— Конечно, существовали, — сказал Ипсевас.
Он крякнул, а затем продолжал:
— Я полагаю, тебе любопытно узнать о тех днях, но я мало что могу рассказать тебе. Это было слишком давно, слишком много праздных дней. Дней, веков, тысячелетий — один Господь знает. А также слишком много выпито.
Весь остальной день и часть ночи Вольф пытался выкачать из Ипсеваса все, что он знал, но мало что получил за свои хлопоты. Заскучавший Ипсевас выпил половину своего запаса орехов и, наконец, захрапел. Из-за горы пришел зеленовато-золотой рассвет.
Вольф уставился на воду, такую прозрачную, что он мог видеть сотни тысяч рыб фантастических очертаний и роскошных цветов. Из глубины поднялся ярко-оранжевый тюлень, существо, похожее на живой бриллиант. Рванул назад отброшенный тюленем спрут с пурпурными жилами. Далеко внизу появилось на секунду что-то огромное и белое, а затем нырнуло обратно на дно.
Вскоре до Роберта донесся рев прибоя, и показалась тонкая белая линия пены у подножья Тайяфайявоэда. Рора, казавшаяся такой гладкой на большом расстоянии, была изломана трещинами, выступами и пиками, вздымавшимися откосами и замерзшими каменными фонтанами. Тайяфайявоэд все рос и рос, и, казалось, он висел над миром.
Вольф расталкивал Ипсеваса, пока зебрилла, стеная и бурча, не поднялся на ноги. Он поморгал покрасневшими глазами, почесался, откашлялся, а затем протянул руку за новым пуншорехом.
Наконец, по настоянию Вольфа, он так вырулил рыбу-парус, что ее курс шел параллельно подножью горы.
— Я когда-то был знаком с этим районом, — сказал он. — Некогда я думал влезть на гору, найти Господа и попытаться…
Он помолчал, почесал голову, вздрогнул и закончил:
— Убить его! Бот! Я знал, что могу вспомнить это слово. Но это было бесполезно. У меня не хватило духу попробовать совершить это в одиночку.
— Теперь с тобой я, — заметил Вольф.
Ипсевас покачал головой и выпил еще.
— Теперь — не тогда. Если бы ты был со мной тогда… Ну, что толку болтать? Ты тогда еще даже не родился. Тогда еще не родился и твой пра-пра-пра-дед. Нет, теперь уже слишком поздно.
Он молчал, занявшись проводом рыбы-паруса через отверстие в горе.
Огромное создание внезапно отклонилось от курса. Парус сложился у мачты из жесткого, как кость, хряща, тело поднялось на огромной волне, а затем они оказались в спокойных водах узкого, крутостенного и темного фиорда.
Ипсевас показал на ряд неровных карнизов.
— Воспользуйся ими. Ты можешь забраться далеко. Насколько далеко — не знаю. Я устал, натерпелся страху и возвращаюсь в Сад, чтобы никогда не вернуться, я думаю.
Вольф уговаривал Ипсеваса. Он сказал, что ему очень даже понадобится сила Ипсеваса, и что Хрисенда в нем нуждается. Но зебрилла покачал своей массивной головой.
— Я дам тебе свое благословение, чего бы оно ни стоило.
— А я благодарю тебя за то, что ты сделал, — сказал Вольф. — Если бы ты недостаточно сильно хотел прийти мне на помощь, я бы до сих пор качался на конце веревки. Может быть, мы снова встретимся с тобой. Вместе с Хрисендой.
— Господь слишком могуч, — ответил Ипсевас. — Неужели ты думаешь, что у тебя есть шанс против существа, способного создать свою собственную личную вселенную?
— У меня есть шанс, — сказал Вольф. — Покуда я борюсь, шевелю мозгами и имею некоторое везение, у меня есть шанс.
Он спрыгнул с палубоподобной раковины и чуть не поскользнулся на мокром камне.
— Дурное знамение, друг мой! — крикнул Ипсевас.
Вольф обернулся и, улыбнувшись ему, прокричал в ответ:
— Я не верю в знамения, мой суеверный друг-грек! Пока!
Глава V
Он начал восхождение и не останавливался, чтобы посмотреть вниз, пока не прошло около часа. К тому времени большое белое тело гистоихтиса стало тонкой, бледной нитью, а Ипсевас — только черной точкой на его оси. Хоть он и знал, что его нельзя разглядеть, он помахал Ипсевасу и возобновил восхождение.
Еще час карабканья и цеплянья за скалы вывел его из фиорда на широкий карниз на поверхности утеса. Здесь снова засиял яркий солнечный свет. Гора казалась столь же высокой, как всегда, а путь был таким же тяжелым. С другой стороны, он не казался более трудным, хотя радоваться было не из-за чего.
Руки и колени у него кровоточили, подъем утомил его. Вольф сперва собирался провести ночь тут же, но изменил свое решение. Покуда есть свет, ему следует им воспользоваться.
Он снова гадал, был ли прав Ипсевас насчет того, что гворлы, вероятно, выбрали этот маршрут. Ипсевас утверждал, что там, где море врезалось в гору, были и другие проходы, но они были далеко. Он искал признаки того, что гворлы прошли этой дорогой, но ничего не нашел. Это не означало, что гворлы выбрали другую тропу — если эту рваную вертикаль можно было назвать тропой.
Спустя несколько минут Вольф вышел к одному из деревьев, росших из самой скалы. Под его кривыми серыми ветвями и пестрыми коричнево-зелеными листьями валялись пустые ореховые скорлупки и сердцевины плодов.
Они были свежими. Кто-то не слишком давно останавливался позавтракать.
В ореховых скорлупках осталось также достаточно мяса, чтобы он мог полууспокоить сосание под ложечкой.
Остатки плодов дали ему так необходимую влагу.
Шесть дней он лез на гору и шесть дней отдыхал. На поверхности этого перпендикуляра существовала жизнь, на карнизах, из пещер и трещин росли маленькие деревья и большие кусты. Изобиловали птицы всех видов и много мелких животных, которые кормились ягодами, орехами или друг другом. Он убивал птиц камнями и ел их мясо сырым. Он обнаружил кремень и сделал грубый, но острый нож. С его помощью он смастерил короткое копье с деревянным древком и другим кремнем в качестве наконечника.
Он стал худощавым и твердым от толстых мозолей на руках, ногах и коленях, борода у него удлинилась.
На утро седьмого дня Вольф взглянул с карниза и прикинул, что, должно быть, находится по меньшей мере в двенадцати тысячах футов над уровнем моря. И все же воздух не был ни разряженнее, ни холоднее, чем когда он начал восхождение.
Море, достигавшее по меньшей мере двухсот миль в поперечнике, выглядело, словно широкая река. За его пределами была грань края мира, Сад, из которого он отправился в погоню за Хрисендой и гворлами. Она была такой же узкой, как кошачий усик, а за ней — только зеленое небо.
В полдень восьмого дня он наткнулся на змею, питавшуюся мертвым гворлом. Сорока футов длиной, она была покрыта черными пятнами-ромбами и алыми печатями Соломона. Выстроившиеся по обеим бокам ступни росли из тела без ног и были потрясающе похожи на человеческие. Челюсти были утыканы тремя рядами акульих зубов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
