радуйтесь, товарищ майор! У вас в батальоне выявлен художник. Его и тех, чьи раскраски вам больше всего понравились, в редакцию «Боевого листка». Пусть не просто так рисуют, а поднимают настроение всего батальона. Про того, кто ромашками винтовку украсил, не забудьте. Думаю, не помешает объявить им благодарность. Пока устную, да.
По мере изложения своего видения ситуации Фурсовым майор Осташко светлеет лицом. Как же он забыл важный закон об интимных отношениях инициативы и инициативника?
— И ещё одно, — немного подумав, добавляет Фурсов. — Того, кто нарисовал горошек, заставьте приделать к каждому кружочку хвостик. Так как круг это правильная геометрическая фигура. А так, пусть будут головастики. Что, таких несколько? Вот и помогут друг другу. В наряде по кухне за неточное исполнение инструкции.
Наряды по кухне⁈ Осташко окончательно расцветает и в мыслях своих превозносит зама по боевой подготовке фронта до небес.
А упомянутый зам едва успевает положить трубку, прежде чем полностью отдаться приступу хохота.
Затем Фурсов передаёт эстафету веселья мне. Я — своему штабу, а потом и по всему фронту неожиданно распространяется мода не просто так пятнать белым оружие и технику, а с подвывертом.
Но это будет позже, а пока гляжу, как Фурсов с Нефёдовым показывают на примере партии командиров разного уровня СевЗапфронта, чему их научили. После того, как отпустил отсюда всех непричастных.
Здесь не поле, поэтому передвижение перебежками демонстрируют по двое. К обеду прогнали весь сводный взвод по несколько раз.
— Ну, что вам сказать… — оглядываю строй командиров самых разных званий до майора включительно и перехожу на немецкий, — на четыре с минусом. Или на три с плюсом. Общая оценка. Ты, ты и ты, — бесцеремонно тычу пальцем, — близко к пятёрке. Можете обучать личный состав, только держите в голове идеал, который вам показали товарищи лейтенант и майор.
Вглядываюсь в лица и глаза. Понимает меньшинство. Смотрю с презрительным осуждением и перевожу на русский. Затем отпускаю всех обедать. Ну, и сам иду. В ту же столовую. Это тоже неявная инспекция. Но перед этим:
— А вы, товарищи, — обращаюсь к Нефёдову и Фурсову, — помните, что у вас есть право подавать мне докладные на командиров любого уровня в случае даже не саботажа боевой подготовки, а недостаточно рьяного её проведения. А я уж приму меры. Вплоть до трибунала. И плотнее организуйте изучение немецкого языка.
Это я больше для присутствующей публики сказал. Изучение немецкой техники тоже необходимо, но знаю, оно уже идёт. Есть у них трофейные танки и прочее.
31 октября, пятница, время 13:50
Барановичи, ремонтно-монтажный цех-депо.
