Потом взошли на борт сухогруза, который был полностью готов к взлету — ребята Гаспаряна потрудились на славу.
Потом был одновременный старт трех кораблей, которые расплескали непокорные океанские волны и вышли на орбиту.
И только там, когда они, игнорируя запросы диспетчеров, начали разгон, по ним открыли огонь.
Все-таки здорово, когда война ведется с соблюдением неких цивилизованных правил вроде условной неприкосновенности гражданского населения!
Один корабль взорвался. К счастью, пустой. Два других растворились в X-матрице. Вот такая военная лотерея. С неплохими, кстати, шансами — два из трех.
В Астропарсер сухогруза, того самого, мятежного, Салман забил X-координаты, которые выучил в свое время, когда проходил службу в дивизии особого назначения «Скорцени». Координаты седьмой планеты системы С-801, больше известной под названием Восемьсот Первый парсек.
Начиналось 12 марта 2622 года.
Глава 5
СТО ПЕРВЫЙ ВЫМПЕЛ
Март, 2622 г.
Город Полковников
Планета С-801-7 (код «Ямал»), система С-801
В Генштаб. В Совет Обороны.
Воздух!
Средства технической разведки подтверждают выход из X-матрицы крупных соединений флота Конкордии. Анализ солитонов Бруно-Левашова дает прогноз приблизительно на 120 вымпелов старших рангов. В настоящий момент предпринимаются меры по уточнению состава сил противника.
Начальник 5 отдела ГРУ ВКС контр-адмирал Ю. В. Воронин
Всем! Воздух!
Приказываю начать предбоевое развертывание.
Командованию: вскрыть красные пакеты. По флоту: сформировать боевые порядки на орбите в течение часа. По армии: выйти на подготовленные позиции для отражения десанта.
Генеральное сражение приближается. Приказываю держаться до последнего. Паникеров, трусов — расстреливать на месте. Командиров, проявивших слабохарактерность и отсутствие твердости в управлении вверенными подразделениями — отстранять и помещать под арест.
Не дрогнем перед лицом врага! Держитесь, товарищи! С нами Россия и Бог!
Главком Пантелеев
Нас подняли по тревоге в 5.27 утра 11 марта.
Как сейчас помню красные цифры на стенных часах казармы — 05.27.18 — когда я упал с верхней койки, гальванизированный сиреной. По привычке глянул поверх двери и запомнил навсегда.
Рядом с запозданием в секунду завозился Вениамин Оршев. Он вообще отличался заторможенностью (в простительном для истребителя диапазоне). Казарма грохотала десятками голых пяток, шелестела комбинезонами и вжикала молниями.
Так для меня началось генеральное сражение, известное теперь как Битва Двухсот Вымпелов.
В те вязкие секунды мы не знали, почему воет сирена, но ее звук привычно спрессовывал мгновения, заставляя ёкать печень, а надпочечники сифонить адреналином. Отчего тревога? Война — обычное дело. Кто же мог подозревать, что вот оно, началось! Что главное сражение войны на пороге и что в родную казарму мы вернемся не все?
«Три Святителя» принял нас в свое истерзанное чрево и ушел на орбиту.
«Три Святителя»? Именно так. Наш авианосец в спешном порядке заканифолили, признали годным к службе и — в бой.
Безрассудно?
Пожалуй, если в обычных условиях.
Но только не в то сумасшедшее время, когда на счету был каждый вымпел, способный поднять в космос стаю флуггеров. А что до штатного ремонта… Дорогие друзья, обратно наши чудо-драконы вернуться не рассчитывали, так что какой уж там ремонт! Когда перед тобой дорога в один конец — не до красоты.
О том, что клоны начали генеральное сражение, нас оповестили на палубе авианосца. Там, выстроившись перед нашими флуггерами, мы получили первые вводные. И отправились… на разведку.
Именно так. Война — это бесконечные переходы да рекогносцировки.
Но начну с начала. Для чего вернусь на пару недель назад.
Пролог генерального сражения получился очень утомительным. Бесконечные патрулирования. Бесконечное боевое слаживание эскадрилий. Часы и часы в компании техников и наших «Дюрандалей». Ваш покорный слуга так зазубрил том документации к флуггеру, что до сих пор могу цитировать его задом наперед, по диагонали и с любого места.
Тысячестраничный компендиум я (да и мы все) осваивал под руководством Андрея Грузинского. Напомню: это мобилизованный гражданский спец, светлая голова, один из локомотивов программы «Сталь-2». Той самой, что увенчалась созданием истребителя «Дюрандаль».
Ему активно помогал Фернандо Гомез — бывший коллега, пилот-испытатель господ Дитерхази и Родригеса.
Да, конечно, мы встретились. Мир летунов тесен, как ангар легкого авианосца.
