- Таня! - вскрикнул Котов, теряя самообладание. - Я дурак! Простите меня!
- Нет, - как можно безжалостнее проговорила девушка, - все. Больше мне с вами не о чем говорить! Вы будете разворачиваться?
- Неужели я вас так отпущу?!
Котов, ощущая в себе смесь любви и ненависти к этому жестокому существу, готов был на крайние меры. Он потянулся к Тане, но получил такую оплеуху, что отлетел обратно на банку.
- Прочь! - рявкнула она, вбивая осиновый кол в самолюбие Котова. Слизняк, мокрица, дрянь! Не прикасайтесь ко мне! Вы думаете, что я вас умолять буду? Идите вы к черту!
И, ослепительно вспыхнув золотистыми волосами на полуденном солнце, Таня прямо в платье бросилась в воду. Брызги окатили Котова, промочили его майку и шорты. Он оторопело смотрел, как все его надежды и мечты уплывают в прямом и переносном смысле. Татьяна плыла так быстро, как не плавают мировые рекордсменки. Само собой, тут не обходилось без Тютюки.
Лодка, в которой сидел, пригорюнившись, пристыженный и "поставленный на место" Владислав, дрейфовала по глади озера. Котов переживал.
До того момента, пока Таня, проплыв метров пятьсот в рекордном темпе, не исчезла в прибрежных кустах, Котову казалось, что все это поза, каприз, кривляние. Когда она исчезла, Владислав понял: он одной фразой, возможно, погубил свой счастливый брак, своих законных детей, свою старость, наконец, ибо воочию увидел себя одиноким и забытым, никому не нужным. С другой стороны, его обуяла ярость. Бабы нынче пошли взбалмошные, дикие, без чувства юмора! Едва к ним начинаешь относиться по-человечески, как они начинают садиться на шею, изображать из себя бог знает что и вообще выпендриваться.
В ярости он погреб на свой берег, к лодочной станции, решив, что хватит джентльменства. Он убеждал себя, что все бабы - дряни и стервы, которых нужно брать тепленькими, а не вести с ними душеспасительные беседы. Едва привязав лодку и отдав весла заведующему, он широкими шагами двинулся к пляжу, рассчитывая найти там Сутолокину. Здесь он не собирался церемониться и был почти на сто процентов уверен в победе.
Однако Сутолокиной на пляже не оказалось, и Котов решил идти в корпус. За время переходов он несколько успокоился, поэтому, убедившись, что Сутолокина у себя в комнате, решил повременить с генеральным наступлением и зашел к себе, чтобы умыться, ополоснуться под душем, поменять промокшую и уже успевшую пропотеть за два дня майку...
В то время как под душем его страсть медленно остывала и в голову возвращался разум, по коридору почти крадучись шел Заур Бубуев. Он убедился, что его знакомые "по рыночным структурам" Колышкин и Лбов отправились на прогулку со своими кралями, и решил попытать счастья...
ГРЕХОПАДЕНИЕ СУТОЛОКИНОЙ
Александра Кузьминична на пляж не пошла, потому что опять разыгрались какие-то нервные боли во всех мыслимых и немыслимых местах. Позавтракав в присутствии Котова, послушав бабку и деда, она решила полежать, возможно даже поспать, так как ночь, проведенная без сна, все-таки сказывалась. Она действительно заснула и проспала почти все то время, что Котов путешествовал на лодке.
Проснулась Сутолокина от шагов, которые узнала сразу же. Она услышала, как Котов входит в свой номер, начинает мыться в душе. Едва подумав о нем, она тут же ощутила какой-то странный, веселый и бесшабашный настрой, который пропитал все ее существо.
"А вот сейчас встану, войду к нему и скажу, что он мне нужен!" прокатилась шальная мысль, заставив все тело испытать приятный ознобчик. Сутолокина даже не удивилась собственной смелости: "Господи, да что я, невинная девочка? Все бабы в отпусках гуляют, и мужики делают то же самое... Почему этим шлюшкам из тридцать третьего можно, а мне нельзя?" Оставалось только встать, но что-то мешало. Может быть, какой-то потусторонний, от плюсовиков идущий стыд, а может быть - нежелание покидать свою постель. Сутолокина прикрыла глаза, на секунду забылась, вспоминая сон. За эту секунду или, может статься, чуть больше, она успела пережить все заново, во всех деталях просмаковав тот восхитительный кошмар... Из забытья ее вывел легкий скрип открывшейся, а затем закрывшейся двери и тихий лязг ключа. Все еще находясь под впечатлением воспоминаний, она не сразу поняла, что все это уже происходит наяву. Сутолокина даже не открыла глаз, но услышала шаги. Мягкие, неуверенные. Александра Кузьминична тем не менее была убеждена - пришел Котов! Сердце пустилось в пляс от восторга, она учащенно задышала, не разжимая век, обратила лицо в потолок и, подавляя последние остатки стыда и смущения, прошептала одними губами:
- Пришел... Иди ко мне...
