И вот пришел Диоклетиан. С него начинается форма правления, именуемая доминатом.
Реформы Диоклетиана, а позднее — Константина, имели своей задачей укрепление общественного и государственного строя с целью усиления центральной государственной власти для защиты от поднимавшихся революционных масс.
Одна из реформ Диоклетиана состояла в том, что он увеличил количество провинций с 50 до 100, чтобы наместники этих, теперь сравнительно небольших, областей не обладали достаточными силами для организации мятежа или узурпации власти. Рим превратился в монархическое государство с абсолютной централизованной властью императора. Императорам стали оказывать божественные почести, перед их статуями даже совершались богослужения, к ним обращались dominus et deus, что значит «господин и бог». Сравните это со званием Цезаря — «Первый среди равных».
В 301-м году выходит эдикт Диоклетиана о максимальных ценах. Так правительство пыталось бороться с инфляцией, которая вышла из-под контроля после запуска в обращение слишком большой денежной массы. Оно просто зафиксировало максимальные цены примерно 1000 продуктов питания и расценки на работу ремесленников и представителей других профессий, под страхом смертной казни для тех, кто будет торговать по более высоким ценам. Результатом стал дефицит. Производители либо свернули производство, либо торговали незаконно, расцвел бартер.
Указ также устанавливал ограничения на заработную плату, и люди с фиксированной зарплатой обнаружили, что их деньги становились всё более бесполезными «фантиками».
Диоклетиан был, видимо, первым руководителем государства, который начал обвинять в инфляции торговцев. Он первый подменил причину следствием, назвав жадность торговцев основной причиной повышения цен. О жадности государства и уничтожении золотого и серебряного содержания римских монет он в эдикте сказать забыл.
Чтобы содержать огромное войско — около полумиллиона человек, то есть намного больше, чем в прежнем веке — Диоклетиану пришлось повысить все налоги с гражданского населения, подняв выплаты в деньгах и натурой до максимального предела, который мог вынести римский мир.
Налоговое бремя стало непосильным и продолжало расти, все свободы исчезли. В определенный момент наступил такой период, когда римские граждане начали смотреть на собственное государство как на врага, а на варварские армии, стоящие на границах империи как на освободителей. Такую цену заплатили люди за закручивание гаек, позволившее империи устоять на ногах в третьем веке.
Росла регионализация, пришли в упадок города, рухнула экономика, она стала командной и натуральной с низким КПД, налоговая база таяла. Натиск варваров рос. Денег на армию не хватало, служить никто не хотел. Варваров пропускали селиться все дальше в империю, и они должны были защищать границы. Наступил момент, когда баланс сил в империи окончательно сместился в пользу варваров. Западная Римская империя пала под давлением Великого переселения народов.
По материалам поста Александра Довнича
Если мы пойдем дальше, то можем остановить свой взгляд на феодальных государствах средневековья. Система вассалитета просто не позволяла существовать большим централизованным структурам до тех пор, пока не было изобретено книгопечатание, которое позволило консолидировать более крупные общественные образования. Этот период мы сейчас называем эпохой феодальной раздробленности. Крупнейшая империя того времени — Древний Китай — могла существовать лишь благодаря книгам и дорогам. С изобретением полиграфии настало время расцвета крупных европейских империй, которые, теперь уже намного быстрее, чем в древние времена, достигали своего расцвета, а затем упадка под тяжестью расходов на обеспечение иерархии и внешних возмущений.
Централизованный Китай проиграл менее централизованной Европе соревнование за Новый Свет, и инки с ацтеками так и не увидели китайцев, перед тем как пасть под натиском менее цивилизованных, чем китайцы, но менее централизованных европейцев[8]. Однако именно более развитые, по сравнению с индейскими, информационные и инфраструктурные технологии европейцев позволили им одержать эту победу.
Расходы на содержание пирамиды растут нелинейно. Империи достигают своего предела и рушатся, разрываясь от внутренних противоречий, под гнетом издержек на обеспечение аппарата, от внешних угроз, вносящих разрушающее возмущение в отлаженную бюрократическую жизнь больших империй, от хаоса, вызванного сильной взаимосвязанностью частей империи с центром и друг с другом. При этом, чем совершеннее средства коммуникации и транспорта, тем быстрее идет этот процесс. Египту понадобились тысячелетия. Рим справился с собой чуть больше, чем за тысячу лет. Европейские империи просуществовали всего одно-два столетия. Причины распада империй можно анализировать до бесконечности, но все империи распались точно не потому, что были эффективны.
