Что испытывал Иван Федорович Воловцов, позвонивший в двери небольшого двухэтажного особнячка и проведенный в гостиную служанкой в короткой юбке, напоминающей балетную пачку, — робость, запретное желание, — известно одному Всеведущему. В гостиной пахло папиросным дымом; несколько мужчин с пылающими ушами и щеками сидели смирно на стульях, стоявших возле стен, явно дожидаясь своей очереди, словно ожидая врачебного приема в какой-нибудь поликлинике или земской больнице.
Двое парней, одетых с шиком, явно из «фартовых», пили водку из стеклянного графина, закусывая ее квашеной капустой и солеными огурцами. Еще один молодой человек романтического вида сидел на канапе и тихо беседовал с рыжей девицей, непринужденно поглаживая ладонью ее шелковое колено и все время заглядывая в глубокое декольте.
— Вы совершенно правильно сделали, что зашли к нам, — услышал сбоку от себя ласковый и приятно-бархатистый женский голос Воловцов. — Не тушуйтесь, сударь. Ведь вы у нас впервые? Я угадала?
— Да, — не нашелся ничего более ответить Иван Федорович, обернувшись на голос.
— Проходите, присаживайтесь. — Обладательница приятного бархатистого голоса указала рукой на одно из двух кресел, стоявших по разные стороны небольшого столика, инкрустированного перламутром. На вид женщине было лет сорок, и по глазам было видно (по крайней мере, такому опытному человеку, как Воловцов), что за ее плечами — непростая жизнь, до того ей осточертевшая, что нынешнее ее состояние содержательницы публичного дома было если не раем, то пределом всех ее мечтаний. Очевидно, за бурно проведенную жизнь Прасковье Степановне Волошиной все же удалось прикопить деньжат и открыть свое заведение, приносящее доход и позволяющее уже самой выбирать, как и с кем ей жить…
— Вы правильно сделали, что зашли к нам, — повторила свою приветственную фразу мадам Жозефина и, посмотрев недолгим взглядом на Ивана Федоровича, добавила: — Холостой мужчина не должен быть обделен женским вниманием и лаской. Иначе у него могут возникнуть проблемы с мужским здоровьем, вы меня понимаете? — заглянула она в глаза судебного следователя. — Да, и разрядка вам, мужчинам, после службы просто необходима время от времени. Вы ведь только кажетесь сильными и несгибаемыми. А на самом-то деле вам, мужчинам, больше, нежели нам, женщинам, нужно телесное и душевное отдохновение. Иначе у вас кончается завод, как у механических игрушек, и вы становитесь попросту беспомощными…
— Со всем, что вы сказали, трудно спорить, — вынужден был признать справедливость слов держательницы публичного дома Воловцов. — А откуда вы узнали, что я холост?
— Знаете, — усмехнулась мадам Жозефина, но, как показалось Ивану Федоровичу, совсем не весело, — я содержу свое заведение уже семь лет. И по накопленному опыту вполне свободно могу определить, кто таков мужчина, зашедший ко мне «на огонек»: холост или женат, имеет связи с женщинами или боится их и не знает, как себя с ними вести. Я могу определить, есть ли у него друзья и привязанности, или его единственным другом является домашний кот Васька или цветастый попугай в клетке, с которым он разговаривает долгими и томительными для него вечерами.
— А кто таков я, по-вашему? — заинтересованно спросил Иван Федорович, явно не рассчитывающий встретить в таком заведении столь умную и мудрую женщину.
