Студенты, конечно, знали профессора Хога. И нужно было видеть, с какой радостью молодежь приветствовала своего наставника и как долго, сердечно, беседовала с ним.
— Вы… здесь, господин Сильвиус?!
— Да, друзья мои!
— А мы-то думали, что вы спустились в Хардангер!
— И вы ошиблись: на самом-то деле я чуть было не спустился в Рьюканфос.
— О, теперь мы будем всем рассказывать, что встретили вас здесь, в Даале!
— Да, в Даале… с перевязанной ногой!
— К счастью, вы нашли надежный приют и хороший уход в гостинице фру Хансен!
— Да, лучшего и придумать трудно.
— Это верно, лучшего не бывает!
— А более славных людей вы когда-нибудь встречали?
— Никогда! — весело объявляли юные туристы.
И все они пили за здоровье Гульды и Жоэля, столь известных на Телемарке и за его пределами.
Профессор принимался описывать свое приключение. Он не скрывал, что был неосторожен. Рассказывал, кто и как его спас. И выражал искреннюю признательность спасителям.
— Если я пробуду здесь до тех пор, пока не выплачу долг благодарности, — добавлял он, — то моему курсу законоведения предстоит долгая отсрочка, друзья мои, так что можете гулять сколько вам угодно!
— Ах так, господин Сильвиус! — восклицала веселая компания. — Уж не прелестная ли Гульда удерживает вас в Даале?
— Гульда — прекрасная девушка, друзья мои, просто очаровательная, но, клянусь Святым Олафом, мне ведь уже шестьдесят лет!
— За здоровье господина Сильвиуса!
— И за ваше, юные мои друзья! Путешествуйте по стране, знакомьтесь с нею, учитесь, познавайте новое, развлекайтесь! В вашем возрасте любая погода хороша! Но только остерегайтесь тропы у Марииного камня! Жоэль и Гульда не каждый день бывают там, чтобы спасать неосторожных вроде меня!
Наконец гости удалились, оглашая всю долину шумным и радостным «Gog aften».
Два-три раза Жоэль вынужден был отлучиться из дома, чтобы сопровождать туристов при восхождении на Геусту. Сильвиус Хог порывался идти вместе с ним. Рана его на ноге уже начала затягиваться. Но девушка решительно запретила профессору слишком сильно утомляться, а уж когда Гульда что-либо запрещала, приходилось ей подчиняться.
И однако, любопытнейшая гора эта Геуста, чей главный пик, изборожденный белыми от снега трещинами, вздымается над густым ельником, точно седая голова над пышными зелеными брыжами.[77] А какой великолепный вид открывается во все стороны с вершины горы! На востоке виден округ Нюмедааль, на западе — весь Хардангер с его грандиозными ледниками, у подножия горы — извилистое ущелье Вестфьорддааля между озерами Мьос и Тинн, сам Дааль с его миниатюрными, словно игрушечными домиками и быстрым Мааном, который сверкающей змейкой вьется по изумрудно-зеленым равнинам.
Для восхождения на Геусту Жоэль уходил из-дому в пять часов утра, а возвращался к шести вечера. Сильвиус Хог и Гульда шли ему навстречу. Они поджидали его возле хижины паромщика. Сойдя с парома на берег и распрощавшись с туристами, Жоэль обменивался с встречающими сердечным рукопожатием, и они проводили втроем приятнейший вечер. Профессор все еще слегка прихрамывал, но никогда не жаловался. Похоже было, что он не слишком торопится выздоравливать или, иными словами, покидать гостеприимный кров фру Хансен.
А время бежало быстро. Сильвиус Хог сообщил в Христианию письмом, что останется в Даале еще на некоторое время. Слухи о его приключении в Рьюканфосе облетели всю страну. Газеты поведали о нем довольно красочно, а некоторые даже в драматических тонах. В результате на гостиницу обрушился целый поток писем, не говоря уж о газетах и журналах. И все их приходилось читать. И на все послания приходилось отвечать. Делать нечего, Сильвиус Хог и читал и отвечал, а в процессе этого обмена корреспонденцией имена Жоэля и Гульды обретали известность по всей Норвегии.