Дело было в брюхе «Рюдзё», который нам выделили для развозов, пока «Три Святителя» подвергался всесторонней терапии. Низкие бимсы, тусклый свет, пахнет вокзалом — неуютный интерьер. Мы, группа пилотов, сидим на палубе с планшетами в руках и чешем затылки.
Я — старший, вроде как инструктирую молодежь. На самом деле вместе со всеми обалдеваю от информации, льющейся из уст Грузинского. Этот тонкокостный человек не был прирожденным лектором, но так увлекался, что легко перекрикивал гудение универсальной ремплатформы (это прямо напротив нас группа техников выдирала из плоскости «Горыныча» обломки клонской ракеты).
— Топливный дозатор устроен по револьверному принципу. В отличие от прямого, конвейерного, к которому вы привыкли на флуггере РОК-14 «Змей Горыныч», — заливался соловьем конструктор, — дейтериевые микрокапсулы подаются в фокус инициирующих лазеров вот из этого восьмикамерного барабана, взгляните на схему 24-бис. Двусторонний клапан-отражатель выполняет функцию отсечки подающей камеры от детонационной камеры и заодно является одним из эмиттеров электромагнитной ловушки, в которой и происходит подрыв заряда. Вы скажете, что привычный конвейерный дозатор надежнее…
Готов спорить, что девяносто процентов молодежи с ускоренных курсов первый раз слышали о такой штуке, как дозатор ТЯРД, так что «привычной» его конвейерная версия была разве что нам с Грузинским. И уж точно никто, в том числе я, не собирался оспаривать надежность нововведения.
В этот момент раздались гулкие шаги, смутно знакомый голос из прошлого поизвинялся «excuseme, perdoneme, простите», а потом на мое плечо легла рука и некто произнес:
— Господин Грузинский, я украду на пару минут вашего помощника?
— Я вам не господин, Гомез, — скривился мой тезка. — Впрочем, благоволите.
Я обернулся, поднял глаза и тут же вскочил, едва не уронив планшет о палубу.
— Фернандо!.. — тут я немного замялся, так как лезть обниматься было неловко, а простое рукопожатие не отвечало уровню эмоций.
— Я. Отойдем? — предложил пилот и крепко потряс мою ладонь, положив вторую руку на предплечье.
Он не изменился. Разве что еще больше похудел, хотя у кого из нас в те дни получилось располнеть? А так: шикарная полувоенная униформа с нашивками DiR, щегольской зачес, эспаньолка и черные смешливые глаза.
— Прибыл на усиление. Господа Дитерхази и Родригес прислали меня в нагрузку к «Дюрандалям», чтобы контейнер плотнее набить!
— Вот кого я рад видеть, так это вас! Я тут совсем зашиваюсь с новобранцами! — Я улыбнулся и даже прижал ладонь к сердцу, чтобы усилить накал искренности.
Мы отошли в сторонку.
Фернандо в обрамлении сварочных искр, бьющих за его спиной из борта потрепанного «Горыныча», кратко расспросил меня о новостях и о жизни. Я рассказал, а потом поинтересовался, какого дьявола он здесь забыл.
— Сейчас здесь очень опасно. Клоны того и гляди нагрянут, — закончил я.
— А, ерунда. Я испытываю новую технику и могу гробануться каждый день, — отмахнулся Гомез. — К тому же мне идут по контракту очень неплохие надбавки за риск. Или ты думаешь, что я к вам бесплатно? — Гомез подмигнул с отменным ехидством.
— Помню, помню. Цель жизни. Шале в Швейцарии, джакузи и две загорелые малышки с коктейлями? — Я засмеялся.
— Не в Швейцарии! На Корсике! И не шале, а пьяццо! — поправил тот и добавил хрусталя в звон моей радости, как сказали бы клоны, чтоб их цирроз забодал.
После, когда он удалился, а лекция закончилась, меня отозвал Грузинский «на поговорить».
— Аккуратнее с Гомезом, — сказал Андрей. — Фернандо корчит свойского парня, но на самом деле он — стукач концерна. И вообще, стукач по призванию. Он тут за мной приглядывает, на предмет невосторженного образа мыслей. Контракт с DiR у меня еще не отработан! И, готов спорить, уже договорился с Особым Отделом. Будет вам, пилотам, личные дела портить за малую мзду.
Да, инженер Грузинский пилота Гомеза не любил!
А мне что?
Я в концерне провел несколько увлекательных месяцев — там все на всех стучали, что ж теперь, кровью блевать? Кроме того, я не понимаю паранойи некоторых товарищей по отношению к ГАБ. Можно подумать, им нечем больше заняться, особенно здесь, на Восемьсот Первом парсеке, по сравнению с которым тюрьма сойдет за санаторий. А уж мое личное дело… знали бы вы, наивный товарищ Грузинский, что понапихали в него наши любимые органы!