Сутолокина услышала - открыть глаза она по-прежнему не решалась горячее дыхание мужчины, шорох снимаемой рубахи, легкий стук сброшенных на пол кроссовок, бряцанье пряжки брючного ремня и опять шорох. Визитер явно остался в костюме Адама, не было никаких сомнений в серьезности его намерений. Но Сутолокина даже из любопытства не открыла глаз. Босые ноги прошлепали по полу, легкая простыня, по грудь прикрывавшая Александру Кузьминичну, неожиданно слетела на пол... Когда халат был распахнут, она успела еще подумать, не слишком ли старомодные на ней трусы, но это было уже не существенно: уверенные пальцы зацепились за резинку, и они съехали куда-то к лодыжкам. Матрас скрипнул под удвоившейся тяжестью, что-то мохнатое навалилось на Сутолокину...
Теперь, когда она слышала скрип своей кровати - точно такой же, как тот, что не давал ей спать всю ночь, - он казался ей едва ли не пьесой для виолончели, исполняемой Ростроповичем. Сутолокина заорала от восторга...
Как раз в это время Котов вышел из душа. Сквозь шум воды он не расслышал, разумеется, начальной стадии мероприятия, но восторженный вопль Сутолокиной мимо его ушей не прошел. Сперва он подумал, что дама кричит во сне. Однако уже через несколько секунд до него долетели звуки "скрипичной пьесы" и самодовольное рычание, испускаемое неизвестным мужчиной.
"Вот те на!" Котов даже сел на кровать от удивления. До него начало доходить, что он во второй раз - впрочем, скорее всего, в третий! - остался в дураках.
Тем временем в тридцать втором номере Сутолокина по-прежнему лежала с закрытыми глазами, предоставив себя в безраздельное владение гражданину, которого принимала за Котова. Гражданин этот отнюдь не сбрасывал темпа. Его можно было назвать стахановцем, ударником, долбящим отбойным молотком податливую породу.
Когда Сутолокина заголосила во второй раз, до Котова наконец целиком дошло, что он - полное ничтожество. Мало того, что сегодня дважды упустил Таню, так он еще и прохлопал совсем уж на все готовую бабу. Пока он, дурак, размышлял, стоит ли одерживать легкую победу, явился кто-то шустрый и одержал ее. Котова охватила ярость. Несколько раз он порывался выскочить в коридор, чтобы, вышибив дверь этой девичьей светелки, отдубасить всех, кто там находился. Впрочем, здравый смысл подсказывал, что подобная акция будет выглядеть смешно и нелепо, ибо Сутолокина, в конце концов, не его жена, не его любовница, да и вообще ничего конкретного ему не обещала. Лупить же счастливца, который был более решителен и вовсе не знал о намерениях Котова, было еще глупее.
Наконец Сутолокина открыла глаза и выскользнула из кровати... Вот тут она вынуждена была ахнуть еще раз, но уже не от восторга.
"Боже мой! - застывая от ужаса и стыда, безмолвно взвыла Сутолокина. Да это же обезьяна какая-то! Срам!"
Возможно, она вцепилась бы в небритую рожу Заура Бубуева, однако необходимость срочно забежать в душ была сильнее. По счастью, в горячей воде недостатка не было, и Сутолокина извела на мытье полфлакона шампуня, а также истерла немало мыла. Она ополаскивалась и под горячей водой, и под холодной, но, когда выходила из душа, ощущала себя выпотрошенной и вываренной в крутом кипятке.
На ее кровати, никуда не торопясь, лежал мохнатый и голый снизу доверху Заур Бубуев, очень довольный собой и жизнью.
- Слушай, как тебя зовут, а? - спросил он с максимальной нежностью, на которую был способен. - Такая женщина! Сколько тебе лет, слушай?
- Вон отсюда! - прошипела Сутолокина. - Немедленно убирайтесь!
- Зачем? - удивился Бубуев. - Не понравилось, да?
- Я сейчас вам голову расшибу! - Сутолокина взялась за спинку стула, но тут же сообразила, насколько глупо все получилось и насколько она сама виновата.
- Зачем голову, слушай? - развел руками Заур. - Я тебя бил, да? Насиловал, да? Сама звала: "Иди ко мне!" Я Валю искал, жену. Она горничная здесь, знаешь? Думал - тут. Дверь открыта, стучать не надо. Захожу - ты лежишь. Хотел идти - а ты говоришь: "Иди ко мне!"
Крыть было нечем. Сутолокина поняла, что вся вина лежит на ней. Желание бить Заура по голове прошло.
- Извините меня, - пробормотала она, - но все же уйдите. Я должна пережить, осмыслить то, что произошло.
- Пожалуйста, - великодушно согласился Заур, - скажи, как тебя звать, а?
