Харгуд поскреб свою заросшую челюсть.
— Ну, вообще-то, есть кое-что, хотя я по-прежнему считаю, что это чепуха. В общем, ты можешь пойти поговорить с доком Вонамейкером. Он живет рядом с Ашертоном на Седар-Крик-роуд. У доктора есть то, что он называет теорией в отношении этих исчезновений. Может, в этом и есть что-то, но лично я бы сказал, что доку на старости лет просто нравится рассказывать байки.
Доктор Вонамейкер, «Сильвестр П. Вонамейкер, доктор медицины», как гласила вывеска над крыльцом, был низеньким, лысым толстяком. Он мог бы показаться веселым и жизнерадостным, если б не загадочная непроницаемость взгляда за толстыми стеклами очков. Очки каким-то образом сильно меняли его внешность. Они придавали совиную серьезность его краснощекой физиономии, делая одновременно мудрым и неуловимо таинственным.
Дуга сердечно препроводили в старомодную гостиную, где он сразу же пустился в объяснения своего визита. Закончил он так: «Харгуд сказал мне, что у вас имеется теория по поводу этих исчезновений, и я подумал, что было бы неплохо поговорить с вами».
Вонамейкер издал смешок, сухой и, в то же время, горький.
— И, полагаю, Харвуд не преминул добавить, что у меня малость не все дома, а то и вовсе крыша съехала.
Дуг мягко заметил:
— Мнение Харгуда меня нисколько не интересует. Он ничего не знает, не имеет ни малейшего представления. Никто не имеет. У вас, по крайней мере, есть теория того, что может стоять за этими исчезновениями. Я пришел послушать вашу теорию как последнюю надежду, последнее средство, а не использовать ее, чтобы судить о вашей здравости.
![]()
Дугу показалось, что взгляд Вонамейкера сделался чуть более открытым, словно его слова сломали барьер сдержанности.
— Давненько я не слышал таких добрых слов, — тихо заметил Вонамейкер. Он резко потянулся за почерневшей, изогнутой трубкой, которая лежала на столе рядом с его креслом, и пару минут был занят тем, что набивал ее табаком. Наконец, поднял глаза. Он не зажег трубку, просто вертел ее в своих пухлых руках.
— У меня есть теория, да. Те, кто слышал ее, называют это глупой выдумкой, бредом сумасшедшего и парочкой еще более живописных определений. Но если у вас открытый, наделенный богатым воображением ум, не скованный прецедентом, ограниченным узкими пределами человеческого опыта, вы увидите, что моя теория имеет определенные возможности. Я говорю возможности. Я не берусь утверждать, что моя теория истинна, поскольку не располагаю фактами, которые дали бы мне такое право. Но как теория, как возможный ответ, она удовлетворяет всем условиях лучше всего того, что было предложено. Итак… вы слышали, без сомнения, о метеорите? Том самом метеорите?
— Который упал в саду Неда Джонсона на Кресси-стрит? Ну, да, конечно, — ответил Дуг. — Это было около двадцати шести лет назад, незадолго до моего рождения.
— До вашего рождения, — сказал Вонамейкер, — запомните этот момент. Тот факт, что метеорит упал до вашего рождения — до рождения всех тех, кто потом пропал — имеет огромную важность. Метеорит — вот ключ ко всему.
Я перескажу несколько фактов, которые более или менее общеизвестны; они установлены не мной, но людьми из гораздо более подходящих для этого отраслей науки. Метеорит состоял из какого-то неизвестного вида радиоактивной субстанции, заключенной в оболочку из никелесодержащего железа. Эта оболочка почти полностью сгорела, проходя через плотные слои земной атмосферы, но радиоактивная внутренность осталась нетронутой. Правда, она недолго оставалась радиоактивной: какой-то элемент в атмосфере или в земле стал причиной увеличения уровня радиации во много раз, за короткое время изменив ее на некий, похожий на свинец, материал.