Прасковья-Жозефина на пару мгновений замолкла, разглядывая Воловцова, а потом сказала:
— Вы — явный холостяк, хотя следите за собой достаточно хорошо. Очевидно, к этому обязывает ваша служба в каком-нибудь департаменте, где вы занимаете не самую низкую должность. Но женской руки, например, в приготовлении вашего костюма для службы или на выход определенно не чувствуется. Стало быть, ни жены, ни служанки у вас не имеется… — Содержательница публичного дома продолжала разглядывать заинтересовавшего ее гостя. — Более того, женщины у вас не было достаточно давно, и вы с некоторой опаской относитесь к тому, чтобы заводить подобные знакомства, поскольку имеете привычку сильно привязываться к человеку, отчего потом чрезвычайно страдаете, и вам трудно и больно с ним расставаться. И еще: вас, очевидно, обманула любимая вами женщина, и вы просто, как огня, боитесь нового чувства. А, возможно, и не желаете его прихода, поскольку боль ваша совсем еще не утихла, а лишь притупилась. К боли ведь тоже привыкают, — немного печально добавила она. — Так что вы совершенно правильно сделали, что зашли к нам. У нас все по-честному: никто не обманет, не станет унижать вас и насмехаться над вашими чувствами и желаниями, какими бы они ни были, уж в этом будьте благонадежны. Более того, вас внимательно и даже вполне искренне и заинтересованно выслушают и приласкают вполне искренне… Знаете, сюда много ходит мужчин просто, чтобы отдохнуть. Только душой, понимаете? Поболтать с хорошенькой девушкой, ничуть не боясь козней с ее стороны и какого-либо подвоха. Некоторые и вовсе приходят поплакаться в жилетку. Очевидно, иных «жилеток» у них не имеется, хотя большинство из таких людей — именно женатые, семейные люди…
— Удивительное дело! — едва не воскликнул Иван Федорович. — Вам бы врачом работать по психологической части, платные консультации людям давать относительно жизненных перипетий и сложных ситуаций и обстоятельств. Или же идти в сыск. С вашим знанием людей и их типов вам цены не будет…
— Нет уж, увольте, — улыбнулась Прасковья-Жозефина. — Я, конечно, в какой-то степени помогаю людям, но полностью отдаваться этому делу вовсе не намерена…
— Почему? — поднял Иван Федорович взор на содержательницу публичного дома.
— Люди не стоят того, — твердо ответила мадам Жозефина, и ее взгляд сделался острым и почти жестким. — Ведь, по большей части, это злые, меркантильные, завистливые и гадкие существа, ищущие только пользы для себя и сугубо личной выгоды. Нет, — усмехнулась она одним уголком губ, — тратить годы своей жизни на людей и на помощь им я ни в коей мере не расположена.
— Ясно, — кивнул Воловцов и отчего-то тоже помрачнел. Верно, потому что сказанное Прасковьей-Жозефиной про людей было не так уж и далеко от истины…
— А какие у нас девочки! — продолжала та, явно гордясь своим персоналом. — Вы таких нимф нигде не найдете! По крайней мере, здесь, на Грачевке, да и на Сретенском бульваре тоже. Не говоря уж о подобных моему заведениях на Трубной и Головином переулках… Кстати, девочки у меня меняются каждые два года. Чтоб не надоедали нашим постоянным клиентам. Все на должном уровне. Никаких недоразумений с полицией, все законно, к тому же все мои девочки имеют заменительные билеты и медицинские освидетельствования по поводу венерических болезней. Так что можете не опасаться и оставить все сомнения за дверьми моего заведения…
Волошина на несколько секунд замолчала, глядя на Воловцова, отчего судебному следователю сделалось неловко. Похоже, он ей и правда нравился…
— А хотите, я предложу вам девочку, как раз из новеньких? — загорелась взором Прасковья-Жозефина. — Она пришла к нам всего неделю назад из дома свиданий Адольфины Поляковой, что на Сретенке. Зовут девушку Кити, она из столбовых дворянок…
Воловцов вскинул брови, что было замечено мадам Жозефиной и истолковано как недоверие.
— Не верите? — почти обиженно произнесла она. — И напрасно. И такое бывает… Кити у нас на особом счету. Я никогда не обманываю своих клиентов, поэтому со многими из них нахожусь в дружеских и даже доверительных отношениях. И вас я не намерена обманывать, поскольку вижу в вас человека серьезного, с которым, я надеюсь, мы подружимся, и вы станете у нас частым гостем. А постоянным клиентам у нас полагаются скидки…
— Ничего не имею против того, чтобы подружиться с вами, мадам Жозефина, — улыбнулся хозяйке веселого заведения Иван Федорович Воловцов, не зная, как приступить к расспросу об Иване Жилкине, желательно не раскрывая себя.
— Вот и славно, — улыбнулась Прасковья-Жозефина. — А что касается столбовой дворянки Кити Травиной, то она потомок знатного московского боярского рода Рюриковичей, правда, крайне обедневшего. Кити вот-вот освободится. — Она посмотрела на наручные золотые часы. — Еще четверть часа, и вы можете ее заангажировать. Изволите подождать?
Воловцов поерзал в кресле, что было воспринято Прасковьей-Жозефиной как некое недовольство и нетерпение.
— Ну, а если вы не желаете ждать, могу предложить вам нашу очаровательную малышку Натали, — произнесла содержательница публичного дома и прищурила глаза. — Натали у нас большая выдумщица на разные шалости и любовные кунштюки, так что вы гарантированно останетесь довольны. Так я ее зову?
— У вас очень прелестные часики, — неопределенно произнес Иван Федорович, затрудняясь с ответом насчет большой выдумщицы Натали.