Своего пика этот процесс достиг в первой половине ХХ века. В Европе, вместе с новым скачком информационных и транспортных технологий — изобретением радио, моторного и авиатранспорта, возникли две исполинские иерархии — СССР и Третий Рейх. Ничем не ограниченная власть диктаторов была более сильной и всеобъемлющей, чем мог представить себе любой император прошлого. Ведь раньше, в отсутствие телефона, радио и телеграфа наместник или губернатор любой провинции был почти независимым царьком. В отсутствие пропаганды империи постоянно сотрясались отрезвляющими восстаниями. Фактическая невозможность контролировать всё и манипулировать всеми надёжно гарантировала достаточную степень децентрализации, которая обеспечивала долгую, стабильную, независимую от флуктуаций воли правителя, жизнь империи.
Империи XX века стали просто взрывом в историческом масштабе. Теперь не сдерживаемая технологическими ограничениями коммуникация и скоростной транспорт позволяли иерархии развиваться вплоть до планетарных масштабов, если бы не все те же внешние воздействия и внутренние противоречия. Германия проиграла войну. Советский Союз не справился с гонкой вооружений и научно-техническим прогрессом, который уже не вписывался в рамки пятилетних планов. Ни один бизнесмен в двадцать первом веке не планирует всерьез больше, чем на год, а трех-пятилетние планы выстраивает как часть стратегии, а не как обязательные для выполнения документы, осознавая возросшую турбулентность современного мира[72].
Ничем не сдерживаемое усиление вертикали власти в двадцатом веке оказалось подобным неизвестной организму инфекции. Фашистская Германия сгорела за какие-то двенадцать лет. Советский Союз кое-как дотянул до семидесяти, оставив после себя гораздо более глубокую и системную разруху. Будь в древнем Риме телефон и газеты, может быть история Римской Империи была бы гораздо короче.
Жёсткая иерархическая структура обладает гигантской инерцией. И технологии, способствующие централизации, лишь ускоряют её движение в раз и навсегда зафиксированном направлении. Иногда это направление оказывается правильным, и иерархия показывает впечатляющие успехи. Так, Советский Союз, взяв жёсткий курс на форсированную индустриализацию, между двумя мировыми войнами успешно перепрыгнул из аграрного общества в индустриальное (попутно заморив голодом и сгноив в лагерях миллионы людей). Но к концу XX века, когда все промышленно развитые страны уже строили информационную, сервисную экономику, заводской рабочий с советского плаката всё так же уверенно смотрел в светлое будущее, а чиновники радостно рапортовали о выплавке чугуна на душу населения. Децентрализованное общество вряд ли смогло бы за двадцать лет превратить преимущественно аграрную страну в индустриальное государство. Но и катиться к пропасти на всех парах под пропагандистским наркозом оно тоже не стало бы.
Тут будет уместно сравнение всё с теми же муравьями. Когда они тащат вкусного жука в муравейник, они делают это довольно хаотично и неорганизованно, часто мешая друг другу[75]. Тем не менее, любой жук, которого нашли «разведчики», рано или поздно оказывается внутри муравейника. Может быть, они бы дотащили его быстрее, если бы среди них был один авторитетный начальник, который указывал бы путь и вёл за собой. Но если этот начальник заблудится, то муравьи так же быстро и уверенно потащат жука мимо муравейника.
Возможно, историки будущего скажут, что вторая половина ХХ ‒ начало XXI века стали такой же вехой в истории человечества как неолитическая революция. Впервые за десять тысяч лет процесс объединения людей сопровождается не увеличением, а снижением централизации. Впервые он достиг глобального масштаба. Именно в эти несколько десятилетий развалились все колониальные империи, но появились ООН, ВТО, МВФ и Интернет. При этом единая вертикаль власти в наиболее развитых странах расщеплена на несколько ветвей. Ослабление вертикалей сопровождается беспрецедентным ростом средней продолжительности жизни, увеличением благосостояния, масштабным строительством, взрывным ростом технологий и науки. Происходит качественный скачок в развитии, и всеобщая децентрализация является его неотъемлемым атрибутом. Мощнейший катализатор этого процесса — информационные технологии. Именно они способны предоставить в распоряжение людей лишённый единого центра управления и государственных границ инструмент коммуникации, который сделает ненужными большинство привычных для нас государственных структур, отняв у них немногочисленные полезные функции и обнажив их атавистический характер.