![]()
Ученые, которые приехали исследовать метеорит, в конце концов, увезли его и поместили под стекло в музее университета. Но что-то осталось — что-то, что невозможно было забрать. Что-то, причинившее столько горя и страданий в последующие годы. — Вонамейкер подался вперед, глаза его за толстыми стеклами поблескивали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Будучи активным, метеорит испускал тяжелую радиацию, много тяжелее, чем рентгеновские лучи. Не думаю, что вам известно, какая работа была проделана с рентгеновскими лучами на фруктовых мухах. Но думаю, вы поймете, когда я скажу, что тяжелая радиация, излучаемая метеоритом, имеет способность изменять структуру генов и хромосом, носителей наследственных характеристик в плазме эмбриона человека. И каковы же результаты таких изменений? В подвергшемся подобному воздействию потомстве происходят мутации. Метеорит, — голос Вонамейкера снизился до шепота, — сделал это. Вызвал мутации. А насколько большим он был — вы видели воронку в саду Неда Джонсона?
Дуг быстро кивнул.
— Она была большая. Около десяти футов в ширину.
— Воронки больше нет, — с некоторым сожалением заключил Вонамейкер, — но в то время это было самой популярной достопримечательностью в Альдердейле. До того, как метеорит выкопали, до того, как он перестал быть радиоактивным, все жители города приходили посмотреть на воронку. Ваши мать с отцом были там, как и мать и отец Вики, как и матери и отцы всех остальных. Они еще не были женаты или, возможно, ждали более благоприятных материальных условий для рождения детей, но они приходили, и та жутко тяжелая радиация изливалась на них из воронки, вызывая изменения в клетках репродуктивных тканей.
Вы же слышали о монстрах. Монстры были мутантами, рожденными от родителей, чьи зародышевые клетки изменились под воздействием радиации, излучаемой метеоритом. Но не все дети родились пародиями на человеческие существа. Многие были нормальными… по крайней мере, внешне. На самом деле, они тоже были мутантами, но данный факт стал очевиден лишь много лет спустя по причине своего рода задержки во времени. — Вонамейкер посмотрел куда-то поверх плеча Дуга, и его губы растянулись в безрадостной улыбке.
— Всю свою жизнь я не перестаю изумляться изобретательности и предусмотрительности Матушки Природы. Как хорошо она обеспечивает тех своих детей, к которым благоволит! Растения и животные, которым оказывается предпочтение, прекрасно адаптируются к окружающей среде, снабжаются всей возможной помощью и поддержкой в постоянной борьбе за выживание. Вот послушайте — если среди монстров вдруг появится младенец сверхчеловек с физическими данными, значительно превосходящими физические данные обычных людей, будет ли он опознан как сверхчеловек?
Дуг заколебался.
— Ну, думаю, это будет довольно трудно определить.
— Именно! — воскликнул Вонамейкер, засияв одобрительной улыбкой. — Мало какие из монстров походили друг на друга физически. Если б среди них появился сверхчеловек, его просто приняли за очередного монстра. Его бы поместили в соответствующее учреждение за высокими заборами и надежными решетками до конца жизни. Или, если бы позволили жить в мире людей, его бы травили, преследовали, сторонились и издевались бы над ним.
Дуг потрясенно воззрился на доктора.
— Вы хотите сказать, что в результате радиации, испускаемой метеоритом, на свет появился сверхчеловек?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Да, — быстро ответил Вонамейкер.
— Но это кажется несколько притянутым за уши. Похоже на фантазию.
— С чего бы это? — спросил Вонамейкер. — Неужели вам никогда не приходило в голову, что когда-то очень давно мы сами были сверхчеловеками и вытеснили других существ более низкой человекоподобной расы? Мы тоже результат мутации. И помните, что радиация из метеорита постепенно сошла на нет, а это означает, что она перемещалась по широкой шкале интенсивности от высокой к низкой, и каждая степень интенсивности производила разные изменения в зародышевой плазме. Слишком ли невероятно предположить, что одна из этих степеней интенсивности породила сверхчеловеков, тогда как результатом других были всего лишь монстры?
