жить посмертно стало суждено.
И теперь, когда так не хватает
твоего участья и тепла,
жизнь моя в твою перерастает,
и совсем неясно, чья прошла.
1984
РАСПЕВАНЬЯ
(Николай Тряпкин)
Коля Тряпкин вспомнился… К чему
он ко мне явился с ночевой,
извиняющийся, красногубый,
удивлённый, что ещё живой.
Оказалось, оба мы заики,
оба далеко не москвичи,
но зато в духовном переклике
были и щедры, и горячи.
Он завыл стихи – я удивился.
Начал я – и он, оторопев,
подхватил, – так на года продлился
двух провинциалов перепев.
За стеной литинститутский гений,
притомив подружек и вино,
в поисках высоких откровений
вламывался в мир через окно.
Долго не спускался сон к общаге,
и на голых койках мы вдвоём
с Колей Тряпкиным, два бедолаги,
ночь провыли – каждый о своём.
Нам на лютнях ангелы играли,
как, наверно, больше никому.
Жалко, все друзья поумирали –
что-то не поётся одному.
2000
СТЕПНЯК
(Владимир Цыбин)
Родительница-степь, увы, далёко,
ни плугом, ни судьбою не поднять
её целин, а уж по воле Бога
и мы уходим предков догонять.
Творящая, безудержная сила
ещё России послужить могла,
да время ей осанку покосило,
эпоха перемен с пути свела.
Любая власть казачество ломала,
отстёгивала, чтобы не казнить,
чем у себя самой же отнимала
возможность первородство сохранить.
И горько, что казак ни в труд, ни в сечу
не кинется, как в омут головой,
и я Володи Цыбина не встречу
на внуковской тропинке полевой.
2001
14 АПРЕЛЯ
(Светлана Кузнецова)
Это твой, ровесница моя,
день рожденья. Что же, сдвинем числа
около кувшина бытия,
запотевшего от стужи смысла.
Как ты с Богом там наедине?
Над какими безднами витаешь?
Что ещё, ворожея, и мне,
и России нашей нагадаешь?
Из небесной тайны ледяной
знак подав, по-прежнему печальный,
вечностью ты чокнешься со мной,
словно штучной рюмочкой хрустальной.
2004
ПОЮЩАЯ ТЕНЬ
(Булат Окуджава)
То ли сцену поделить и славу,
то ли сдуру, только цельный день
Окуджаву и «под Окуджаву»
исполняли все кому не лень.
К ночи он и сам возник в концерте,
чтоб напомнить хору о себе, –
в самоволку выскользнул из смерти,
заиграл судьбою на судьбе.
Эпигонов враз как не бывало,
а на всех телеэкранах – он! –
оттепели зябкий запевала,
звукоцвет глухонемых времён.
Позабыты дни надежд и страха
под ресниц и рук знакомый взмах.
И у тени, вышедшей из мрака,
тоже, тоже слёзы на глазах.
2004
ПЕСНЯ
(Анатолий Жигулин)
Жигулин петь любил и своедельной песней
брал сотрапезника в бесхитростную власть.
А чтобы слушателю было интересней,
ещё обсказывал, как песня родилась.
И в этом сочленении распева
и лагерной тоски, что он являл,
была такая жуть,
что никакой ни муж, ни дева
не выносили правды. Брал бокал
и обносил вином своё застолье,
где мне случалось обниматься с ним.
Делился с болью, словно хлебом-солью, –
колымским бытом каторжным своим.
19 марта 2008
Публикация В. Преловской
Чайки слов
Литература
Чайки слов
ЛИТРЕЗЕРВ
Евгения КОСТЮКОВА
ОСТРОВ
Глянцевым птицам – вишни.
жаль, не минуют мили.
Выжат закат и выжжен.
Нежность почти изжили.
В чаще лилово-рыжей
прячется грех незрячий.
Чаша всё ближе, ближе...
Сердце всё чаще, чаще...
Вышит на небе крестик
взлётной иглой несчастья.
Частью твоей да честью
стану в часы причастий.
Низко лечу, но знаю –
где-то кудрявый остров
ждёт не дождётся стаи
глупых моих вопросов.
МЕНЮ
А солнце смеётся в колодце стихов.
Свободна по Сартру.
Глазунья ромашек,
коктейль облаков –
мой завтрак.
Змея-электричка. Ушастый народ.
Кондуктор по следу
крадётся лисою.
Что ж, время ползёт
к обеду.
И люди на блюде тоски.
Жаркий шарм
уютного «по’лно».
Жасминовый чай,
разговор по душам –
вот полдник.
В другую вселенную окна икон.
Желудок всё уже.
Перчёный да сочный
ночной баритон
на ужин.
ПЕПЕЛ ДЕТСТВА
Мне снится улица акаций,
ленты-лица.
Моргает окнами стоглазый
дом-убийца.
И аромат от булочек с корицей
из бабушкиной кухни
льётся-длится.
Наш благодушно-душный улей –
горечь мёда.
Шары воздушные надули
(дань полёту) –
они на небо, словно души… Кто-то
нас изначально создал для заботы.
Змей вопросительный
чудил в молочном небе,
а восклицательный салют –
весне молебен.
Дожди сожгли босую память.
Светел
мой лепет детства,
обращённый в пепел...
ЛОХ-НЕССКОЕ ЧУДОВИЩЕ
От сна мощей не чую помощи.
Ночь – бесконечный парафраз.
Душа – лох-несское чудовище –
рычит весной в озёрах глаз.
Чешуйчатые крыши щерятся
на близость неба. Постоянно –
буханка хлеба. Щедрый царь
отсыпал соли, словно манны.
А чайник ласково посвистывал.
Кольчугою – кусачий плед.
Молчальником случайной истины
сижу на интернет-игле.
Расчерчен дом в смешные классики,
здесь чайки слов летят впотьмах
в страну, где солнечные классики
распяли вечность на часах.
***
Господи, помоги
сирой твоей букашке.
Сердце послушно ляжет
в люльку святой руки.
Господи, Боже мой,
дальше – одни туманы.
Сонная рань поранит
комнатной пустотой.
Господи, не серчай,
что обращаюсь редко.
Там, за стеной, соседка
мужу готовит чай.
А за другой стеной –
топотом детских ножек
счастье мгновенья множит.
Да старики кино
смотрят вдвоём, ворча,
на пестроту рекламы.
Ластится жизни пламень
к яблочным душам чад.
