Я помолчал.
– Мужчина. Но – да, не уверен, что смогу защитить. Если настоящий мужик тот, кто свою даму сознательно тащит под пули и оставляет где ни попадя – тогда я согласен быть не настоящим.
Алька откинула волосы с лица.
– Уходи. Уходи, ладно? Давай расстанемся по-хорошему и не будем продолжать эту истерику.
– О’кей, я уйду. Как скажешь. Извини.
Сделал два шага, остановился на пороге:
– Я позвоню.
– Звони.
– И потом загляну.
– Заглядывай. Если будет к кому. Я спать хочу.
Алиана демонстративно зевнула и взяла в руки цепочку. Серебристый металл скользнул между пальчиками с длинными ногтями, покрытыми черным лаком.
– Пока.
– Прощай, Змей. Харьков большой, надеюсь, не свидимся.
Дверь захлопнулась. Я вздохнул. Не так все получилось, как хотел. Чертовски жаль.
Я спустился на один марш.
Уж лучше так. Пусть она на меня дуется, обзывает как угодно. Пусть. Главное – она сможет это делать. Живым вообще хорошо – они все могут.
Дверь подъезда открыта. В прямоугольнике видно летнее искристо-синее небо и кусочек пыльного газона. Пятиэтажка щурится окнами на восход. Воздух пока не пропитан солнечными лучами и не напоен жарой. Дышать легко, несмотря на тяжесть в сердце. Где-то в соседнем дворе шуршит метла. «Месье, вы сбиваете с ритма весь Париж!» Все, Змей, камертон теперь настроен по-другому.
Я прошелся вдоль дома и завернул за угол. Придремавшая на утреннем солнышке Дэйзи открыла один глаз, оглядела меня и вынесла приговор:
– Не удалось.
– Угу.
Я присел на «Кавасаки». Лера бросила мне пачку сигарет. Закурил. Сказал:
– Я пытался.
– Верю.
Она открыла второй глаз, потянулась так, что будь здесь кошки – мигом бы приняли ее за конкурентку.
– Не захотела слушать, – Дэйзи даже не задавала вопрос. Утверждала.
– Угу.
– Ты ждал этого?
Я молча сделал несколько затяжек.
– Угу.
– Какой ты сегодня красноречивый. А если бы раньше поговорил, как думаешь, что-то изменилось бы?
– Я и раньше с ней говорил, Лер. Ничего бы не изменилось.
Дэйзи пожала плечами и принялась искать зажигалку. Из узкого переулка, зажатого между деревянными заборами, вышла бабулька с канистрой и неспешно отправилась вниз, к источнику. Она неодобрительно покосилась на нас, но смолчала. Видимо, утро благостно действовало и на нее.
Я курил и думал, мог ли избежать этой сцены. По всему выходило – никак не мог.
Алиана – замечательная девушка, но уж очень романтичная. Услышав, что я собираюсь летом податься на заработки в Крым – тут же нарисовала себе шикарную картину трехмесячного отпуска. В ее мечтах мы должны были валяться на пляже Кацивели, Мисхора или Симеиза, время от времени окунаясь в прозрачные теплые волны. А когда бы нам это надоедало – ездили на байке по Крыму, завернули на Ай-Петри, в Алупку…
– Змей!
Я вздрогнул. Сигарета в руке рассыпалась пеплом. Я чертыхнулся и выбросил обгоревший фильтр.
– Задумался.
– Оно заметно.
Можно ли было объяснить девушке, что большая часть моего пресловутого «отдыха» – это не пляжи, море и шашлыки? Пыльные южные дороги, нещадное солнце над головой, а за спиной два-три автобуса с людьми. Сто, двести человек, за которых ты здесь и сейчас несешь ответственность. Не какие-нибудь железки или жестянки. Случись что с туристами – лучше оказаться застреленным, чем выжившим.
Крымские власти, в отличие от российских, с бандитами боролись по-настоящему. Среди татар стало неприлично нападать на автобусы: никто не режет дойную корову. А отдыхающих доили в Крыму профессионально. Часть денег мы надеялись получить как гонорар за нелегкую работу. Правительство не скупилось и выделяло деньги на охрану: каждый год в Крым съезжались байкеры – сопровождать автобусы из Акмесджита, Кефе или Акъяра на Южный Берег. По-настоящему серьезные нападения прекратились, но Крым все равно показывал неусыпную заботу о приезжих. Траты тем не менее частично оправдывались: с «Большой земли» заезжали гастролеры – потрошить эти самые автобусы. Лето обещалось жаркое, толпы людей хлынут в Крым. Работы будет много.
Я встряхнулся.
– Надумал что-нибудь? – поинтересовалась Дэйзи.
– Кажется, да. Не смог я убедить девушку, видевшую только курорты за папины денежки, – значит, не смог. Все, точка поставлена.
– Вот и молодец, – подытожила Дэйзи. – Где нас ребята ждут?
