было явно не так. Надо льдом, сгущая воздух, повисло напряжение.
— Что происходит? — Вика шнуровала коньки, слушая одновременно Мишу и Илью. Это болезненное состояние тренировочного процесса — всегда неспроста.
— Сегодня двое из старшей группы не пришли, а одну увезли родители домой прямо с хореографии. Температура.
Руки замерли и через секунду продолжили шнуровать коньки:
— Все люди болеют. Это осень, сказала Вика напряженно.
Григорьев молча кивнул. Ландау немного помолчал и ответил:
— Неудачный год они выбрали, чтобы простыть.
Паника карантинных мер для спортшкол в этом сезоне побила все мыслимые и немыслимые пределы.
Можно сколь угодно красиво рассуждать о силе духа, преодолении трудностей и сдерживании распространения вирусов, но фигуристы не умеют кататься на коньках по паркету, линолеуму или ковролину. Им нужен лед. И любой карантин для них — это конец нормальной подготовки.
С того дня как “Сапфировому” снова разрешили принимать спортсменов, взрослые, а вслед за ними и дети, казалось, пытались в его стенах даже не кашлять лишний раз. А тут сразу трое и с температурой слегли.
Веская причина для нервозности.
Виктория вышла на лед и позвала разминающихся:
— Послушайте меня. Я понимаю, что ситуация непростая, сделать мы с ней ничего не можем. Будем рассчитывать пока на лучшее. И просто делать все максимально хорошо и спокойно, пока нет никакой новой информации. Все! Работаем дальше!
Положила руку на плечо десятилетней девочке, которая стояла справа от нее и сказала:
— Злата, не уходи. Хочу посмотреть, как ты делаешь заход на тройной лутц, — именно его девочка пыталась выполнить, когда Вика шла вдоль трибун, направляясь к тренерской позиции. И лутц совершенно не получался.
Пока тренер наблюдала за спортсменкой и давала указания, подъехал Ландау и протянул ей телефон. Звонили из администрации министерства спорта. Неожиданные люди, не каждый день, прямо скажем, ей названивают от министров.
— Виктория Робертовна, мы узнали о ситуации, которая произошла у вас сегодня на занятиях. И хотели бы предупредить о том, что не стоит где-либо озвучивать подозрения о самом неприятном. Все дети иногда болеют, возможно, вирус будет несколько тяжелее обычной простуды, но, сами понимаете, раз на раз не приходится.
Виктория следила за первым чистым на сегодня выездом с лутца Златы. Молча подняла большой палец, показывая, что той все удалось.
— Да, мы тоже рассчитываем на лучшее, — произнесла в трубку Домбровская.
— Желаем спокойных тренировок и успехов в вашем деле, — отозвался голос на том конце провода.
Женщина молча смотрела на экран смартфона. “Интересно, однако. Ну, оно и к лучшему”.
Она подъехала к своему месту, чтобы положить телефон на стол у пульта. Проезжающий мимо Григорьев спросил:
— Что у нас хорошего?
— Мне только что сказали, что это всего лишь простуда, — улыбнулась Вика.
— Кто сказал? Тесты же еще не готовы? — удивился Михаил.
— Администрации министра спорта виднее, — хмыкнула женщина.
— То есть карантина не будет? — уточнил верный помощник.
— Судя по всему, карантина не будет даже если мы прямо тут на льду начнем падать от вирусной пневмонии и прочих сопутствующих штабелями, — пояснила Домбровская.
— Хоть какой-то плюс от чиновников. Нет, Яннис, не так!..
Мастер постановки прыжков штаба Домбровской поехал догонять Илвиса.
****
Вечер хлопотал над улицами Москвы, раскрашивая небо в цвета заката, создавая виды для последних завораживающих фото в золоте тополей и ясеней. В полуоткрытое окно сквозило предчувствием октября.
Вика свернулась калачиком на диване и невнимательно поглядывала на творящееся на большом экране в углу комнаты.
— Знаешь, Илюш, это все так странно. Ты много-много лет работаешь, но ты просто тренер. Делаешь свое дело, тебя толком никто не знает. Ну, кроме тех, кто непосредственно вращается в среде. А потом одним днем “щелк” и ты уже “желанный гость на всяких именинах”. И вокруг тебя телевидение, пресса, склоки и свары. А ведь ничего не изменилось: ты просто каждый день приходишь и делаешь то же самое, что делал десять, пятнадцать, двадцать лет назад.
Смартфон Ландау звякнул пришедшим новым сообщением:
— Радочка, — удивленно улыбнулся мужчина.
В сообщении не было ничего, кроме двух скриншотов из инстаграма. Переписка с доверенным лицом Сергея Вадимовича. Вика посмотрела через его плечо:
— Ну вот, и что с этим делать? Двоих им мало? Зачем им Рада? Она славная девчонка, но уже не про спорт.
****
Начало этого сезона для групп Домбровской ознаменовалось тем, что в их жизнь прочно вошел Сергей Вадимович Канунников, чемпион всего и вся начала этого века, который внезапно решил, что пришло его время тренировать. Да тренировать с размахом. С быстрой отдачей и большим выхлопом. Долгого пути в десятилетия, чтобы вырастить собственного спортсмена, Сергею Вадимовичу не хотелось. Хотелось быстрой славы. Именно поэтому на свою будущую незарастающую народную тропу корчевать деревца он взялся из Викиных запасов. Сбежали несколько предюниоров и пара юниоров. Неприятно, но не смертельно. Спрыгнули два тренера, зацепившись за более надежную и финансово приятную лодку “Льда и пламени”. Илюха тут же придумал аббревиатуру для конкурентов “липка”, а сбежавших звал исключительно “прилипалами”.
И все это было не слишком приятно, но рабоче, пока Лерин папа не сообщил, что дорога его дочери отныне тоже пролегает на каток “липок”. Валерия Смирнова, чудовище художественных презентаций и гений техники, летающая принцесса, иначе пресса девочку и не называла. Так у нее исчезла Лерка и потерялся на время, затосковав, Миша. Смирнову он любил, словно родную, больше, может, только Альку, его первую золотую девочку.
По мнению Вики, основным достоинством Леры было полное отсутствие страха и мозгов мозгов. Как женщина и мать печалилась Вика, видя, что уставший ребенок летит с очередного недокрученного лутца или ритбергерра. Во всем остальном — это не девочка, а упрямое бревнышко, которое никого не слушало и ничего не хотело, кроме своих полетов в вечность и неизвестность.
Илья становился бледно зеленым, когда тренировал ее дорожки и пытался научить красоте позы. Лерка — это вам не Рада, Лерку так просто красиво не поставишь: позеленеешь, побледнеешь и лишишься аппетита.
И все же Вика любила ее за стремление, идиотскую, никуда неприменимую мечту прыгать безумные ложности и крутить четверной аксель до нервного тика Домбровской и желания выйти покурить Григорьева. За фанатизм. За любовь к их общему делу. Пусть эта любовь и была совсем другой, не такой как у Вики, но это была любовь.
Ни Лерка, ни ее родители не прятались, не врали, что остаются. Папа-Смирнов в лоб заявил о планах. Папа тоже из породы бревнышек негибких, надо сказать, что придумал, то и топчет. Его девочке не додали внимания, не слушают ее пожелания. Они
