— А эти, выходит, не настоящие? — сердито спросил Юра, потому что ему показалось, что Тэн слишком уж загордился своей Розовой землей, и своими ребятами, и своими школами. Пусть, конечно, у них так все здорово, но задаваться этим все равно не стоит. Даже космонавтам. И даже не простым, а голубым.
— Нет, зачем же… Тоже настоящие, но они — общие. А у нас науки более… точные, что ли. Возьмем химию. У нас в школе химия не одна. У нас и органическая, и неорганическая, и физическая, и квантовая. А каждая из этих химий разделяется еще на отделы. Вот так и идет изучение.
— И у всех так?
— Конечно! Только ведь изучение изучением, а практика практикой. Изучаем химию — и сразу работаем возле приборов и установок.
— Это в семь-то лет? — воскликнул Юрий.
Тэн долго смотрел в его возбужденное, недоверчивое лицо и с достоинством, но чуть-чуть с сожалением ответил:
— Я же тебе говорю, что человека нужно не только учить. Человеку нужно доверять! У нас научились доверять. Даже семилетним. Даже пятилетним. Понимаешь?
— Это понятно. Но пятилетние у вас… Просто так учатся?
— Зачем ты так?… — с горечью протянул Тэн. — Ведь я же серьезно.
— Так и я серьезно.
— Нет. Даже пятилетние и восьмилетние на практике еще не работают, а вот десятилетние обязательно помогают студентам. А потом работают самостоятельно. Потому что их научили и им доверяют.
Нет, всего этого Юра еще не мог понять. Он чувствовал, что это здорово, когда тебе доверяют, верят, что ты настоящий человек и что ты способен на что-то дельное, хорошее. Но он не мог представить себе, что ему бы самому не то что в первом классе, а даже теперь, уже шестикласснику, вдруг доверили бы работу на каком-нибудь станке или приборе.
Выходило, что доверие не только дает, но оно и требует. Выходило, что доверие не только легкая и радостная вещь, но, оказывается, еще и серьезная, трудная обязанность. Выходило, что доверие мало заслужить, его нужно оправдать.
Ох сколько не то что нового, а, скорее, непривычного стояло за этими словами голубого человека!
Возникли мысли, что хотя и Пушкин, и Суворов, и Моцарт — это все гении, особые люди и, конечно, равняться на них нечего, потому что такие рождаются раз в столетие, но все-таки и самые обыкновенные земные люди могут добиться прямо-таки сказочных успехов.
Наверное, раньше Юра не согласился бы с этим и сказал Тэну: «Это все фантастика!» Но сегодня сказать так он не мог. Не мог еще и потому, что уже подумал о том, что ведь во времена Пушкина, Суворова, Моцарта не было радио. Не было телевидения. Не было машин. Настоящей химии.
Так как же можно и нужно учиться теперь? Да, Юра все-таки понимал — Тэн прав. Начинать учиться можно и нужно гораздо раньше, чем это делается до сих пор на Голубой земле. Пожалуй, если честно, так он уже потерял целых три года. Ведь он научился читать еще в детском возрасте, когда ему было пять лет. Хотел — читал, не хотел — не читал. Потом, в школе, его заново начали учить азбуке, умению читать по слогам. Ясно, что учить то, что уже знаешь, — смешно. И Юрка не учил. Он баловался на уроках, на переменках, дома. А учительница все равно ставила ему четверки или пятерки, потому что он-то ведь знал то, чему его учили. А ведь отметки ставят не за красивые глаза, а за знания.
Ну, а потом, во втором классе, ему казалось, что знания даются просто так. Ни за что. А отметки ставятся за то, что знал уже раньше. Наверное, поэтому ему все время не хватало каких-нибудь получаса, чтобы выучить уроки, пятнадцати минут, чтобы решить неполучающийся пример. Так и вышло, что вместо четверок и пятерок он стал получать уже тройки, а потом и двойки. А учительница стала ругать его и называть лодырем. А сам Юрка это не чувствовал. Просто он по-прежнему был таким, каким бывал и в садике, и в первых классах школы. А вот требовали с него уже совсем по-другому, не так, как в садике или в первом классе. И это казалось несправедливым. Он думал, что к нему придираются.
Из-за того, что учительница «придиралась и не давала жизни», Юрка то злился на нее и совсем не делал уроков: решал, что он все равно уйдет работать, а рабочему человеку очень уж больших знаний не требуется и, значит, можно не учиться. А то, наоборот, как бы мстя учительнице, вызубривал уроки и со злостью отвечал ей на четверку, а то даже на пятерку. Но вызубренное быстро забывалось, а любви, уважения к таким знаниям не оставалось.