– На Одесской.
– Поехали.
На терминал в Сарайлы-Кыят мы приехали под вечер. Пригород Акмесджита бурлил: лаяли собаки, ревели моторы, с байков слезали пропыленные райды. Будущие коллеги – и до официального назначения конкуренты. А ведь только первые дни июня. С каждым годом сезон открывается все раньше.
Байки с трудом приткнули у заборчика возле колонки. От небольшого столбика с краном тянулся к решетке канализации темный потек с лужицами. Возле решетки стояли несколько байкеров, раздевшиеся до трусов. Они с хохотом поливали друг друга из садовой лейки. Закатное солнце играло в брызгах. Мягко наваливалась южная ночь. Орали цикады.
– Красота все-таки! – Юс вдохнул глубже. – Ребята, мы в Крыму!
– Ты никогда не бывал в Крыму, что ли? – спросила Дэйзи.
– Нет, конечно. Здесь живут злобные раскольники, предатели и ренегаты.
Ингвар вытаращился на Сашку. Тот молчал. Только в уголках его глаз начали собираться морщинки, и губы чуть-чуть подрагивали. Наконец, Юс не выдержал и рассмеялся.
– Ладно вам, шучу я. Хотя в Москве так некоторые говорят. Особенно некоторые папочкины соратники.
– Вот пусть там и говорят.
Дэйзи стянула с «Харлея» два кофра, чем тут же заинтересовала Юстиниана.
– Тяжело? Давай, помогу. Что это у тебя там?
– Не поверишь, Юс, вещи.
– Как вещи?
Дэйзи остановилась, сверкнула глазами.
– Так. Вещи. Я, конечно, «боевая подруга», но все-таки женщина. И потому там – вещи. Для юга. Специально.
– Ладно-ладно, чего кипятишься…
Я подмигнул Ингвару и пошел за ними в административное здание.
– Мест нет, – озадачила нас смуглая черноволосая дама.
– Совсем нет? – поинтересовался я.
– Совсем нет. Ты же видишь, сколько людей приехало. Всех нужно положить, накормить. Мало у нас места, строим вон летний терминал, но дело быстро не движется, да. Совсем мест нет.
– Понимаете, нам много места не надо.
– Ну как же не надо. Вам вон – три койки парням, одну – девушке. Надо поискать еще. Вон девушке трудно найти будет, мало их у нас. Скажи, красавица, к четырем девушкам в трехместный пятой пойдешь?
У Дэйзи вытянулось лицо.
– Нет. Лучше я с этими, – она кивнула на нас, – в одном номере.
Я перехватил инициативу:
– Милейшая ханум! Нам вовсе не нужно шикарных комнат. Мы – люди привычные, даже в Сибири ночевать приходилось. Нам всего-то надо комнатушечку и каких-никаких кроватей штуки полторы-две. Можно и без кроватей – на полу поспим, не проблема.
– Нет таких комнатушек! Все заняты, все. Вот шикарная комната найдется, но дорогая она, ой, дорогая!
– Сколько? – обреченно спросил я. «Шикарной комнатой» могло оказаться все, что угодно.
Хозяйка назвала цену. Проняло даже Ингвара, он умудрился выпустить кейс из руки. Железно лязгнуло.
Я махнул рукой ребятам. Наводя справки о Крыме, я советовался с Джоэлом, и тот первым делом сказал: «Торгуйся».
Через полчаса за спиной выросла небольшая очередь, в которой, по-моему, даже делали мелкие ставки: через сколько времени я сдамся и какая цена будет окончательной. Еще через десять минут я согласился взять ключ и выложил четверть озвученной ранее суммы.
«Шикарной комнатой» назвали обычный для гостиницы средней руки двухместный номер: с двумя кроватями, тумбочками и столом. Зеркал в полный рост, бра и кондиционеров, о которых вслух мечтал Юс, не было и в помине. Зато в номере оказался небольшой туалет с душем. И, если вспомнить байкеров с лейкой, это было действительно шикарно.
Я распахнул окно. В комнату ворвалась трескотня цикад и протяжный напев муэдзина:
Аллаху акбаруллаху АкбарАшхаду алля иляхе илля ллахАшхаду анна мухаммадаррасулюллах…
Да, мы в Крыму.
Спалось тяжело. Во сне я объяснялся с Алианой, причем на Ай-Петри. Почему мы там оказались, я не помнил, но зато прекрасно ощущал спиной металлическую треногу на вершине. Алиана требовала мести и настаивала, чтобы я в знак любви прыгнул в пропасть. Идея мне, мягко говоря, не нравилась.
Хорошо вмонтированная тренога вдруг подалась, и я полетел с вершины. Последние кадры – сверкающие карие глаза и крик.
Крик повторился. Подо мной. Окончательно проснувшись, обнаружил, что свалился с кровати и лежу на Юстиниане. Тот невнятно рассказывал, как я не прав.