Однако пребывание в гостинице фру Хансен не могло затягиваться до бесконечности, а Сильвиус Хог все еще не определил, каким же образом вернуть долг признательности своим хозяевам. Со временем он начал понимать, что семья эта далеко не так счастлива, как ему показалось вначале. Нетерпение, с которым брат и сестра ежедневно ожидали почты из Христиании или из Бергена, их растерянность и даже печаль, когда они не находили в ней писем для себя, говорили о многом.
Наступило девятое июня. А о «Викене» по-прежнему никаких новостей. Он запаздывал уже на целых две недели против указанного срока! И ни одного письма от Оле! Ничего, что могло бы утешить исстрадавшуюся Гульду. Бедная девушка впала в отчаяние, и Сильвиус Хог часто видел следы слез на ее печальном личике, когда она входила к нему по утрам.
«Что же происходит? — думал он. — Они явно боятся какого-то несчастья, но скрывают это от меня. Неужели это семейная тайна, в которую не положено посвящать посторонних? Но разве я все еще посторонний? Нет, они так наверняка не считают. Что ж, как только я объявлю об отъезде, они, может быть, поймут, что их покидает искренний, настоящий друг».
И вот настал день, когда он сказал:
— Друзья мои, приближается время, когда я, к моему великому огорчению, должен буду с вами расстаться.
— Как, господин Сильвиус, уже?! — воскликнул Жоэль, не сумев совладать с волнением.
— Да, здесь, подле вас, время бежит незаметно! А ведь я в Даале уже семнадцать дней!
— Неужто?.. Семнадцать дней! — промолвила Гульда.
— Именно так, милое мое дитя, и отпуск мой подходит к концу. Я не хотел бы терять ни недели, если все же решу завершить мое путешествие, пройдя через Драммен и Конгсберг. И однако, если стортинг обязан вам тем, что ему не пришлось подыскивать на мое место нового депутата, то ни он, ни сам я не знаем, как отблагодарить…
— О, господин Сильвиус!.. — воскликнула девушка, пытаясь помешать ему говорить.
— Ну хорошо, хорошо, Гульда! Я понял, что мне запрещено говорить на эту тему, по крайней мере здесь…
— Ни здесь, ни где бы то ни было! — твердо заявила девушка.
— Пусть будет так! Здесь я себе не хозяин и вынужден подчиниться. Но вы и Жоэль должны непременно приехать ко мне в Христианию.
— К вам, господин Сильвиус?
— Да, ко мне, погостить в моем доме несколько дней, и, разумеется, вместе с фру Хансен.
— Но кто же займется гостиницей, если мы уедем? — спросил Жоэль.
— Когда летний сезон закончится, гостиница сможет и подождать. Итак, я твердо намерен приехать за вами в конце осени…
— Ах, господин Сильвиус, это будет очень трудно! — сказала девушка.
— Напротив, друзья мои, напротив, очень легко. И не вздумайте отказываться, я и слушать ничего не хочу. Я привезу вас к себе и поселю в самой красивой комнате, под присмотром моих старых слуг Кэт и Финка, вы будете жить там как мои дети, и тогда, быть может, скажете мне откровенно, что я могу сделать для вас.
— Что вы можете сделать для нас, господин Сильвиус?.. — откликнулся Жоэль, глядя на сестру.
— Да, братец!.. — сказала Гульда, поняв его намерение.
— Ну так вот, господин Сильвиус, вы могли бы оказать нам величайшую честь!
— Какую же?
— Если это не слишком нарушит ваши планы, присутствовать на свадьбе моей сестры Гульды.
— На ее свадьбе! — вскричал депутат. — Как, разве моя милая Гульда выходит замуж? И я еще ничего об этом не знаю?!
— Ах, господин Сильвиус! — грустно промолвила девушка, и глаза ее наполнились слезами.
— Так когда же свадьба?
— Когда Господу Богу будет угодно вернуть нам ее жениха Оле! — ответил Жоэль.
Глава XI
И Жоэль поведал всю историю Оле Кампа. Сильвиус Хог, глубоко взволнованный этим рассказом, слушал с напряженным вниманием. Теперь он знал все. Ему дали прочесть последнее письмо жениха, где тот извещал о скором приезде. Но Оле не вернулся. Какая же тоска, какие страхи должны были довлеть над всей семьей Хансен!
«А я-то воображал, что живу среди счастливых людей!» — думал Сильвиус Хог.