В пятом классе пошло еще хуже. В пятом классе был уже не один, а несколько учителей и учительниц. Отговориться тем, что к нему придираются, Юрка не мог: причин для придирок у новых учителей просто не было. А двойки в Юркином дневнике были, и отец, раньше немного веривший и придиркам учительницы, и невезению, и вообще всяким Юркиным отговоркам и оправданиям, теперь верить отказался. Он сказал прямо:
— Ты лодырь. Я в твои годы…
И пошло, и поехало!
Вот почему Юрий вздохнул еще горше: что ни говори, а доверие — вещь хорошая, если… Если самому хочется оправдывать это доверие. А если не очень хочется, так лучше пусть без доверия… Как-нибудь уж по старинке… Как на Голубой земле…
И в то же время ему страшно, до колик в сердце захотелось, чтобы ему доверяли. Поручали сложные и ответственные дела и требовали, чтобы он во что бы то ни стало выполнил их. Вот как космонавты…
Наверное, потому, что Юрий уже понимал: учили его и сам он учился в прошлом так, что равняться теперь с голубыми людьми ему было трудно, а признаться в этом, когда стало совершенно ясным, что они Юркины ровесники, было просто невозможно. Юрий попытался найти последнюю лазейку. Даже не лазейку. Он и в самом деле не очень верил тому, что видел.
— Слушай, Тэн, может, ты скажешь, что вам доверили весь корабль?
— Конечно! — ничуть не смутился Тэн.
Это становилось прямо-таки интересным: Тэн явно врал напропалую. Юрка ехидно улыбнулся и спросил:
— И, кроме вас четверых, на всем корабле нет ни одного живого человека?
— Конечно!
— И с вашей земли никто не управляет вашим кораблем?
— Конечно! — все так же уверенно ответил Тэн и наконец заметил ехидную Юркину улыбку. — Ты, кажется, не веришь? А почему? Разве я или кто-нибудь из наших тебя обманывал?
— Не в этом дело, — уклончиво протянул Юра. — Не в этом дело…
— А в чем?… — И потому, что Юрий жался, кривился и недоверчиво покачивал головой, Тэн рассердился: — Что ж ты молчишь? Говори напрямик. Ты нам не веришь?
— При чем тут не веришь… Но, понимаешь, я же сам слышал, как кто-то объявлял тревогу… Предупреждал… И голос был, по-моему, взрослый.
— Так тебе же говорили, что это действуют роботы. Следящие роботы. Говорили или не говорили?
Сейчас Юрий уже не помнил — говорили ему или не говорили о роботах, но в душе он уже согласился с тем, что при таком положении дел и при такой технике и в самом деле должны работать, предупреждать и действовать роботы. Иначе зачем же тогда и космическую технику выдумывать?
Но был еще один хитрющий вопрос. Такой хитрый и с такой подковыркой, что Юрий не сразу решился задать его. А когда решился, то еще долго не знал, с чего начать.
Пока Тэн кипятился и рассказывал о том, какие роботы есть на корабле — расчетчики, следящие, обучающие, информирующие, оценивающие, предполагающие, разведывательные и многие-многие другие, — Юрий наконец придумал подход к самому важному вопросу:
— Тэн, а сколько… сколько лет вы в пути?
— Мы? В пути? Уже шестой год…
Тут Бойцов не выдержал и рассмеялся — облегченно и очень ехидно. Вопрос с подковыркой оправдал себя.
— Ты чего смеешься? — удивился и немного обиделся Тэн.
Юрий смеялся все громче и раскатистей. Он крутил головой и даже хлопал себя по коленям, хотя это было и очень трудно — силы притяжения, или, научно говоря, силы гравитации, прижимали его в мягком кресле-кровати и наливали тело если не свинцовой, то во всяком случае чугунной тяжестью.
Тэн недоумевающе смотрел на Юрия, потом вдруг улыбнулся и тоже рассмеялся.
— Так. Пожалуй, ты прав, — сказал он, и Юрию сразу расхотелось смеяться.
— Почему я прав?
— Потому что со стороны и в самом деле наше положение выглядит смешным.
— Какое положение? — уже серьезно спросил Юрий.
— А такое, что нам всем по двенадцать лет, а мы летим уже шестой год.
— Почему же это смешно? — насторожился Юрий.
— Ну, нам это не смешно. У нас это в порядке вещей. А вот для людей с других планет это может показаться и смешным.
Тэн объяснил это таким тоном, что Юрий даже покраснел и буркнул:
— Только ты не очень задавайся, ты лучше расскажи.
— Что тебе рассказать?
— А вот это: почему вам понятно, а людям с других планет не понятно?
— Потому, Юрочка, что с нашей Розовой земли космонавты вылетают в свои первые дальние путешествия не в двадцать или тридцать лет, как у вас на Голубой земле, а в семь-восемь лет.
