Наблюдая за их действиями, он получит материал не только для захватывающих корреспонденции, но и для целой книги. В мыслях уже рисовалось заглавие: «Я видел революцию». Да, к сожалению, он лишь ее очевидец, но не участник. А впрочем, есть ли большой смысл менять острое перо на пистолет, с которым он даже толком не умеет обращаться? Пропагандисты тоже необходимы. Кроме того, он надеялся быть полезным своим друзьям еще иным образом. Как журналист, он сможет иногда располагать важными сведениями. А кому из властей придет в голову, что революционеров информирует он, Жорж Шампион, которого эти близорукие жандармы считают чудаковатым охотником за сенсацией?…
В дверь постучали.
– Боже мой, господин Русениек! А я уже боялся, что вас, как и меня, арестовали.
Атаман пристально взглянул на Липа Тулиана и нахмурился. Пригласив его помочь перенести маузеры, он совсем забыл о том, что Шампион всегда называет его настоящим именем. Ну ничего, Лип Тулиан – свой человек.
Шампион все еще держал за плечи Атамана:
– Что бы я стал делать без своего верного источника информации?! Последние часы я страшно беспокоился за вас… Простите, кто с вами?
– Это Лип Тулиан. Свой человек!…
– Весьма рад, господин Тулиан!
Лип Тулиан пожал ему руку.
– Я не понимаю французского, – сказал он по-немецки.
– Извольте, извольте, я свободно говорю по-немецки! – улыбнулся Шампион. – Скоро заговорю и по-русски. Ругаться я уже научился у самого Регуса… Да, вы же, господа, не знаете самой последней новости. Я попал в тайную полицию! Представьте себе – меня допрашивали! Да еще как! Регус обещал расплющить мой нос в пятачок. Но он не подозревает, что в Париже мой нос стоит миллион… Кстати, я принес вам весть от господина Грома.
– Давайте сюда!
Атаман взволнованно прочитал письмо Грома. «Есть все же на свете настоящие люди! – подумал он. – Эх, как бы надо тебя освободить! За одно только ты можешь быть спокоен – с твоими мучителями мы рассчитаемся!»
Рассовав револьверы по карманам, Атаман и Лип Тулиан собрались уходить.
Атаман взял журналиста за руку:
– До свидания, Шампион! Большое спасибо вам!
Шампион смущенно улыбнулся:
– Полно вам, господин Русениек. Такой пустяк, эти маузеры!… Не стоит благодарности. Я с радостью сделал бы для вас гораздо больше. Если у вас будет какое-либо поручение, пожалуйста, всегда к вашим услугам!
– Верю, Шампион! Возможно, в другой раз. Пока что единственное, чем вы можете быть нам полезны, – сообщайте миру истинную картину событий… Пошли! – кивнул он Липу Тулиану.
Но Шампион вдруг преградил им дорогу:
– Постойте, постойте! Так просто вам не отделаться! А как насчет обещанной информации? – Он снова превратился в журналиста. – Моя газета выходит шесть раз в неделю, и наш главный редактор – сущий крокодил! Если каждый день я не буду скармливать ему определенную порцию строчек, он проглотит меня самого!
– Бомб вам пообещать не могу, – улыбнулся Атаман. – Но в ближайшее время произойдет событие, за которое редакция, полагаю, заплатит вам двойной гонорар.
Оставшись один, Шампион, довольный собой и всем миром, принялся шагать по комнате из угла в угол. Наконец он подошел к окну. И первое, что ему бросилось в глаза, – это широкая спина начальника тайной полиции Регуса. Отворив парадную дверь дома напротив, Регус вошел. И через минуту в одном из окон третьего этажа вспыхнул свет, впрочем тут же исчезнувший за опущенными шторами. Шампион задумался. Инстинктом журналиста он понимал, что за этими шторами прячется какая-то тайна…
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
свидетельствующая о том, что экспроприация – дело серьезное
1
– Привет, братцы! – раздался озорной петушиный голос.
Коля Двинской со своим хохолком каштановых волос и впрямь напоминал драчливого петушка. Трудно было себе представить, что этот семнадцатилетний подросток и есть тот самый Брачка, которого Атаман по искусству стрельбы считал себе ровней.
При виде посторонней женщины Брачка смутился, не зная, как себя вести. Потом набрался храбрости – была не была! – и стал рассказывать:
– Иду сюда, гляжу – наши с солдатами дерутся. Я скорей на помощь. Да сам знаешь, как там, – на десятерых одна пушка. Пришлось в Интерим-театре прятаться. На сцене поднялась пальба, а в зале тьма. Я сразу смекнул – окружили меня. Как свет в зал дали, гляжу – со всех сторон эти типы с оружием. Переоделись, гады, в штатское, поди разбери их. Орут: «Руки вверх!» А я прыг на сцену, пушку свою выхватил. Сейчас, думаю, закачу им представление. Да тут одному удалось сбоку ухватить мой маузер за ствол. Я на него дуло сворачиваю, а он на меня, пока вся орава не подоспела на помощь. Хотел выстрелить, да аккурат в этот момент какой-то гад чуть стукнул по стволу вбок, а пуля-то и прошила мне левую руку. Ну, думаю, влип! Да повезло мне – вывернулся и на улицу выбежал. На Пушкинском бульваре народищу пропасть. Такая паника поднялась, что я и сам-то малость струхнул. Ну я незаметно под какую-то телегу – юрк! А телега, на счастье, низкая, как у пивоваров, понял? Лежу и слышу – один шпик оправдывается: «Что поделаешь? Везучий человек, под счастливой звездой родился. Мы по нему больше двухсот патронов выпустили». Заливают, как всегда. Хоть лупили и покрепче, чем в театре, но больше сотни определенно не было! – И Брачка залился смехом.
Он ожидал, что Робис тоже развеселится, но тот молчал.
– Ну, что ты скажешь на такую штуку? – не отставал от него Брачка, которому страшно хотелось, чтобы его похвалили в присутствии красивой девушки.
– Только одно, – резко ответил Робис, – чтобы это было в последний раз!
– Понял, братишки…
– А разве тебе в Федеративном комитете не сказали, что теперь у тебя будет особое задание? Ты не имел права ввязываться в эту заваруху!
– Ну что ты за бессердечный человек, Робис!… – только сейчас пришла в себя Дина, потрясенная рассказом Брачки и еще больше – его разудалым тоном.
Казалось, Брачку веселят его приключения. Но Дина, которая сама недавно приняла боевое крещение, понимала, что горький юмор помогает боевикам выдерживать трудные будни борьбы и сохранять бодрость духа в самые трагические моменты.
– А бинт у вас тут найдется? – спросила Дина.
– Чепуха – царапина! – отмахнулся Брачка. – Знаешь-ка, лучше зачини дырку от пули в моем фраке. Весь свой капитал в него вложил. Как стал на Кузнецовке работать, каждый месяц от получки отрывал!
И все же он охотно позволил Дине сделать перевязку.
– Больно? – спросила девушка, заметив, что он как-то странно таращит глаза.
