своими, и она ответила, даря ему последний поцелуй, а потом крепко обняв.
— Прощай, Хэнк, — она ещё раз заглянула в его глаза и тепло улыбнулась. Охотник растворился.
— Корделия, ты знаешь о том, что ты сумасшедшая? — негодовала Миртл. — Только ты могла достать бывшего мужика из преисподней, чтобы кому-то что-то доказать, — старушка сама не понимала, злится она или восхищается, осматривая улыбающуюся Корделию. Верховная легко рассмеялась, прикрывая рукой порез под ключицей.
— Я наконец-то отпустила его, Миртл, нам нужно был поговорить.
В этот вечер Делия уснула с улыбкой. Один гештальт закрылся. Теперь вновь есть силы бороться за планету.
Искушение
Я немножко, немножко устала. Но никак не могу умереть. А тебе всё мало и мало — заставляешь собою болеть.
Нас всех с детства учили милосердию и состраданию: помоги бездомным животным, переведи бабушку через дорогу, помоги маме занести пакеты с продуктами, дай монету бродяге на паперти. Нас всех учили быть добрыми и высокоморальными: не воруй, не издевайся над одноклассниками, не ставь себя выше других, не убивай. Вот только его ничему подобному не учили.
Он вырос в богатой, почитаемой семье. Их чету уважали, с ними заискивали, им открыто льстили, им целовали ноги при желании. И наконец, им всегда было позволено чуть больше.
Мать всегда внушала Дарену, что он особенный. Идеальный. Мама была моделью, папа — мультимиллионером, который был старше жены на двадцать лет, впрочем, умудряясь соответствовать ей внешне. Всё по классике. Джессика не раз говорила сыну, что, окажись он хоть на йоту уродливее, та просто избавилась бы от него. Но мальчик был неотразим: мраморная кожа, пухлые губы, хорошо сложенное тело с самого детства. Его родители были жуткими достиженцами, к тому же помешанными на прекрасном. Дом всегда должен быть чистым, цветы всегда должны быть свежими, слуги всегда должны быть красивыми. Нужно уточнить, что не обделённые интеллектом мама и папа, помимо внешней красоты, ценили и ум. Отчего с ранних лет у малыша Дарена были самые лучшие в своём деле гувернантки. Парню внушали, что он выше простой челяди, не видящей в двойках и потёртых джинсах ничего ужасного. Позитивно подкрепляли унижение недостойных и не жалели денег на его карьеру. У безупречных родителей должен быть соответствующий сын. Избалованный и залюбленный, он не терпел и малейшего неодобрения своих действий, крича на учителей за небольшое исправление в тетрадке. Дарен привык быть первым, единственным и неповторимым. Вот только под крылышком у родственников вечно не просидишь, а жалкие людишки вовсе не похожи на Джессику и Альберта. Нужно сказать, что обычно дети, выросшие в таких условиях, боятся родительского порицания, опасаются не оправдать чужие надежды, прячутся под маской величия. Но мистер Кинг не боялся ни того, ни другого. Будучи психопатическим типом личности, актёр не чувствовал ничего, кроме гнева, если кто-то не признавал его превосходства. Особенно тяжело было понять и принять социальные нормы. В своё время многие старшие объясняли ему, как поступать можно и как нельзя. Слово нельзя обычно было катализатором ко всему антисоциальному, что он когда-либо делал. Наркотики, насилие, грабёж, убийства. В шоу-бизнесе, благо, всё было дозволено при должных связях и деньгах. Когда Кинг понял, что не способен на сочувствие, не способен поставить себя на место другого человека, немного растерялся и даже попытался разобраться в своей природе, но решив, что так даже лучше, перестал отягощать себя правилами, навязанными обществом. Он не лицемер, как остальные. Захотел — взял, без оправданий. Просто потому, что он лучший. Милашка Делия считает, что у любого плохиша есть свои изломы, сделавшие его таким, но у Дарена их не было, он просто мудак, чем и гордится.
Милашка Делия. В первый раз он получил отказ в свои девятнадцать. Красавица Мэри была жестоко изнасилована в какой-то грязной подворотне. Он впервые не смог должным образом себя контролировать, действуя импульсивно. Смотря на избитое, безжизненное тело, мужчина чувствовал страх и…удовольствие. Безумное. Приятно лишать кого-то непослушного жизни, перед этим подминая под себя. И сейчас, спустя почти десяток убитых девушек, ведьма рискует стать юбилейной. Честно говоря, он просто так подмигнул ей тогда, просто так пофлиртовал. Дарен не заметил в Корделии ничего особенного в их первую встречу. Но холод и презрение, исходившие от мисс Гуд, заставили мозг разорваться от негодования и поклясться себе, что она будет принадлежать ему.
Актёр не был дураком и понимал, что убитая девушка повлечёт за собой и его смерть, не рисковал. Да и её не совсем хотелось убить. Скорее, понять, ощутить свет, исходящий от ведьмы, утонуть в нём и поглотить в итоге. Если такая неприступная, изысканная и гордая, она признает его, это станет лучшей похвалой в его жизни.
* * *
— Подожди минуту, — шёпотом произнесла Верховная, поднимаясь с постели, босиком шагая из комнаты. В очередной раз за стеной кому-то очень зазнавшемуся и колючему, но, бесспорно, сильному и взрослому, снился кошмар. Хорошо, что их комнаты были самыми далёкими. Иначе Делия не представляла, как бы мистер Лэнгдон, внушающий страх всем жителям убежища, оправдывался бы за свои выкрики по ночам перед их наверняка смеющимися лицами. Майкл должен благодарить свои кошмары, ведь они, в частности, говорили Корделии о том, что он человек, не позволяя возненавидеть его по-настоящему. Девушка приоткрыла дверцу, останавливаясь на пороге, на автомате пролепетала заговор, по традиции взмахнула ручкой и, убедившись, что Антихрист умиротворённо засопел, вернулась в свои покои.
— И как часто ты его успокаиваешь? — также шёпотом поинтересовался сидящий в кресле Эйден.
— Ну, раз в несколько ночей, — девушка пожала плечами, — только не говори никому об этом. Не будем портить всемогущему управляющему репутацию, — Корделия тихо хихикнула.
— Хорошо, — вторя её улыбке, ответил мужчина. — Ты, наверное, очень устаёшь от всего этого. Спасаешь кого-то, будто жить без этого не можешь, — подметил он с искренним сочувствием.
— Я, наверное, привыкла так. Мне всегда нравилось делать кому-то приятное. В детстве у меня сердце сжималось от вида уличного кота. Может… Не могу объяснить, — тяжёлый вздох. Страшно такое говорить, будучи через стенку от главного врага, но от её заклинаний он всегда крепко спал, — я чувствую себя полезной, пусть мне и не хочется этого признавать. К тому же, я действительно, к сожалению, слишком мягкая, мне сложно наказывать людей, я всегда стараюсь их понять.
— Делия, быть полезной, может, хорошо, но не во вред себе. Ты просто чудо, и без тебя, лично я, давно бы откинулся, но постарайся подумать о самой себе. У нас нет никого, кроме нас
